 |
Эрик Курмангалиевоперный певец, альт
Дата рождения: 31.12.1959
Гражданство: Россия |
Содержание
Пятнадцать лет назад спектакль «М. Баттерфляй» потряс весь театральный мир. Когда выяснилось, что томная восточная красотка с высоким голосом и грациозной походкой на самом деле – мужчина, в это поначалу мало кто поверил. Когда же все сомнения развеялись, в театр стали ходить именно на Эрика Курмангалиева, игравшего ту скандальную роль. Спектакль просуществовал полтора года и, разрываемый внутренними проблемами, закрылся.
Закрылся от всего мира и Курмангалиев. О его жизни долетали лишь какие-то невнятные слухи. А в этом году певец вновь появился в артистической среде – на Венецианском фестивале режиссер Рустам Хамдамов представил свой фильм «Вокальные параллели», где одну из главных ролей исполнил Эрик. Узнать его было, впрочем, нелегко: Курмангалиев вновь играет восточную красавицу с высоким голосом и грациозной походкой…
Таких голосов, как у Эрика Курмангалиева, больше нет ни у кого в мире. Высокий и гибкий, его контртенор гипнотизирует: есть в этих звуках что-то запретное, но манящее, табуированное, но искушающее…
Когда-то, несколько веков назад, так пели юные кастраты в солнечной Италии. Молоденьких певцов подвергали жестокой экзекуции, чтобы сохранить их изящные голоса – не дожидаясь возрастной ломки.
Голос Эрика потому и уникален, что ради него не пришлось ложиться под нож – такой тембр дан певцу от рождения. А он лишь умело использует свой природный дар.
Этим голосом я наслаждалась недели две. Почти ежедневно мне пришлось общаться с автоответчиком, который то пел изысканные трели, то истерично хохотал, то надтреснутым фальцетом выговаривал какой-то издевательский текст.
Запись на автоответчике менялась каждые пару-тройку дней. Так и представлялась картина: томный и надменный хозяин, приходя вечером домой, выслушивает мои настойчивые послания, а в ответ придумывает что-нибудь более экстравагантное. Когда мне показалось, что заочное знакомство слишком затянулось, объявился и хозяин.
– Да, это Эрик. Вы спрашиваете, можно ли сделать со мной интервью? А откуда вы обо мне узнали?
После секундного замешательства (это шутка или искреннее удивление?) я начинаю увлеченно объяснять: ну как же, кто не знает Эрика Курмангалиева, звезду спектакля «М. Баттерфляй», заново открытую на недавнем Венецианском фестивале?
– Вы знаете, ни «М. Баттерфляй», ни «Вокальные параллели» мне, честно говоря, не интересны, – нетерпеливо прерывает меня Эрик. – Я оперный певец и хочу говорить только о классической музыке. Ну как, вы еще не передумали делать со мной интервью?
Как вы полагаете – могла ли я ответить отказом?
Летят «утки»...
Нет мне никакого прощения! Позорно пропустить звезду мировой оперной сцены в толпе у модной столичной кофейни – это еще постараться надо. В свое оправдание могу сказать одно: я выискивала в серой массе яркое пятно – ведь все знают страсть Курмангалиева к роскошным, вызывающим нарядам.
А уже позвонив ему на мобильный, с удивлением обнаружила: в двух шагах от меня стоял скромный парень в темном пальто, замотанный до ушей теплым шарфом.
Эрик: «Да никуда я не пропадал. Я постоянно гастролирую. Чаще всего, конечно, за границей. Но и концерты по России в последнее время – не редкость. Россия вообще, судя по всему, изголодалась по классической музыке. Публику в провинции просто тошнит: к ним по два-три раза в год приезжает вся эта шушера – дутые попсовые исполнители, так называемая российская эстрада. Поэтому там, в глубинке, люди с удовольствием ходят на концерты классической музыки».
– Но в Москве, если я не ошибаюсь, вы в последний раз выступали лет пять назад…
Эрик: «Я давал гала-концерт в 2002 году, в октябре. Он тогда имел большой резонанс: скажу прямо, за прошедшие несколько лет такого феерического выступления на сцене Большого зала Консерватории больше не было».
