Главная Войти О сайте

Николай Романов

Николай Романов

14 апреля 1859 года. Санкт - Петербург - 24 января 1919 года. Петроград. Трубецкой бастион Петропавловской крепости. (нов. стиль.)

14 апреля 1859 года, в три часа тридцать пять минут пополудни, пушечный салют в триста один выстрел возвестил жителям столицы Империи Российской, Царского села и окрестностей о рождении еще одного члена Венценосной романовской семьи.

У Великого князя Михаила Николаевича, брата Александра Второго, родился первенец, которого при крещении нарекли Николаем, в честь деда - императора, Николая Первого. Ветвь Великих князей романовской крови, носившая родовое название: «Михайловичей» счастливо продолжилась, получив в наследники крупного малыша : рост – шестьдесят сантиметров. Его крестными и восприемниками был сплошь высокородные, царственные особы, блестящий круг, с почти ничего не говорящими теперь нам, потомкам, именами.. Со стороны отца: дядя – Император Александр Второй, Вдовствующая Императрица – бабушка Александра Феодоровна, а со стороны матери – ее брат, Баденский герцог Вильгельм – Людвиг и ее сестра, принцесса Мария Лейнингенская.

Блистательное окружение ко многому обязывало, едва ли не с самого младенчества. Но маленький Николенька был больше похож на обычного ребенка: подвижный, развитой, не по годам, ранимый и впечатлительный, сильно привязанный к матери, которую видел очень редко.

Впрочем, о становлении характера молодого Романова - чуть позже, а пока:- два слова о родителях Николая Михайловича.

Отец его, брат и сын венценосцев Российских, Великий князь Михаил Николаевич Романов занимал в империи высокие государственные посты: генерал – фельдцейхмейстер* ( * командующий войсками артиллерии – С. М.), генерал – фельдмаршал, наместник Его Императорского Величества на Кавказе, главнокомандующий Кавказской армии, председатель Государственного совета страны.

Человек огромного роста, незаурядного ума, до мозга костей военный и администратор, а вне службы - добродушный и хлебосольный отец большого семейства*, (*Кроме Николая - первенца впоследствии родились в семье еще шестеро детей. – С. М.) Великий князь Михаил всецело находился под обаянием и властью своей жены, Ольги Феодоровны, урожденной принцессы Цецилии – Августы Баденской.

Государственный секретарь А. А. Половцов, по долгу службы каждый день являвшийся на доклад к Великому князю Михаилу и наблюдавший изнутри жизнь семьи, вспоминал об Ольге Феодоровне, задававший тон и традиции, стиль общения в доме в «Михайловской даче» - резиденциях Великого князя в Петербурге и на Кавказе :

«Принадлежа к Баденской фамилии, выйдя весьма молодою замуж за русского великого князя, поселяясь в Тифлисе, где она поистине царствовала восемнадцать лет; найдя в муже лишь послушного исполнителя ее велений, но ни в коем случае не руководителя своих действий, при чрезвычайно остром природном уме, и при отсутствии солидного образования, при довольно естественном в таких условиях равнодушии к окружавшей ее среде, Ольга Феодоровна возбудила против себя почти всеобщее нерасположение. Никакого зла она, разумеется, намеренно - не делала, но будучи весьма невоздержанна в своих оценках и словах, она естественным образом делала себе врагов из людей высшего общества, у которых почти всегда интересы личного самолюбия стоят выше всего остального… Будучи равнодушна к мнению толпы, Ольга Феодоровна не давала себе труда прикрыть это равнодушие какими – либо фразами, а постоянно заявляла, что всю теплоту чувств своих сосредотачивает лишь на семье и друзьях..»

Но и с друзьями выходило плохо. В большом кругу романовской семьи Ольгу Феодоровну немного побаивались за злоязычие, неукротимость нрава, пренебрежение к чужому мнению. Впрочем, ей часто и прощалось многое за то, что в острые, критические моменты она всегда находилась рядом с мужем, и делала все для того, чтобы поддерживать его высокий моральный авторитет среди всей императорской фамилии!

Тот же А. А. Половцов отдавал должное природному уму и интуиции Великой княгини. Он писал: «С самого поступления моего на должность государственного секретаря я, после первых с ней разговоров, получил ее расположение: она поняла, что я могу быть полезен ее мужу и стала меня поддерживать, иногда наперекор ему самому..»

