Питер Донохоу

Содержание

1. Мистер Донохоу, после победы на Международном конкурсе имени Чайковского вы неоднократно выступали в России. Изменилась ли русская публика с 1982 года?
2. – В нашем представлении англичане – строгие, эмоционально сдержанные люди, а русские импульсивны, непосредственны. Но вы прекрасно чувствуете себя в русском репертуаре...
3. – Вы работаете с большим количеством оркестров – пятью в Лондоне, знаменитым лейпцигским «Гевандхауз», оркестрами Дрезденской филармонии, Берлинской оперы, Шведского радио... Как вы себя чувствовали с «Новой Россией» под управлением Юрия Башмета? Собираетесь ли продолжить сотрудничество?
4. – В свое время вы вели иной образ жизни – были хиппи и играли на ударных в поп-группе.
5. – Как произошел ваш переход к классике?
6. – Помогает ли ваше правительство развитию культуры?
7. – Остается надеяться на лучшее.

Концерт Питера Донохоу в зале им. П.Чайковского заставил размышлять, спорить – не соглашаться с чрезмерно «материальным» Дебюсси и, напротив, слишком «импрессионистичным» Стравинским, с удовлетворением слушать превосходного Рахманинова. Пианист раскланивался после положенного «биса», но щедрая московская публика не отпускала его со сцены, и тогда Донохоу неожиданно быстро подошел к роялю и с юношеским азартом заиграл «Ноябрь. На тройке» Чайковского. Временная завеса длиной в 22 года мгновенно рухнула. В памяти возникла атмосфера VII Международного конкурса им. П.И. Чайковского, когда исполнением безыскусных пьес из «Времен года» никому не известный обаятельный британец заявил: главное событие конкурса – открытие настоящего таланта, – уже состоялось.

Мистер Донохоу, после победы на Международном конкурсе имени Чайковского вы неоднократно выступали в России. Изменилась ли русская публика с 1982 года?

– Русская публика менялась дважды. Десять лет назад по понятным причинам люди перестали думать о музыке – они думали только о том, как им выжить. В 90-е годы в течение пяти лет меня не приглашали в Россию. Но сейчас интерес к музыке возрождается. Я очень люблю русскую публику. Общение со слушателями после концерта может дать исчерпывающее представление о стране. Во Франции будут рассуждать о тембре звука, в Германии – о его качестве, в Британии скажут, что вы играли «очень мило», ну а в России оценят прежде всего духовную наполненность.

– В нашем представлении англичане – строгие, эмоционально сдержанные люди, а русские импульсивны, непосредственны. Но вы прекрасно чувствуете себя в русском репертуаре...

– Британцы действительно сдержанны, к этому приучают с детства. Но это только внешнее. На самом деле мы обладаем большой восприимчивостью к культуре других стран и всегда открыты для иностранных исполнителей и композиторов. Русская музыка заняла значительное место в моем репертуаре, благодаря конкурсу Чайковского. Но в сочинениях Рахманинова и Чайковского для меня важнее не «национальное», а «интернациональное», мысли и чувства, которые делают эту музыку интересной для всех. Фортепианный Концерт Моцарта до минор традиционно считается «трагическим». Но в нем есть множество различных эмоциональных состояний. Если, исполняя концерт, вы преувеличиваете его «трагическую окраску», исчезает остальное, и в результате сама «трагедийность» воспринимается уже не так остро. То же – с национальными свойствами музыки. Если в произведениях Рахманинова или Чайковского искать только национальные черты, уйдет самое ценное. Нужно просто играть то, что написано композитором в нотах: он поднимает темы, понятные и важные для всех, но «говорит» о них в музыке на родном языке: Чайковский – на русском, Дебюсси – на французском.

– Вы работаете с большим количеством оркестров – пятью в Лондоне, знаменитым лейпцигским «Гевандхауз», оркестрами Дрезденской филармонии, Берлинской оперы, Шведского радио... Как вы себя чувствовали с «Новой Россией» под управлением Юрия Башмета? Собираетесь ли продолжить сотрудничество?

– Охотно, если меня пригласят. Юрий Башмет – музыкант эмоциональный, очень тонко, интуитивно чувствующий музыку. Мне же в большей степени свойственен аналитический склад мышления. Обычно бывает наоборот: интуитивен солист и аналитичен дирижер. То, что у нас сложилось непривычное соотношение, послужило поводом для появления особой энергетики, напряженного творческого «нерва». Это был прекрасный опыт.

– В свое время вы вели иной образ жизни – были хиппи и играли на ударных в поп-группе.

– Не только играл – я организовал эту группу.

– Как произошел ваш переход к классике?

– Я никогда никуда не переходил. Моя любовь к музыке проявлялась в том, что мне хотелось заниматься всеми видами и жанрами. Поп-музыка была лишь частью моих увлечений. В то же время я серьезно учился игре на фортепиано. Еще до создания поп-группы я играл в симфоническом оркестре на ударных, кларнете, тубе, чуть раньше – на скрипке и альте.

– Помогает ли ваше правительство развитию культуры?

– Увы, нет! Наши концертные залы заполняет публика старшего возраста. В свое время они получили хорошее образование, но не имели возможности посещать концерты из-за отсутствия времени. Сейчас такая возможность появилась. Но уровень образования в Британии резко падает. Нынешнее поколение стремится только к быстрому зарабатыванию денег. Но когда деньги будут наконец заработаны, эти люди уже не придут в концертные залы. У них не будет такой потребности. Полагаю, что нечто подобное может произойти и в России.

– Остается надеяться на лучшее.

– Пожалуй.