Пока Курмангалиев разъезжает по миру, в театральной Москве множатся слухи вокруг его имени. Каких только разговоров, объясняющих его отсутствие, не приходилось слышать…
– Эрик, давайте опровергать или подтверждать многочисленные слухи. Я вот слышала такую «новость»: Курмангалиев стал воинствующим мусульманином, так что сейчас ему не до пения.
Эрик: «Ничего подобного. Я – космополит по жизни, человек мира. Поэтому в любой стране чувствую себя как дома. Но пока ни к какой религии не примкнул».
– Слух второй: Курмангалиев ушел в шаолиньский монастырь, где прожил несколько лет, – мол, поэтому его нигде не видно.
Эрик (долго смеется): «Ольга, это все легенды, о которых я слышу впервые только от вас».
– Хорошо, а что за история с завещанием легендарного танцовщика Рудольфа Нуреева? Говорили, что перед смертью он попросил одного своего друга написать про вас книгу – как о человеке, который навсегда войдет в мировую культуру…
Эрик: «Тоже слухи, увы. Не знаю, может, Рудольф и знал о моем существовании, но я не верю, что он написал такое завещание. Ко мне действительно обращался один писатель – иностранец с русскими корнями, который уверял, что Нуреев лично просил его встретиться со мной и выпустить книгу обо мне. Но вы знаете, сколько в мире проходимцев, которые просто хотят на чужой славе заработать деньги. Этот человек – из такой породы».
– Значит, вы с Нуреевым не были знакомы?
Эрик: «К сожалению, нет».
– Скажите, а какой самый необычный слух вы о себе слышали?
Эрик: «Из последнего: Курмангалиев сделал операцию по перемене пола и сейчас живет в Москве в образе дамы. Причем этот слух родился в недрах Большого театра, не просто так. Я очень долго смеялся, когда услышал подобное. Впрочем, я привык ничему не удивляться: сколько себя помню, вокруг моей персоны вечно ходят какие-то разговоры и сплетни».
Вернемся к нашим баранам
Долгое время обладатель уникального контртенора и не подозревал, что чем-то отличается от других. До совершеннолетия он жил в глухом казахском ауле, пас овец и баранов и мало задумывался о собственной исключительности.
Эрик: «Хотя я постоянно пел – сколько себя помню. Сначала репертуар Людмилы Зыкиной, Ольги Воронец. У меня в детстве был такой низкий детский альт, который позволял мне подделывать их тембр. А потом, лет в двенадцать-тринадцать, я вдруг резко увлекся классической музыкой. Что хорошо было в советские времена: тогда и по телевизору, и по радио постоянно транслировались концерты классики. Я заставил родителей купить мне магнитофон – знаете, тогда продавались такие громадные механизмы с катушками – и записывал концерты, вызубривал все партии до последней ноты и голосил сутки напролет».
– Как родители относились к вашему увлечению музыкой?
Эрик: «Отец был очень против. Он даже нередко колотил меня. Вообще в психологии восточных народов заложено, что мальчик, который хочет стать артистом, – это позор для семьи. Мужчина должен заниматься настоящим делом, и все такое прочее. Но мой отец погиб, когда я был еще совсем маленьким, а мама меня всегда поддерживала».
– Когда пришло понимание, что вы не такой, как все?
Эрик: «Когда я приехал в Алма-Ату поступать в консерваторию. У себя в ауле я пел, пел, пел, а тут вдруг приехал в Алма-Ату – и все ахнули. Конечно, меня пытались переучивать: мол, как же так, мужчина почему-то поет женским голосом. В Советском Союзе это было невозможно! Так что всякие инсинуации наблюдались по поводу моего тембра. Но окончательно я понял, что у меня действительно уникальные вокальные данные, только когда перебрался в Москву. Я поступил в Гнесинку, и на всех экзаменах по вокалу обсуждение моей персоны длилось по три-четыре часа. И всегда – всегда! – я находился на грани вылета».
