Николай Никулин

Всю жизнь он был известен как авторитетный ученый-искусствовед, специалист по живописи Северного Возрождения, ведущий научный сотрудник Эрмитажа. Но вышло так, что опубликованные, эти мемуары стали одними из самых ярких свидетельств, не украшенных цензурой и патриотическим пафосом. Грязь, кровь, голод, нелепые смерти, подвиг, превратившийся в обыденную, тяжелую работу. Читать его книгу тяжело и больно. Но рубцы, оставляемые словами обычного, слабого здоровьем паренька, совсем не героя, помогают лучше понять то, через что прошли наши деды и прадеды, добывшие нам Победу и жизнь. И всегда вспоминать о них в те моменты, когда нам кажется, что жизнь тяжела и невыносима.

...В декабре 1941 года в Н-ском подразделении Волховского фронта не было солдата хуже меня. Обовшивевший, опухший, грязный дистрофик, я не мог как следует работать, не имел ни бодрости, ни выправки. Моя жалкая фигура выражала лишь унылое отчаяние. Собратья по оружию либо молча неодобрительно сопели и отворачивались от меня, либо выражали свои чувства крепким матом: "Вот навязался недоносок на нашу шею!". В довершение всего высокое начальство застало меня за прекрасным занятием: откопав в снегу дохлого мерина, я вырубал бифштексы из его мерзлой ляжки. Взмах тяжелым топором, удар — ух! — с придыханием, а потом минута отдыха. Рот открыт, глаза выпучены, изо рта и ноздрей — пар. Мороз был крепкий. А потом опять: ух! Ах! Ух! Ах!