Николай Бородачев

В подмосковных Белых Столбах — два события: завершился ежегодный одноименный фестиваль архивного кино, организованный Госфильмофондом, и построен домик для Жерара Депардье. Генеральный директор Госфильмофонда и инициатор стройки Николай Бородачёв ответил на вопросы обозревателя «Известий».

Давайте начнем с вашего друга Жераре Депардье. Когда вы с ним познакомились?

— Лет 8–9 назад в Париже, при заключении сделки с одной французской фирмой, которая поставляет Госфильмофонду оборудование. У нас много общего. Мы оба всю жизнь отдали кино, оба начинали простыми рабочими, оба чего-то достигли в жизни. Характеры у нас близкие, да и физически мы похожи. Я ему говорю: «Ты все-таки русский. Наверное, какой-то казак освобождал Париж...»

Вы общаетесь по-французски?

— Нет, его директор Арно Фрилли переводит. У него русские корни. Хочу отметить, что вопрос российского гражданства Депардье абсолютно не связан с налогами. Он же не сворачивает бизнес во Франции — как платил, так и будет платить. Мы обсуждали тему гражданства три года назад вот здесь, в моей комнате отдыха.

Он меня спросил: «Какова процедура получения российского паспорта? Есть у меня такие мысли». Я ответил: «Процедура сложная, но, наверное, тебе пойдут навстречу. Если надумаешь, обратись к президенту». В сентябре в Баку он мне сказал, что решился.

Блогеры обнаружили, что паспорт был выдан с нарушениями.

— Это всё злые языки. Президент имеет право выдать паспорт. Когда я переехал сюда из Таджикистана, получил гражданство быстро, а моя жена, например, получала очень долго. Но таких, как мы, много, а таких, как Депардье, — единицы. Почему бы не дать ему российское гражданство, если он этого хочет? Разве плохо, если одним большим человеком — и по вкладу в кинематограф, и физически, и душевно — у нас станет больше?

Такие правила не только в России: я узнавал про австрийское гражданство, там людям, внесшим вклад в культуру, тоже паспорт быстро дают. Мне, кстати, еще в 1989 году предлагали американскую грин-карту. Но я уезжать никуда не хочу. Страны свободнее по духу, чем Россия, нет. Снаружи мы вроде как закрепощены, а внутри — открытые люди и свободные, духовные. Я по себе сужу. А там все наоборот.

Вы считаете, что в России сейчас свободы достаточно?

— Более чем достаточно. Это видно и по фильмам, и по спектаклям, и по высказываниям. Это уже не свобода, а безнаказанность. Вот и во Франции, кстати, постоянно устраивают провокации против Депардье. Последняя была со скутером — якобы он пьяный свалился.

Ну, он ведь дышал в трубку.

— Я вам объясню. Во-первых, он очень любит острую пищу — с уксусом и приправами. Во-вторых, его в аэропорту встретили знакомые полицейские, предложили выпить. Он прикоснулся, но не пил. Потом уже другие полицейские его проверяли и вроде как что-то обнаружили. Жерар вообще мало пьет — у него проблемы с сердцем, шунтирование было. Ест много, а пьет мало. В Саранске выпил всего три рюмки.

Когда он приедет в Россию в следующий раз?

— Собирается навестить нас в марте. А его директор приедет в феврале, будет оформлять прописку Жерара. Пропишут его в Мордовии, а здесь мы ему сделаем временную регистрацию, наверное.

Вы ведь строите для него дом?

— Да. Здесь, в Подмосковье, в районе Белых Столбов, он будет жить. Территория, на которой стоит его участок, примыкает к Госфильмофонду, живут там в основном кинематографисты. Жерар заплатил деньги, выкупил землю. Попросил меня наблюдать за строительством. Обязательное его условие — чтобы изба была деревянная. Мы привезли бревна, поставили гостевой домик. Летом Жерар будет строить большой деревянный дом.

В чем вы видите задачу кинофестиваля «Белые Столбы»?

— Фестиваль специфический. Здесь нет гулянки, сюда приезжают профессионалы из разных стран, чтобы работать. Мы открываем новые ленты, которые никто никогда не видел. Восстанавливаем стереофильмы, снятые в первой половине ХХ века. Мало кто знает, что 3D — это российское изобретение, сделанное в 1913 году.