– Вы комплексовали или гордились, что ни на кого не похожи?
Эрик: «Я не комплексовал и не гордился. Понимал, что это – мое естество. Со второго курса я начал гастролировать по всему Союзу, что уже говорит о многом. Хотя, конечно, мне пытались ставить препоны. Была одна такая народная артистка, не буду называть ее фамилию, – так вот, на каждой комиссии она обязательно заводила разговоры о том, что мое творчество – это влияние буржуазной культуры и что советская общественная мораль не позволяет нам расслабляться и выпускать таких вот «профессионалов» на сцену».
Пугачевский бунт
Тогда же – на втором курсе Гнесинки – произошла встреча, которая надолго определила дальнейшую певческую карьеру Курмангалиева.
Эрик: «Шел восьмидесятый год. Мы с моей подружкой Еленой Шароевой, решив петь дуэтом, стали узнавать, где нужны вокалисты. И как раз в это время дирижер Валерий Полянский собирался репетировать Вторую симфонию Альфреда Шнитке – на сцене Концертного зала имени Чайковского. Это произведение великий композитор написал по заказу Би-би-си для какого-то контральто, причем Альфред Гарриевич был уверен, что в СССР исполнителя с такими вокальными данными найти невозможно. Поэтому, услышав меня, он испытал настоящий шок. Так я попал в поле зрения Шнитке, и мы начали сотрудничать. После той первой работы специально для меня и Аллы Пугачевой мэтр написал кантату «Доктор Фауст». Но, к сожалению, выступить вместе с Аллой Борисовной нам так и не удалось».
– Почему?
Эрик: «Это сейчас на сцену Большого зала Консерватории может выйти любой человек, который в состоянии заплатить деньги. А тогда к этому относились очень серьезно. Чиновники от Министерства культуры не могли допустить, чтобы скандальная эстрадная звезда выступала на классической сцене. Поэтому они сделали все, чтобы сорвать наш проект. И в итоге на премьере вместе со мной выступала солистка Большого театра Раиса Котова, которая заменила Пугачеву».
– Вы и позже работали вместе с Альфредом Шнитке. Каким он вам запомнился?
Эрик: «Интеллигентнейший, образованнейший, мягкий. Он был очень светлым, ни капли негатива. Хотя в то время на него начались такие гонения со стороны Союза композиторов, что вынести их мог только сильный духом человек. Хотя, может, именно из-за мягкости Шнитке эти гонения и были возможны. Им казалось проще стереть человека, который не противится их пыткам. Хотя на деле оказалось, что он – великий композитор».
– Вы это тогда понимали?
Эрик: «Конечно. Не понять такое – невозможно».
– Еще вы очень долго сотрудничали со Святославом Рихтером…
Эрик: «Это было больше, чем сотрудничество. Мы много общались и вне работы. Рихтер – потрясающий во всем: Музыкант и Человек с большой буквы. И в то же время – шалунишка, хулиган, очень веселый и открытый. Мы даже частенько выпивали вместе, но все равно во время вечеринок наши беседы были о музыке».
Вокальные параллели
Несмотря на известность в оперном мире, культовой личностью Эрик стал после роли в спектакле Романа Виктюка «М. Баттерфляй». Его и сегодня продолжают узнавать по той работе пятнадцатилетней давности.
– По телефону вы предупредили, что говорить о «М. Баттерфляй» вам совсем не интересно…
Эрик: «И сейчас могу повторить все то же самое».
– Но почему? Разве это не заманчиво – попробовать себя в чем-то новом?
Эрик: «Так я и попробовал. Но вы не забывайте, что любая театральная постановка – это всегда коллективное творчество. Я понимал, что если я соглашусь, спектакль будут ставить именно на меня. И значит, десятки людей станут зависимы от моей персоны. А поскольку я – человек свободолюбивый, не терпящий компромиссов в творчестве, то мне важно было знать наверняка: «М. Баттерфляй» получится по-настоящему фееричным, имеющим отношение к театральному искусству, а не окажется обычным мыльным пузырем, который раздуют и преподнесут охочим до жареного зрителям. Меня уговаривали два месяца, пока я не согласился».
