Тертуллиан

Содержание

1. Труды
2. «Верую, ибо абсурдно»
3. Значение

Родился в семье проконсульского центуриона в Карфагене, перебрался в Рим, где стал изучать риторику и философию, а позже — право. Скорее всего, его отождествление с юристом Тертуллианом, упоминаемым в Дигестах Юстиниана, не обосновано. По возвращении в родной Карфаген (тогда ему было около 35 лет) Тертуллиан перешёл в христианство, около 200 г. был рукоположён в пресвитеры, однако примерно через 10 лет ушёл к аскетическим малоазийским сектантам-монтанистам.

В учении монтанистов его привлекало ожидание близкого конца света и строгий аскетизм, но довольно скоро он счёл даже монтанистов недостаточно нравственными и основал собственную общину, просуществовавшую не менее века после его смерти. Умер Тертуллиан глубоким стариком, но когда точно — неизвестно. Самые поздние из его сохранившихся трудов не могли быть написаны позднее 220 года.

Тертуллиан превосходно знал Священное Писание и греческих авторов. До нас дошло 31 сочинение Тертуллиана, все его труды посвящены темам, имевшим практическое значение: отношению христиан к язычеству, вопросам христианской морали и опровержению ересей. 14 сочинений, известных по названиям, не сохранились.

Труды

Первоначально Тертуллиан занимался апологетикой, написав собственно «Апологетик» («Apologeticus») и «К язычникам» («Ad nationes») в 197 г. и выработал кодекс христианской морали в трактатах «О зрелищах» («De spectaculis»), «Об идолопоклонстве» («De idololatria»), «О женском убранстве» («De cultu feminarum») и «К жене» («Ad uxorem»), наставляя катехуменов в трактатах «О крещении» («De baptismo»), «О молитве» («De oratione») и «О покаянии» («De poenitentia»), объяснив в трактате «Об отводе возражений еретиков» («De praescriptione haereticorum»), почему не следует прислушиваться к их учениям. Автор биографии Тертуллиана блаженный Иероним назвал его поэтому «ardens vir» — «неистовый муж».

«Верую, ибо абсурдно»

Основная статья: Credo quia absurdum

Знаменитая максима Credo quia absurdum est («верую, ибо абсурдно», то есть метафизично в понимании) является парафразом фрагмента сочинения Тертуллиана «О плоти Христа» (лат. De Carne Christi), где в полемике с гностиком Маркионом он пишет (De Carne Christi, 5.4):

Et mortuus est Dei Filius: prorsus credibile est, quia ineptum est. Et sepultus resurrexit: certum est, quia impossibile.

Что в разных вариантах перевода предстаёт следующим образом:

И Сын Божий умер: это бесспорно, ибо нелепо. И, погребённый, воскрес: это несомненно, ибо невозможно.

И умер Сын Божий; это вполне достоверно, ибо ни с чем не сообразно. И после погребения воскрес; это несомненно, ибо невозможно.

Тертуллиан навсегда «отлучает» философию от её познавательной и толковательной сверхзадачи, оставляя за ней лишь описательную, сравнительную и классифицирующую функции. Он исключает аллегорическую экзегезу, расценивая полемику о латентном смысле библейского текста как суемудрие — «расстройство желудка» (De pr. 15), зачастую приводящее к ереси. Философ, вопреки настоянию логики — в пользу иррационального, предлагает непосредственное наивное восприятие, поскольку бессилие постижения говорит лишь о его несовершенстве, неприменимости. Откровение, в дольнем — абсурдно, устремляет к горней тайне, трансцендентная достоверность которой возрастает по мере освобождения от иллюзорных схем. Здесь — условие снятия приписываемого ему средневековьем парадокса, противопостав ленного рациональной теологии — ветхому продукту античной софистики, в противоречии которой видится залог целесообразности нового мировоззрения.

Значение

Средневековые богословы не могли простить Тертуллиану его отступничества от «истинной» веры. В их трудах зачинатель латинского богословия упоминается нечасто и не особо одобрительно. Лишь немногие, как св. Киприан и блаженный Иероним, его оценили положительно. Только в XIX веке Тертуллиан был в полной мере переоткрыт как один из наиболее значительных латинских авторов своего времени и ключевая фигура в становлении западного христианства. В теологии его интересовали аспекты не столько метафизические, сколько практические и юридические — и это сближает его с учителями католической церкви последующих поколений. В отличие от греческих отцов, он был враждебно настроен к античной философской традиции и риторически вопрошал: «Что может быть общего у Иерусалима с Афинами?»