Геннадий Трошев

- Геннадий Николаевич, что с новой книгой? Приостановка издания как-то странно совпала со сменой вашей роли.

- Тут секрета нет. В черновом варианте она была завершена где-то в октябре-ноябре. Сейчас она готова полностью, подобраны фотографии. Ни одного принципиального слова я в книге не исправил, она была закончена до того, когда произошла та ситуация, которая... произошла. Я после этого мог бы обиду высказать или еще что-то - поверьте мне, ни одного слова я не изменил, ни одного предложения, ни одной страницы.

- Ну, на обиженных воду возят.

- Да. Единственное, я в предисловии два слова сказал, дабы люди до конца знали... И до сих пор спрашивают: почему он отказался от приказа. Ни от чего я не отказывался. Военный от приказа отказаться не может. Было предложение. А на предложение говорят "да" или "нет", на то оно и предложение. Последовал бы приказ - я бы его выполнил. Дело третье потом, уволился б я или продолжал служить. Это дело третье.

- А новая книга будет продолжать хронологически то, о чем вы рассказывали в первой?

- Значит так, никакое это не продолжение. Я в первой книге не мог и не пытался писать о всей войне. Я писал то, что было у меня в дневниках. Во второй книге впервые будет рассказано о смерти Дудаева, о его уничтожении; я буду описывать некоторых губернаторов, которые внесли свою лепту в наведении мира, порядка, помощи обездоленной Чечне. Выйдет книга, прочтете...

- В первой части вы были жестки и нелицеприятны в отзывах о действующих политиках и о некоторых военных...

- Понял, на кого вы намекаете.

- Да, суровые оценки Лебедя, Аушева и других, кто принимал решения в Хасавюрте.

- Хасавюртский договор - это предательский договор против прежде всего тех, кто воевал в Чечне с бандитами и террористами. Он стал предательским и для всей России. Да, в свое время "кричали женщины "ура" и в воздух чепчики бросали". А потом? За это платили жизнями мои подчиненные. Солдаты и офицеры. А опосредованно - их родные и близкие.

- Но ведь на вас наверняка обижались? Черномырдин, к примеру, не в самом приятном свете представлен...

- Вы знаете, к чести Виктора Степаныча, ни одного слова упрека он мне не сказал, когда мы с ним встречались. Если б я преувеличил что-то или написал неправду, можно было б на меня обижаться. Но там была сказана быль, правда, без определения которой нельзя было вообще рассказывать об этой войне.

- А почему про Казанцева не все гладко написано, а Грачеву, напротив, уделено так много места?

- То есть вы намекаете на то, что я что-то просчитывал? Докладываю: ничего. Я не социолог, а боевой генерал. Если же вы ищете в моих ответах проявление авторского лукавства, скажу прямо. В Павла Сергеевича камень не бросал только ленивый. Я его тоже критикую, но в целом пишу с симпатией. И меня мало волнует мнение обывателей. Я руководствуюсь понятиями офицерской чести. Грачев - мой соратник, он утверждал планы моих боевых операций. Что же я буду лить помои на своего командира? Нравственно-политический портрет Казанцева в книге тоже в целом положительный. Критические стрелы этого не отменяют. Вообще, ненавижу зализанные портреты.

- Но, говорят, Казанцев тем не менее обиделся?

- Слухи не комментирую. Это во-первых. Во-вторых, я с Виктором Германовичем несколько раз встречался после этого, и он ни слова мне не сказал.

- У нас генералы чаще становятся писателями, чем писатели становятся генералами. Что подтолкнуло вас к написанию этой книги? Почему вы не сели за нее задним числом, уйдя в отставку, на пенсию, а находясь в самой гуще событий?

- Кому нужна моя книга лет через десять? Одному Богу известно, сколько мне еще жить на этом свете. Чего ждать? Я чувствую - книга нужна сегодня, сейчас. Пока родные и близкие погибших на войне ребят задаются вопросами: за что и как они сражались, кто в этом виноват? А вы предлагаете мне ждать пенсии, чтобы обезопасить себя от начальственного гнева.

- Нет у вас чувства несправедливости общества в отношении к тем, кто в этой войне участвовал? О Чечне даже те, кто сочувствует русским войскам, все равно говорят, опуская глаза.

- Война войне рознь. Все-таки первую войну я считаю, ну, может быть, неоправданно начатой. Можно было другим путем решить вопрос. Мирным. Мне кажется, не хватило выдержки и у нас, военных, а прежде всего у политиков. Вторая война, я считаю, справедливая война. Россия ее не начинала. И тут нужно менять отношение к людям, воевавшим за Россию.

- Как вы дума ете, почему такой успех у книги?

- Да мне до сих пор пишут. Я все письма берегу, там, знаешь, иногда читаю письма - плачу сам, вот как люди пишут. Благодарили и за книгу, благодарили за мое отношение чисто к солдату, чисто к офицеру и, в конечном итоге, чисто к простому чеченскому народу. А почему она читаема, почему она многоиздаваема? По всей видимости, потому что я там написал правду.

- Первая книга называется "Моя война". Наверняка вас упрекали в том, что вы присваиваете себе эту войну.

- "Моя война" - это война, которую я так воспринимаю, я ее так видел, так я участвовал в ней и видел себя в этой войне. Поэтому пусть никто не обижается.

- Как вторую книгу назовете, уже решили?

- Нет, пока окончательного варианта нет. Ну, рабочий такой... "Кавказский рубеж". Есть еще два варианта, не хочу просто говорить, пусть оно будет, как говорится, какой-то тайной моей.