Ольга Федоровна часто сопровождала мужа в его инспекторских поездок по Кавказу, что было весьма необычно для женщины в то время. Единственная из всех дам огромной романовской семьи Великая княгиня Ольга Феодоровна не занималась никогда специально благотворительностью – из духа противоречия, считая все это «дамским баловством», но ее большие балы и приемы в Тифлисе неизменно посещались всеми и вся, оставляя впечатления, странные, двойственные: смешанные с восхищением, смущением и недоумением: слишком много острот царило на этих приемах, острот, не всегда справедливых и уместных, даже воздух от них густел! Если же на балу или рауте работал все же какой нибудь благотворительный базар, то об успехе своей деятельности дамы, председательствующие там, никому особо не распространялись, а Ольга Феодоровна мимо них проходила неизменно брезгливо щурясь..

Она ничего не покупала на таких базарах, но часто неизвестные, галантные офицеры оплачивали самые дорогие безделушки не принимая из уст дам – распорядительниц благодарностей и не называя своих фамилий. Безделушки: куклы, шали, шкатулки, кружева неизменно находили свое место в покоях «повелительницы Кавказа» , а огромные суммы - в казне тифлисских столовых и лазаретов для бедных и солдат.

Весь секрет Ольги Феодоровны, конечно « был «шит белыми нитками», но дамы - благотворительницы трепетали перед нею, не смея рассыпаться в комплиментах - вслух, зная, что высмеет язвительно, а за глаза, меж собой, называли великую княгиню «особой хитрою, беспринципною и себе на уме». Что же, может быть, основания для того и имелись…

Детей своих Ольга Федоровна и Михаил Николаевич воспитывали строго, по - спартански, без излишнего баловства. Николай Михайлович вспоминал позднее, что воспитание это «больше напоминало прохождение боевой службы на фоне прекрасной кавказской природы»: вставали рано, брали прохладную ванну, скромно завтракали и чуть ли не до самого полудня вместе с наставниками – строгими и придирчивыми, - то уходили в горы, в поход. за новыми экземплярами для коллекций трав и насекомых, то без устали упражнялись в верховой езде, то в искусстве владения саблей.

Программа, составленная строгими наставниками, дававшими каждый день подробный отчет матери или отцу, была весьма обширна, почти что уникальна: языки, включая не только европейские, но и древнюю латынь, ботанику, химию, основы филологии и истории искусства, библиотечного дела или, например, истории флота, нумизматики, воздухоплавания . Всем этим пылко увлекались сыновья Михаила Николаевича: Николай, Александр, Сергей, Георгий, Михаил…

Но беспокойная духом и требовательно – самолюбивая Ольга Феодоровна была не особенно довольна образованием и светскими манерами своих сыновей, она всегда чувствовала, что детям не хватало ее пристального материнского внимания, недостаток которого очень остро ощущался любимцем ее - Николенькой.

Во время частых отъездов матери он почти ежедневно писал ей. Письма, полудетские, дышащие наивной прелестью, отчаянием от разлуки с матерью, в то же время указывают на натуру пылкую, ранимую, чрезвычайно богато одаренную эмоционально, подобно взрослому человеку.

В одном из писем Николенька сообщает матери, что просил отворить двери ее апартаментов, чтобы он погладить руками, какой нибудь предмет, безделушку, вдохнуть аромат цветов, любимых матерью, ее духов, ее пудры…. «Мне все чаще не верится, что ты уехала! – с горечью восклицает мальчик, не в силах побороть свою тоску.

И в другом письме: « Я вчера вечером именно очень плакал.. Я плакал оттого, что тебя нет, бываешь не совсем умен и нельзя сейчас все тебе сказать, а письмо очень долго идет. Пожалуйста, МамА, приезжай поскорее назад; все будет опять гораздо лучше».. Виноватый, смиренный тон в последних строках вызван тем, что шаловливый непоседа, часто, напроказив, остро чувствовал свою неправоту и раскаивался с горячей непосредственностью чистого, любящего сердца.

Письма маленького князя буквально наполнены «признаниями души». Он рассказывает матери, как проводит день, что читает, о чем думает, открывает перед нею весь свой , пока еще светлый, хрупкий, солнечный детский мир, в котором две наилучшие добродетели – невинная веселость и беспредельная потребность любви были единственными потребностями жизни! За его любознательность и трудолюбие, веселость нрава и живость в семье его называли ласково «Бимбо» , в честь героя детской сказки Киплинга, мамонтенка, у которого от любознательности вырос длинный нос – хобот.