– И спектакль стал явлением в театральном мире. Леонид Парфенов, к примеру, в «Намедни» поставил премьеру «М. Баттерфляй» в один ряд – по значимости – с убийством Раджива Ганди, референдумом о сохранении СССР и распадом Югославии…
Эрик: «Да, эта постановка стала серьезным событием. И только благодаря моему участию. Но знали бы вы, сколько сил мне стоил каждый выход на сцену. Я ведь там не только пел, но и плясал, и произносил монологи. Мне проще было спеть сольный концерт, чем участвовать в таком шоу».
– Спектакль «М. Баттерфляй» продержался на сцене полтора года. А потом вы ушли. Из-за усталости?
Эрик: «Нет, я ушел из-за хамского отношения администрации. Даже не ко мне – со мной-то, наоборот, эти люди всегда вели себя довольно мягко, потому что понимали: я уйду – и постановку придется закрывать. А вот с прочими актерами общались как с рабами. Но я честно выполнил все свои обязательства: ушел только после того, как истек срок действия моего контракта. А дальше начался вообще кошмар: чтобы не потерять спектакль, на мою роль ввели какого-то контртенора, который пел в микрофон (при слове «микрофон» на лице Курмангалиева появляется брезгливая маска. – Авт.). И полгода они разъезжали по стране с афишами, где было написано мое имя».
– А почему про свою работу в фильме «Вокальные параллели» вы тоже не хотите говорить? Режиссер – Рустам Хамдамов, ваша партнерша – Рената Литвинова, картина была в этом году показана на Венецианском фестивале… Есть о чем рассказать.
Эрик: «Мы снимали эту ленту целых восемь лет – периодически возникали проблемы с финансированием. Так что сняли, выпустили – и до свидания. Кино – не мой жанр».
– Но фильм вам понравился?
Эрик: «А я его пока не видел. Как-то не складывается собраться и посмотреть, что получилось. Да и нет особого желания. У меня сейчас другие задачи: мы с моими коллегами занимаемся тем, что реставрируем неизвестные оперы Моцарта и Россини – разыскиваем их по крупицам, переписываясь с музеями в Европе, Америке».
«Вокальные параллели» – кино очень странное. Несколько бывших актрис, путешествуя по бескрайним степям, вдруг обнаруживают старое пианино. И – начинают по очереди исполнять классические арии. Поразительно: многие рецензенты даже не догадались, что в роли одной из певиц выступает мужчина. (Я, например, долго хихикала, прочитав такой пассаж «кинокритика»: «Простые казашки, которым сподручнее было бы петь народные песни и воспитывать детей в своих юртах, заливаются рядом с овцами изысканными и вышколенными в лучших вокальных школах мира голосами. Кстати, в фильме снимались всамделишные оперные певицы, которые поют всамделишными голосами». – Авт.)
Монологи для фильма написала Рената Литвинова. Она же играет роль подружки восточных певиц. Не самой доброй, между прочим: ох, с каким злобным выражением лица она бросает в героиню К урмангалиева яблоки!
– Как работалось с Ренатой Литвиновой?
Эрик: «Ужасно! Снимали при любых погодных условиях, не важно – холод или зной, в лицо постоянно пускали дым, от которого я начинал задыхаться. А еще было очень неловко ходить в открытых туфлях, да еще тонкие чулки оказались такими неудобными! Сплошной кошмар!»
– Какая-то полная безнадега. Скажите, а что вас порадовало в последнее время?
Эрик: «Проект плотного сотрудничества с Пьером Карденом. Мы познакомились в 1998 году – великий кутюрье увидел запись с моим концертом и сразу решил пригласить к себе в театр. Тогда, семь лет назад, это было просто сольное выступление в Париже. А совсем недавно мы встретились и решили, что нужно придумать что-нибудь необычное. Как раз сейчас обсуждаем, будет ли это спектакль или шоу. Думаю, если мы с вами встретимся где-то через полгода, я уже смогу рассказать что-то более конкретное».