Эдуард Хиль

Содержание

1. «Деньги вперед!»
2. Мясо не по карману
3. Без штанов

ЭДУАРД ХИЛЬ 30 лет пел самые мажорные песни советской эстрады, заражая своим оптимизмом миллионы людей. Но его самого жизнь по головке не гладила: в начале 90-х народный артист России остался без работы, денег, перспектив и три года подрабатывал исполнением русских романсов в парижских кафе.

«В ШЕСТИДЕСЯТЫХ я оказался в Париже с группой артистов московской эстрады, направлявшейся в Южную Америку. Гиды, которые показывали нам город, не рекомендовали ходить на пляс Пигаль. Но мы запротестовали. Как это артисты могут не побывать на Пигаль?! Приходим: на одной стороне улочки девушки, на другой — парни, и вдруг одна дама говорит другой по-русски: «Это не наш товар!» — «Почему?» — «Да у них денег нет!» Мы, сами того не ведая, остановились около одного из мужских клубов и вдруг видим сквозь стекло, как такой весь раскрашенный гранд дон Педрилло устремляется к нам на улицу. Может, он ничего нам и не сделал бы, но было очень страшно. Мы -мужская часть группы — бежали от него два квартала.

«Деньги вперед!»

ПОТОМ начались концерты в Южной Америке. Однажды тряслись в воздухе часа полтора на старом «Дугласе». Внизу Кордильеры. В иллюминаторах — молнии, в общем, сильнейшая гроза. Вдруг пилоты выбежали из рубки, крикнули что-то по-испански и закрылись в туалете. Как выяснилось позже, они кричали: «Мы горим! Кто знает «Отче наш», читайте!» Когда сообразили, что к чему, самолет уже падал. Передо мной за эти мгновения прошла вся жизнь. Я увидел сына, который родился до отъезда на гастроли, жену, маму, сестру, себя маленького. И вдруг… мы сели.

А через неделю вся наша группа летела самолетом компании «Эйр Франс». И французские пилоты, увидев нас, сказали: «А ведь мы были с вами в том «Дугласе». Оказалось, что в момент падения они находились в салоне в качестве пассажиров. «Это мы, — говорят, — посадили самолет, когда увидели, что в кабине никого нет. Взяли управление на себя, вошли в пике и сбили пламя на скорости».

В конце 80-х наступило безденежье. Это были черные дни: рухнул «Ленконцерт». Я стал колесить по провинции. Обманывали нас: дашь 30 концертов, заплатят за два. Наконец, стало вообще нечем кормить семью. И я подался в Париж — на заработки.

Знакомый артист из Малого оперного отвел меня в кабаре «Распутин». Хозяйкой его была Мартини Елена Афанасьевна. Мартини она по мужу, а сама родом из Белостока. Она спросила: «Вы можете спеть «Вечерний звон»?» Я спел. На другой день она попросила задержаться в Париже еще на две недели: «Приезжает мой лучший друг Евгений Евтушенко. Я хочу, чтобы вы и для него спели».

Мясо не по карману

МАДАМ Мартини позволяла исполнять все, кроме «Мурки» и вообще блатных песен. В «Распутин» заглядывали наши артисты, поэты. Были и Никита Михалков с Любимовым и Олегом Янковским. Михалков пел «Не велят Маше за реченьку» и был душой общества. А самыми богатыми посетителями кабаре были арабы из Эмиратов. Один играл там свадьбу дочери — на грузовике привезли 5 тысяч белых роз. Погуляли на сто тысяч долларов, хотя по меркам «Распутина» — сумма небольшая. Заходили и русские дворяне первой волны эмиграции — графы, князья. Как-то перед концертом я спросил у коллеги-артиста: «Почему сегодня у нас столько охраны? А этот месье за столиком похож на Миттерана». — «А это и есть Миттеран! Романсы послушать пришел». А Мирей Матье как-то пришла и попросила меня спеть «Подмосковные вечера».

Артистам в «Распутине» платили мало. На эти деньги прожить сложно. Я снимал квартиру у знакомых эмигрантов за полцены. Экономил на всем: пешком шел от дома до работы почти час. Мясо стоило слишком дорого, даже «ножки Буша». Первое время покупал только картошку и крылышки. В кафе не обедал — это же целых 50 франков.

Полицейские в Париже ни разу не попросили меня предъявить паспорт. Иногда спрашивали: «Вы кто?» — «Шансонье». — «Где?» — «Кабаре «Распутин». — «О!» Это для них фирма, как Гранд-опера. Идешь ночью по негритянскому кварталу, французский «мент» остановит: «Не страшно?» — «Я русский». — «А! Тогда понятно».

Без штанов

ДОЛГО жить в отрыве от друзей и родственников мне тяжело. Без России — пустота. Также и мой друг — Владимир Шаинский. Он часто дает концерты в Израиле, но никогда там не останется, потому что востребован у н ас. Хотя всякое бывает. Как-то он сказал: «Один продюсер предлагает спеть в московском «Хаммер-центре» «Чунга-Чангу», а в конце выступления для смеха снять штаны. Все это покажут по телевидению». Я ответил: «Володя, подумай сам, ты уже не мальчик. Какие штаны?» — «Там будет много богатых людей, они заплатят». — «Тогда сделай так: скажи, что согласен, а сам их обмани — надень под штаны длинные шорты». …На концерте ведущий объявил: «А сейчас композитор Шаинский покажет нам стриптиз!» Но дальше пошло по моему сценарию.

Мой администратор говорил: «У тебя мудрая жена, не дает выступать слишком много, бережет твою нервную систему и голос». Всех денег не заработаешь. В гробу карманов нет…

Сейчас Эдуард Хиль работает солистом-вокалистом филармонической организации «Петербург-концерт» и не ощущает недостатка в аплодисментах поклонников. В 1994-м он был в Париже в последний раз. В «Распутине» уже другой хозяин и другие артисты.