Все увлечения и стремления любимца – «Бимбо» находили неизменно горячий отклик в сердце матери, она поощряла их, дарила сыну интересующие его книги, альбомы, всяческие приспособления для занятий энтомологией и ботаникой. В саду при дворце кавказского наместника в Тифлисе именно по ее желанию разводили редкие виды растений и завозили диковинных птиц из разных краев, за которыми маленький Николенька мог наблюдать часами совершенно не шелохнувшись. Он записывал и зарисовывал свои наблюдения в альбомы, показывая их родителям..

Справедливости ради надо сказать, что и вечно занятой отец всячески одобрял занятия сына естественными науками, с годами все более принимающими характер глубоких научных исследований, и гордился, так же как и мать, что юный Великий князь за ряд публикаций в научных журналах Европы был уже в 18 лет избран членом Французского энтомологического общества.

Юный естествоиспытатель много путешествовал, (Испания , Швейцария, острова Тенерифе, Франция, Италия.) и успешно сотрудничал с видными учеными в те годы в области энтомологии: Г. Е. Грум - Гржимайло, С.И. Алифераки, Г. И. Сиверсом. Последний позже стал его научным секретарем, и, по завещанию, должен был унаследовать обширную энтомологическую коллекцию Великого Князя. Вышло – иначе, но об этом – позднее.

В 1879 году, вскоре после окончания русско – турецкой войны, где Николай Михайлович получил свое первое боевое крещение в чине подпоручика, а потом штабс – капитана и командира взвода, кавалера ордена св. Станислава 4 – ой степени за личную храбрость; - Великий князь рядовым участником отправляется в экспедицию по изучению фауны и флоры Средней Азии, возглавляемую известным тогда геологом И. В. Мушкетовым. Вернувшись из экспедиции, он усиленно продолжает свои исследования по энтомологии Кавказа, собрав громаднейшую коллекцию в 25 тысяч бабочек , и самостоятельно открыв три бабочки, неизвестных ранее науке. Одну из этих бабочек* (* точнее, ее подвид) он окрестит по латыни: « Collas Olga Romanof», дав ей имя обожаемой матушки, которой к тому времени уже не было в живых.

Под редакцией Николая Михайловича Романова в 1891 – 92 году выходит прекрасно иллюстрированное девятитомное издание «Мемуары о чешуекрылых.», уникальное и по сию пору, а сам Великий князь становится почетным председателем Императорского Русского Географического общества.

Страсть к наукам и путешествиям почти не мешает князю – ученому делать успешную карьеру офицера, хотя военным Николай Михайлович становится тоже только в память горячего желания матери, жаждущей видеть его продолжателем традиций царственного рода и дела отца.

Он успешно оканчивает Пажеский корпус, Кавалерийскую школу и Академию Генерального штаба* (*в 1885. году.) Послужной список Н. М. Романова достаточно пространен, но место службы почти всегда одно и то же: Кавказская армия, где он дослужился до высших командных должностей.

В1894 году Николай Михайлович, отслужив ряд лет флигель – адъютантом императора Николая Второго в Санкт – Петербурге, неожиданно получает в командование 16 – ый Гренадерский Мингрельский полк. Он испытывает душевный восторг от этого назначения и гордость. На смотре полка обращается к солдатам и офицерам с прочувствованной речью, в которой были такие слова:

«Ребята, я счастлив, что получил Ваш старый боевой полк. Смолоду я привык любить и уважать доблестную кавказскую армию, в ряды которой я несказанно рад вернуться.!»

Вскоре Николай Михайлович был произведен уже в генерал – майоры, что расценивалось, прежде всего, как свидетельство и признание его способностей и успешной деятельности в качестве полкового командира, а не как Высочайшая протекция.

Самым большим достижением в довольно серьезной военной карьере Николая Михайловича следует считать его назначение в 1897 году командующим знаменитой Кавказской Гренадерской дивизией, как назвал ее в поздравлении сыну Великий князь Михаил Николаевич – «первой по назначению во всей нашей доблестной армии».

Эта должность была последней в послужном списке Великого князя . Свое военное поприще он покидает в 1901 году, в чине генерал – лейтенанта, а уже в 1903 – ем назначается генерал – адъютантом в свиту своего кузена – императора Николая Второго. Почетная должность, но скучная, согласитесь. Лакировать подошвами военных сапог дворцовый паркет!