Вы доносите эту приятную информацию до зарубежного киносообщества?

— Да, мы регулярно проводим ретроспективы российского кино в Ницце, Марселе, Венеции. Вообще почти все фестивали мира пользуются коллекцией Госфильмофонда. Наше собрание занесено в книгу рекордов Гиннесса как самое крупное хранилище кинофильмов. К нам приезжают американцы, немцы, японцы, чтобы найти фильмы, которые в этих странах не сохранились. Сейчас мы передаем США копии 40 американских картин, отсутствующих в самих Штатах.

Как эти ленты оказались у вас?

— Были куплены после революции, в самые тяжелые годы. К нам попадают не только российские картины, но и вообще все, которые демонстрируются на территории страны. За месяц до выхода фильма на экран прокатчики должны прислать нам копию, и только после выдачи нашей справки картина допускается к показу.

Госфильмофонд владеет правами на хранящиеся здесь фильмы?

— Раньше правообладателем была Госкиноколлекция. Сейчас она ликвидирована, и все ее права переданы нам, за исключением прав на ленты киностудии «Мосфильм». «Союзмультфильм» тоже получил права, но незаконно. Думаю, в ближайшем будущем мы это оспорим.

В чем для вас выгода обладания правами? Вы же некоммерческая организация.

— Выгода не для нас, а для авторов. То, что мы будем зарабатывать на правах, планируем выплачивать создателям фильмов.

Сколько лент за время существования Госфильмофонда было утрачено?

— С момента основания в 1937 году у нас не потерян ни один кадр.

Финансированием со стороны государства вы довольны?

— Да, хотя так было не всегда. Раньше все думали, что здесь просто склад. А когда мы объяснили, что у нас хранятся первоисточники — как в Ленинской библиотеке и Эрмитаже, — отношение изменилось. Кроме того, Госфильмофонд — это важный идеологический центр.

Как вы относитесь к 3D, Dolby Surround и прочим современным технологиям кинопоказа?

— Это все дешевые приемы. Классический стереозвук советской 70-миллиметровой пленки — вот это был настоящий звук! Производство такой пленки обходится очень дорого. Нынешние технологии хуже, но дешевле. Для зрителя годится.

Сейчас чиновники обсуждают защиту отечественной киноиндустрии, в том числе с помощью штрафов за «недопоказ». На ваш взгляд, такие меры эффективны?

— Если штрафы пойдут на производство новых фильмов, это должно дать результат. Но на практике может получиться иначе. Я сам был прокатчиком в советское время, и мы отчитывались за каждого зрителя. Была задача делать упор на отечественные фильмы, так что мы показывали индийское кино, а цифры записывали на советские картины. Боюсь, тем же и сейчас кончится.

Пять лет назад госсубсидий в сфере кино было меньше, а доля российских фильмов в прокате — больше. Получается, прямой зависимости между деньгами и результатом нет.

— Согласен. Не забывайте, что это были годы накопления капиталов. От сметной стоимости фильма на производство оставались 40%.

60% на откаты?

— Ну конечно. Много таких фильмов у нас лежит, никто о них не вспоминает. Нас вообще пичкают кино, которое противоестественно для народов Российской Федерации.

Что вы имеете в виду?

— Насилие и порно. Если показывают красивую фигуру — почему бы нет, а если какие-то обнаженные органы — это недопустимо. Хотя, например, «Калигулу» Тинто Бра сса нельзя отнести к категории порнофильмов — там заложена глубокая идея. Решать эти вопросы должны специалисты.

Вы думаете, насилие и порно противоестественны именно российскому народу? Почему же тогда народ смотрит, не отрываясь?

— Знаете, существует так называемый Бильдербергский клуб. Члены этого тайного клуба создают в каждой стране беспорядок, хаос, убивают ценности народа. Потом в такой стране легче «ловить рыбку».

То есть, по-вашему, ввоз порнофильмов в Россию организован извне?

— Конечно. Основная цель сейчас — сломать веру православную. Свобода дошла до такой степени, что граничит с безумием. В Африке полно нищих стран. Почему туда не вводятся войска ООН, не оказывается гуманитарная помощь? А вот в тех государствах, где есть нефть, обязательно насаждается так называемая демократия. Но все равно — российский народ — это величайший народ мира, он всё чуждое отбросит.