Александр Гиндин

– Александр, уже можно подвести предварительные итоги. Как показали себя юные музыканты?

– Я глубоко убежден в том, что конкурс начинается в финале. Детский конкурс он, по сути, ничем не отличается от взрослого. Сейчас в жизни такая конкуренция, что в двенадцать-тринадцать лет ребята хорошо понимают, что нужно, для того чтобы выиграть. Когда я смотрю в буклете их биографии, то удивляюсь, насколько много заслуг и насколько люди уже опытны. Тем не менее бывает эйфория, когда человек проходит в финал и ему кажется, что конкурс он уже выиграл – ничего подобного. На самом деле вот тут-то все и начинается.

– Кому при судействе отдаете предпочтение: тем, кто играет с чувством, но может ошибаться, или тем, у кого технически безупречная игра?

– Ошибки – это дело десятое, это действительно нервы и везение. Но опять-таки во всем есть здравый смысл. Конечно, ошибки портят впечатление, играть нужно качественно, с этим поспорить трудно. Но с этим спорить и не надо, потому что все играют на самом деле очень качественно, поражает технологический уровень подготовки. Также удивляет моральная выдержка этих ребят. Так получилось, что на этом конкурсе я сижу в жюри, а они по ту сторону. Но пройдет совсем немного времени, и, может быть, они тоже будут сидеть в жюри. Но раз уж так получилось, что я сужу, по-моему, самое честное – руководствоваться своим собственным музыкальным вкусом. А задача дирекции конкурса уже правильно выбрать тех, кто судит, чтобы их мнения были адекватными. Мне кажется, правильным то, что конкурсов у нас сейчас много. В связи с этим фатальность ошибки решения жюри конкретно на этом конкурсе немножко снижается. Условно говоря, если ты слетаешь сегодня, то ты можешь выиграть завтра, не все потеряно.

– Это не может перерасти в своего рода спортивную гонку?

– Для этого существует педагог, но только не нужно ставить свои амбиции выше таланта собственного ученика. Талантливый педагог знает слабые и сильные стороны личности своего ученика, даже если это молодая личность. И только педагогу решать, когда двигать вперед, а когда приостановиться и оглядеться.

– Путь к признанию, к возможности выступать на концертах открывает в основном конкурс?

– Вообще, рассчитывать только на конкурс, чтобы состояться в профессии и быть играющим музыкантом, - это ошибка, конкурс одно из средств и одна из многих важных составляющих, но далеко не единственная, которая делает карьеру музыканта. Конкурс – это предприятие, похожее по организации на концерт, конкурс делается не только для участников, он прежде всего делается для публики, это своего рода такое же шоу только с привлечением спортивного момента и соответственно с привлечением большего интереса публики, потому что народ спорт любит. Поэтому исполнителю не стоит переоценивать любого, даже самого мощного конкурса. Творческая жизнь гораздо больше и длиннее.

– Давно говорят об ускорении развития детей и подростков. Особенно это замечаешь на музыкальных конкурсах, когда за инструментом видишь маленького взрослого…

– Музыканты вообще быстрее взрослеют. Музыка взрослит, а иногда и старит. Вернее в каком-то возрасте она начинает молодить, а сначала она старит. И это, в общем, совершенно естественно. Во-первых, в силу того, что уже в шесть-семь лет они понимают, что такое профессия, они относятся к этому не как к увлечению. Люди знают, что такое работа, а работа, естественно, взрослит – это первое. А второе – это то, что они эмоционально соприкасаются с теми произведениями, которые играют, и прислушиваются к движению своей собственной души, потому что без этого нельзя играть ни на каком инструменте, это внимательный анализ и поиск своих собственных эмоций, что же взрослит человека больше, чем это?

– На этом конкурсе вы оцениваете профессионализм юных музыкантов. А в одном из интервью вы заметили, что сами больше общаетесь с коллегами старше вас. Достаточно вспомнить о легендарном дуэте с Николаем Петровым. В дальнейшем это помогает в сольных выступлениях? Как складывается подобный диалог поколений?..

– Сегодня я общаюсь с коллегами младше меня. Преемственность поколений в музыке очень важна. Профессия наша очень индивидуальна и эгоистична. И если еще и сам человек будет таким же, то получится что-то нездоровое. Поэтому, мне кажется, музыкант должен стремиться к тому, чтобы общаться со старшими и младшими. Другой же вопрос относительно дуэта. Дуэт – это дыхание вместе. Дуэт может как раз состояться тогда, когда два музыканта одного или двух разных инструментов, несмотря на свою разность в возрасте, близки по духу, по пониманию музыки, по прикосновению к инструменту, по чувству фразы, фразировки. В дуэте «я – учитель, ты – ученик» быть не может, это противоречит дуэту априори. Преемственность поколений она как раз в педагогике, но и то, и другое важно. В частности, Николая Арнольдовича я считаю своим втором профессором наравне с Михаилом Сергеевичем Воскресенским. Я учился у Николая Арнольдовича по принципу: делай, как я. Правда, он сам так никогда не считал, поэтому наш дуэт был жив и продолжался столько лет. Я так считал, а он нет. Когда старший по возрасту или по заслугам музыкант в дуэте, в квартете начинает осознавать, что он старше, а другие младше него, то здесь в общем-то камерное музицирование закачивается и начинается мастер-класс.

– Александр, я слышала, о достаточно абсурдной ситуации – о возникшей у вас проблеме с трудоустройством в Московскую консерваторию…

– Так устроена система кадров в консерватории: на лето там дается такой отпуск-увольнение, и осенью каждый раз тебя берут на работу снова. Но выяснилось, что для того, чтобы после этих каникул меня в очередной раз взяли на работу, я должен принести в свою альма-матер справку о несудимости. Которую я не собираюсь приносить из принципа. По нескольким причинам: первая – это презумпция невиновности, и вторая причина – я не с огласен с техническим решением этого вопроса. Я понимаю, что общество достаточно криминально и такая справка нужна для преподавателей в учебных заведениях, но в данном конкретном случае, мне кажется, что отдел кадров Московской консерватории должен централизованно посылать запрос в информационный отдел МВД и получать централизованный ответ, кто есть кто. А не гонять музыкантов туда и обратно, тем более что этот информационный отдел один на всю Москву. Дело в том, что музыканты в основном народ безответный, им скажешь: «Иди туда, не знаю куда» – и они идут. Мне кажется, что кто-то должен сказать «я не пойду», тогда есть надежда, что этот вопрос по-человечески решат. Может, все сложнее, чем я думаю, но есть что-то неправильное в том, что я должен доказывать, что я не преступник, в своей собственной консерватории, в которой я учился с семнадцати лет и в которую хожу по сей день, и лицо мое видят на афише всех трех залов консерватории.