Николая Михайловича и современники и историки часто называли (и называют до сих пор!) «фрондером, представителем оппозиции «романовского крыла», приводя в пример его шутливые эскапады, сидение на гауптвахте, (за свое собственное непочтение к офицерскому уставу – проехал как - то в пролетке, в расстегнутом мундире, без головного убора, с сигарой в зубах, - встреченные по пути офицеры не смогли даже отдать честь! - о чем немедля стало известно строгому Государю – дядюшке Александру Третьему, вот и пострадал!) его резкие высказывания в адрес Императрицы Александры Феодоровны после 1914 года, его письмо к Николаю Второму, но мало кто знает, что зубоскал, шутник и фрондер, всерьез мечтал стать наместником Кавказа, никогда не покидать до страсти любимый край! Любимый с самого детства, с того момента, как помнил себя. И кто знает, стань Николай Михайлович генерал – губернатором Кавказским, может быть, сложилась бы его судьба немного иначе.. Энтомология бы потеряла замечательного ученого - естествоиспытателя, страстного коллекционера, история - своего самого преданного рыцаря. Кстати, все более и более увлекаясь этой странной дамой – историей, Николай Михайлович огромное количество времени своего в заграничных ежегодных вояжах, проводил, усердно работая в архивах и библиотеках Мюнхена, Парижа, Флоренции, Берлина. Одновременно он неустанно коллекционировал произведения искусства, антиквариат, живопись, отдавая предпочтение - портрету, более того – его миниатюрному воспроизведению.

Николай Михайлович писал Николаю Второму в полушутливом личном послании, как бы заранее распоряжаясь своим имуществом: «Всю мою коллекцию портретов, миниатюр и гравюр я хочу завещать музею Императора Александра Третьего; как есть «Лобановская комната»* (* комната в Русском Музее с собранием старины из коллекции князя А. Б. Лобанова -Ростовского – С. М.) так, может быть, ты разрешишь после моей смерти, и комнату для коллекции покойного «Бимбо».»

Грустный юмор, немного странный и немного - провидческий, будто угадывал Николай Михайлович и свою собственную Судьбу и судьбу своих знаменитых коллекций!

Но, может быть, грусть Великого князя была вполне естественна для одинокого человека, не имеющего семьи и нет в ней вовсе никакого предугадывания? Его личная судьба была очень запутанна и сложна, несмотря на кажущуюся простоту и аскезу внешне.

Он был влюблен и не однажды. Впервые, еще в юности, надолго и пылко влюбился в свою кузину, принцессу Викторию Баденскую, ставшую впоследствии королеву Швеции, но строгий запрет православной церкви на браки между близкими родственниками не дал молодым людям надежды обрести счастье в совместной жизни. Они встречались несколько раз в Италии, уже в бытность Виктории шведской монархиней, но с годами пылкость чувства угасла, осталась только теплая дружеская привязанность с ее стороны. А с его? В семье знали, что горечь этой любви оставила в душе впечатлительного «Бимбо» слишком глубокий след, чтобы он мог еще раз всерьез подумать о брачных узах, хотя и выражал готовность жениться из династических соображений на той, которую укажут родители. Родители – не указывали, не желая вмешиваться в судьбу сына, бередить раны.

Однажды Великий князь написал - таки отцу из очередного своего парижского вояжа, что правнучка французского герцога Филиппа Орлеанского - Эгалите - Амелия не прочь стать его женою. Но.. И здесь опять помешало вероисповедание претендентки, увы! А потом.. Потом Николай Михайлович встретил княгиню Елену Михайловну Барятинскую, супругу адъютанта своего отца, князя А.В. Барятинского, и - потерял голову!

Княгиня Елена Михайловна, опытная светская львица, чье имя годами не сходило и со страниц столичных газет и … с уст «злоречивого бомонда обеих столиц», жила в разъезде с мужем, одна воспитывая тяжелобольного сына.

