Арсений Гулыга

Родился в семье крупного инженера-металлурга, погибшего в 30-е в заключении. В 1938 поступил на философский факультет ИФЛИ. Участник Великой Отечественной войны. Сначала командовал взводом (после окончания пехотного училища), затем был фронтовым переводчиком штаба полка. На фронте был тяжело ранен. Окончил философский факультет МГУ (1945). С 1956 работал в ИФ АН СССР. Автор вступительных статей и редакций советских изданий Канта, Гегеля, Шеллинга, Гете, Гердера, Н. Федорова, Вл. Соловьева, П. Флоренского, В. Розанова, Н. Карамзина, А. Болотова. Характеризуя в последние годы жизни собственные философские взгляды, Гулыга утверждал, что в основе разрабатываемой им концепции лежит трактовка нынешнего этапа культурного развития как постсовременности («постмодерна»). Это означает, что культура сегодня возможна только как освоение традиции. Философия, считает он, может существовать только как история философии, как уяснение, распространение и осуществление мировой мудрости. При этом выделяются 3 плана исследований и популяризации. Первый план — личностный, проникновение в индивидуально-неповторимый мир творца. Философия предстает здесь как исповедь и одновременно как недоступная для др. заповедная тайна, о которой можно только догадываться. Но догадываться, считает Гулыга, можно и нужно: это единственный способ проникнуть в сферу рождения идей. Отсюда повышенный интерес его к философской биографии как особому жанру, где научные средства переплетены с художественными, что открывает новые возможности для освоения мировой мудрости.

Для нашего времени, подчеркивает Гулыга, особое значение имеют 2 взлета философской мысли — немецкая классика и «русский ренессанс». В обоснование этой позиции он приводит следующие доводы. Немцы всесторонне исследовали кантовский основной вопрос философии — что такое человек, заново открыли диалектику и углубили ее понимание. Опираясь на эту диалектику, русские ответили на вопрос, что ждет человека в будущем. «Русская идея — идея соборного объединения человечества. Спасение не в опирающемся на насилие коммунистическом коллективизме и не в буржуазном индивидуализме, признающем лишь формальное право, а в высокой общности, построенной на диалектическом единстве общего и индивидуального. Только так возможна победа над смертью, возникновение «сверхчеловека», равного Богу. По Гулыге, понимание Бога как идеала и целевой причины может объединить верующих и неверующих при условии, если последние готовы принять христианство как моральную норму. Два др. аспекта значения религии сегодня для Гулыги — аксиологический (сохранение святынь) и национально-цементирующий: объединенное человечество — это семья равноправных национальных организмов, а не скопление индивидов и коммерческих групп. Третий план философских исследований — систематический. Философия как вечная мудрость, найденная совокупным развитием культуры всех времен и народов. Таково древнее триединство — истина, добро, красота. Внимание Гулыги занимает эстетика как учение о красоте. Развиваемая им здесь концепция характеризуется следующим. Предельно широкое эстетическое пон ятие — прекрасное, все остальные эстетические категории означают его конкретизацию. Поскольку красота — «средний термин» между истиной и добром, возникают 2 ряда категорий — экзистенциальный (возвышенное, трагическое, комическое, драматическое) и познавательный (типическое, подлинное, фантастическое, эвристическое). Аналогично обстоит дело и в искусстве: художественная конкретность занимает промежуточное положение между конкретностью логической и чувственной. Отсюда 2 ее лица, одно обращено к понятию, др. — к единичному образу. И 2 возможности художественного обобщения, по терминологии Гулыги, — типизация и типологизация. Он подчеркивал, что о двух способах построения образа в искусстве было известно немцам еще в VIII в. (Лессинг, Шиллер, Гете, Гегель); при этом возникла дискуссия, оставшаяся неизвестной для историков. Гулыга описывал ее как пример того, что история эстетики может быть плодотворной для ее теории.

Алексеев П.