Вскоре ее имя тихо исчезло с газетных полос светской хроники и стало прочно связываться с именем Великого князя Николая Михайловича. Они всюду появлялись вместе, дружили с одними и теми же людьми, читали одни и те же книги, даже художников любили одних и тех же! В своем Петергофском дворце княгиня Барятинская – Великий князь называл ее просто – Nelly - собрала уникальную западноевропейской портретной живописи, в которой было около десятка портретов кисти Ф. Винтерхальтера.* (*разграблена во время октябрьского вихря 1917 года – С. М.) Николай Михайлович был очень предан княгине Елене Михайловне, но отношения между ними были несколько странными: даже после того, как княгиня овдовела и могла уже, фактически, стать хотя бы морганатическою супругою Великого князя, она не сделала никаких шагов для того, чтобы изменить свою судьбу и судьбу любимого ею страстно человека! То ли из боязни занять в его сердце недостаточно много места, ведь на первом всегда были - коллекции и научные изыскания -, то ли - оттого, что ее в ее собственном сердце всепоглощающая любовь к единственному сыну занимала слишком большое пространство? Никто не может здесь ни о чем судить.

Николай Михайлович не стал ни к чему принуждать княгиню, ни в чем никогда ее не упрекнул, и лишь в своем горьком, исповедальном разговоре с Л. Н. Толстым сказал однажды, что «истинных минут счастья в его жизни было, на самом деле, слишком мало!»

Он завещал вернуть княгине Барятинской после своей смерти все ее вещи и подарки, и даже – письма, но этот пункт завещания также не был исполнен: князь пережил любимую женщину на целых пять лет!

После смерти своего сына в 1910 году, княгиня Барятинская долго болела, жила замкнуто, уединенно, поблизости от Михайловского дворца Великого князя, и не принимала почти никого, кроме него и близких родных. Княгиня скончалась 26 марта 1914 года. Николай Михайлович сделал об этом лаконичную пометку на последнем листке письма княгине к нему и в тот же день приказал переплести свою личную с нею переписку в красивый альбом с тяжелыми золотистыми застежками. В нем более тысячи писем. Разумеется, он - не издан и тихо пылится в архивах, ожидая своего часа..

В таких же пыльных архивах работал и сам Николай Михайлович, все более и более отходя душою в сторону исторических исследований. Путь его «к сердцу Музы Клио» был довольно неожиданный, на первый взгляд.

Императорское Русское Историческое общество предложило Великому князю составить некоторые биографии для «Русского Биографического словаря». В числе прочих были и князья Долгорукие, о которых никто никогда не писал, в виду недостатка фактического материала. Николай Михайлович увлекся работой, отыскал новые документы, но представленный им труд оказался настолько обширен, что более походил на самостоятельное историческое исследование – монографию. По рекомендации Н. К. Шильдера и Е. С. Шумигорского – признанных ученых – историков того времени - Николай Михайлович отважился издать свои биографические очерки отдельной книгой.

Как писал он сам: « Я долго колебался не желая рисковать выступать на арену в печать, но, в конце концов, решился.» Так и родился историк Николай Романов.

В 1901 году, после выхода в свет первого труда «О Долгоруких, сподвижниках Александра Первого в первые годы его царствования» читающая Россия получает одну за другою, имеющие совершенно невероятный успех, исторические публикации Великого князя. Вот названия некоторых из них:: «Граф Павел Александрович Строганов (1774 – 1817). Историческое исследование эпохи Александра Первого» т. 1 – 3. СПб. 1903 г.

«Дипломатические отношения России и Франции по донесениям императоров Александра и Наполеона. 1808 – 1812 годы. Т 1 -7. СПб. 1905 – 1914 годы.

Как видно из вышеперечисленного, основное внимание автора занимала эпоха Александра Первого, феномен его личности, его сподвижники и недруги, оценка либеральных дерзаний молодого императора, которые рассматривались Николаем Михайловичем в свете его собственных политических взглядов о необходимости преобразований в России.. Он кропотливо и долго собирал коллекцию книг, вещей и документов, связанных с императором Александром Первым, его временем. В этом ему деятельно помогали другие члены семьи Романовых, часто вместо именинных подарков преподнося какие либо редкости: документы, письма, книги, вещи. В частности, Великая княгиня Елизавета Феодоровна Романова (Элла) подарила Николаю Михайловичу медальон с локоном волос Александра Первого и крохотную табакерку с портретом императрицы Елизаветы Алексеевны внутри а также - копии писем Государыни Элизы к ее матери, герцогине Баденской, и мужу – императору Александру..

Вообще же, привилегированное положение Н. М. Романова в обществе открывало ему неограниченный доступ в архивы и частные коллекции не только в России , но и в Европе. Например, во время работы над биографией Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны в трех томах, согласно перечню используемых работ, Николай Михайлович неоднократно обращался в богатейшую библиотеку Зимнего дворца, собранную несколькими поколениями Императоров российских, в архивы Берлина, Бадена, Дармштадта и Карлсруэ – родины Елизаветы Алексеевны. Сохранились его письма директору карлсруйского архива Г. Обзеру и библиотекарю Р. Гримму, к которым он обращается по вопросам приобретения копий или подлинников писем императрицы к ее сестре, маркграфине Амалии Баденской, к близким и друзьям. Трехтомный труд -«жизнеописание» Елизаветы Романовой, созданное на основе ее переписки и дневниковых записей, до сих пор фундаментально для историков и архивистов и имеет непреходящую художественную ценность!

Работа над биографией самой загадочной Императрицы в истории России была очень кропотливой. Первые ее результаты Николай Михайлович изложил в специальном докладе на заседании Императорского общества, приуроченного к столетней годовщине убийства Павла Первого – 11 марта 1901 года. Основная же работа над книгой – трехтомником была завершена только в конце 1908 - го года и в феврале 1909 - го она, наконец, вышла в свет, вызвав огромный интерес как к личности ее героини, так и к личности самого историка, чье чарующее обаяние распространилось на страницы его труда.

Николай Михайлович получил большое число откликов от благодарных читателей и историков - профессионалов. Его увлекательная, интереснейшая работа была чрезвычайно высоко оценена Е. С. Шумигорским, П. Бартеневым, М. Н. Соколовским и многими другими деятелями исторической науки и ценителями старины.

Брат Михаил Михайлович восторженно писал автору из Англии: «Я читаю с большим интересом и увлечением Твое издание про Императрицу Елисавету Алексеевну и отдаю Тебе полный долг, что это – идеально написано!»* (*сохранена орфография автора письма и нормы старинного произношения. – С. М.)

А вот интересный отклик графини Ирины Васильевны Воронцовой – Дашковой, урожденной Нарышкиной: «Милый Николай Михайлович, - писала она. – Возвращаю Вам с благодарностью Елизавету Алексеевну. Как проснулась сегодня утром, первым делом занялась этим чтением. Очень интересно, скажу больше, эта история трогает. Я нахожу Вашу психологию Елизаветы Алексеевны логичной и правдоподобной.. Крайне интересно. Думалось ли ей тогда, то есть сто лет назад, что найдется такой внучатый племянник, который выведет на свет божий ее личность, характер, внутреннюю жизнь! Я понимаю, что можно пристраститься к историческим исследованиям. Воскрешать забытые или неизвестные характеры, целые миры, что может быть увлекательнее?!»

Увлекательнее этого оказался только сбор материалов для фундаментального издания, затеянного Великим князем. Оно называлось:« Русские портреты XVIII и XIX столетий». Малоизвестное и до сих пор широкой публике, но - незаменимое для искусствоведа или историка издание, совершенно не имеет аналогов в мировой истории искусствоведения! Это – огромная иконография отечественной истории. Перед читателем с ее страниц предстают портреты виднейших деятелей эпохи, знати и государственных мужей, царей и сенаторов, деятелей культуры и церкви, оживленные мастерски биографическими очерками, автором многих из которых был сам Николай Михайлович. «Драгоценным материалом истории» назовет их впоследствии Л. Н. Толстой, многие годы с увлечением общавшийся с Великим князем, приглашавший его к себе в Ясную Поляну, ведущий с ним переписку.

Николай Михайлович многих и многих привлекал поражающей воображение неординарностью взглядов, высокообразованностью, сердечностью, умением располагать к себе людей, внимательностью к ним, которая была как бы его второю натурою. Особо ценили его в артистических кругах за приверженность к искусству, духовное подвижничество, ведь та работа, которой он всегда занимался - например, составление Петербургских некрополей, вместе с профессором В. И. Саитовым -, требовала от него не только усидчивости, высокого профессионального уровня знаний, но и полного отречения от мирских удовольствий и обязанностей, в какой то степени, что было весьма трудно в его положении, согласитесь!

Хотя, для того, чтобы пополнить собрание своей коллекции, Великий князь частенько поигрывал в карты или рулетку. Ему парадоксально везло. Фортуна снисходительно улыбалась «любимцу Клио», и он мог на свои выигрыши купить то прелестные каминные часы в форме дворца «Малый Трианон», то сервиз севрского фарфора… Великий князь и вообще, был во многом непредсказуем, неординарен в общении, мог иногда проявить нетактичную нетерпимость к тем, кто был почему – либо не согласен с его точкою зрения, высказать прямо весьма нелюбезное для собеседника мнение. Сказывались в нем, порой и снобизм, и гордыня, и некоторая доля высокомерия. Издержки характера и воспитания, так сказать!

Одним словом, в жизни Николай Михайлович был далеко не всегда прост и приятен, как и любой живой человек, но то нескончаемое, чарующее море обаяния, что плескалось и жило в нем, высочайший уровень культуры, блистательная незаурядность ума, против воли притягивали к этому необыкновенному представителю семьи Романовых всех и вся!

С ним с удовольствием, трепетно, уважительно дружили и общались: М. Добужинский, С. Дягилев, А. Бенуа, Андрей Достоевский – племянник писателя, крупный военный инженер, Александр Извольский – посол Российской Империи во Франции. Николаю Михайловичу горячо симпатизировал и Максим Горький, беспомощно пытавшийся выручить его после ареста в 1918 году..

Друзья – артисты и художники, историки и писатели - всячески помогали ему отыскивать исторические документы и раритеты, а он им - устраивать выставки, спектакли и театральные премьеры, на которых всегда был самым желанным гостем и строгим критиком.. Ново – Михайловский дворец князя Н. М. Романова часто служил выставочным залом или местом солидных съездов историков – архивистов. Первый из них состоялся в 1914 году, в самый канун Первой Мировой войны, и Н. М. остался очень доволен результатами его работы.

Едва закончив « тщательное корпение» над многотомным жизнеописанием Императрицы Елизаветы Алексеевны, Николай Михайлович приступает к новому – монографии о ее Венценосном супруге, Александре Первом. В эту двухтомную монографию вошли обширные материалы, как из коллекции самого Князя, так и из архивов Империи, раннее совершенно неизвестные.

Интересно то, что книга об Императоре Александре Павловиче подготавливалась к выпуску в год столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года, весьма пышно отмеченного.

Но характеристика личности Александра Первого в этом труде была полностью лишена фамильного, да и просто верноподданнического пиетета, которым полны были многие исторические издания, труды и журналы в тот знаменательный год! Оценка Александра Первого внучатым племянником – историком - предельно объективна, даже несколько сурова, особенно психологически верно нарисован в книге его портрет – странного, несколько слабовольно – тщеславного человека, легко подпадавшего под чужие влияния, мистика и очарователя.

Николай Михайлович, кстати, считал Императора Александра сознательным участником убийства своего отца, императора Павла Первого. Именно это осознание своей полной греховности, быть может, и сделало ( с точки зрения царскородного потомка – историка, разумеется!) Александра - императора вполне способным на такой шаг, как - отказ от трона, уход от мирского соблазна.. Беспристрастный внучатый племянник – исследователь смог в своем обширном труде психологически убедительно обосновать возможность для Александра Первого варианта судьбы старца Феодора Кузьмича, но впоследствии указывал в примечаниях к книге, что это - всего лишь одна из возможных дорог Судьбы, не более!

Столь серьезная, увлекательно написанная книга с обширным списком указанных источников, сделала ее настоящей драгоценностью для исследователей. Она была по достоинству оценена читателями и привлекалась даже в качестве оправдательной улики во время судебного процесса над писателем Дмитрием Мережковским, закончившем и издавшим почти в то же время свой исторический роман « Павел Первый».

Дмитрия Сергеевича Мережковского ретивые судьи, с подачи цензурного комитета обвинили в непочтении «дерзостном неуважении к Верховной власти»..

Судом указывалось также на недопустимость «непочтительных выражений ( устами графа Палена) в адрес монарха». Для доказательства исторической правдивости романа Дмитрия Мережковского адвокатами, в качестве «алиби», весьма неожиданно, был привлечен труд Николая Михайловича «Император Александр Первый». Защита обратила внимание судей на то, что великий князь Н. М.Романов, представитель царствующего рода, считает Александра Первого сознательным участником заговора против отца, то есть подходит к образу монаршей особы гораздо строже, чем писатель Мережковский, который считал Александра Первого лишь марионеткою в тисках чужой воли. (Палена, Зубова, и других) Мережковский и его издатель были тотчас оправданы судом , а цензурный арест на книгу полностью снят.

И - как еще один небольшой, но весьма любопытный и правдивый штрих оценки нового труда Николая Романова – историка - думается, уместно будет привести здесь выдержку из письма Императора Николая Второго любимому своему кузену – автору.

Письмо было написано Государем вскоре после прочтения им сигнального экземпляра книги и адресовано во Фрейбург *( *Николай Михайлович в это время отдыхал и путешествовал по Германии, и там, во Фрейбурге, тщательно вычитывал корректуру своей книги. – С. М.): «Вообще, твоя книга будет, безусловно, полезным вкладом в русской истории и, я думаю, будет прочитана весьма многими с истинным удовольствием, за каковое, доставленное мне сейчас, сердечно тебя благодарю».

Благодарил не один Император Всероссийский. Книга почти тотчас была переведена на все европейские языки, восторженно встречена за границей, и уже в 1913 году Николай Михайлович избирается почетным членом Французской Академии нравственных и политических наук.

В 1915 году ему присваивается, по представлению профессоров Московского университета, ученая степень доктора русской истории honorus cauza. От присвоенного ему звания доктора философии Берлинского университета, ( 1910 год) великий князь отказался в 1914 году, с началом Первой мировой войны. В России же почетных званий Николая Михайловича было не счесть: Председатель общества защиты и сохранения памятников искусства и старины, почетный член Императорского Военно – Исторического общества, и Московского археологического института, Императорской Академии художеств и ряда других научных обществ.. Еще в 1909 году Николай Михайлович получает от императора Николая Второго предложение стать председателем Императорского Русского Исторического общества. Император писал в письме к кузену – историку: « Мне казалось, что при твоих крупных исторических познаниях и вообще, большой привязанности к Отечественной истории, ты не откажешься от подходящего к твоим вкусам постоянного занятия..»

Николай Михайлович, разумеется, не отказался, и занимал этот пост вплоть до октябрьского вихря 1917 года. Под его покровительством, и при деятельном его участии, постоянно выпускались исторические сборники, альманахи, монографии, проходили исторические чтения и конференции. Русское Императорское Историческое общество с одобрением встретило и новую, обширную работу Великого князя:: «Переписка императора Александра Первого с сестрою, великой княгиней Екатериной Павловной» - прекрасно иллюстрированное и тщательно прокомментированное издание семейных писем, представляющих литературный и исторический интерес и по сию пору. Биография же Екатерины Павловны Романовой, написанная в живой и увлекательной манере, присущей талантливому перу Николая Михайловича, до сих пор одна из самых тщательных и непредвзято составленных..

Но Николая Михайловича увлекали не только «бесценные жемчужины» открытого им наследия прошлых царствований и времен.. Его волновала и тревожила современная ему судьба России, необходимость назревших в ней больших перемен неотступно терзала его кипучий и деятельный ум.

Будучи по натуре свободным духовно и сторонником всяческих полезных нововведений, изучивший всесторонне политическое устройство республики Франция, и водивший знакомство со многими видными политическими ее деятелями - Р. Пуанкаре, Ж. Кайо, З. Комб, Ж. Клемансо - и историками, такими, как Ф. Массон и А. Вандаль, он искренне считал, что «довольно России топтаться на месте: она, хотя бы и частично, но все - таки может использовать опыт Франции в процессе созыва первого законодательного собрания (Думы) и других, насущно необходимых политических реформ, которые нужно было вести поступательно, не спеша, при определенном, «мягком ограничении» власти самодержца!»

Ярость нетерпеливых реформистских порывов друзей - французов по масонской ложе «Биксио» умнице – князю тоже не была особо симпатична. Он прекрасно понимал, что Россия - страна достаточно самобытная и сложная, для всяческих непродуманных, быстрых, чересчур смелых и эпатажных рывков и скачков. Но реформы – к примеру, парламент с легитимною властью монарха и обузданной «вольницей народной» - ей просто необходимы!

Николай Михайлович составляет обстоятельный доклад на имя министра двора П. Д. Толстого в котором всячески убеждает почтенного сенатора подвергнуть реформе структуру Государственного совета, некоторых комиссий и министерств. В письме этом есть такие строки: « Жизнь и ее требования ушли за XIX столетие далеко вперед, а учреждение остались на той же точке». Письмо остается, конечно, без ответа, а в лице почтенного сенатора Великий князь приобретает вежливого, непримиримого врага!

Справедливости ради, нужно отметить, что, хоть и был отпрыск царственного рода «несколько масонистым «республиканцем», но дело Дрейфуса, занимавшие всех и вся в Европе, к примеру, не

© БиоЗвёзд.Ру