Зоя Сафонова

Война прошла на моих глазах: помню бомбежки, помню, как от немцев прятались и перекапывали огороды, добывая гнилую картошку. И болела, и вшей кормила... После ФЗУ шесть лет работала на ткацко-прядильной фабрике. А тут узнала из газет, что в Сибири затевается строительство шелкового комбината. Да еще ГЭС там строят - величайшую в мире. Мы нищету знали не по книжкам, только-только нормально жить начали. А тут - гигантское строительство, величайшая ГЭС... Конечно, поехала в Красноярск.

Наш комбинат был единственным, снабжавшим шелком все швейные фабрики на востоке страны. А его требовалось все больше и больше. Пришли новые, чешские станки, и мне было интересно, сколько я смогу их взять. Сперва взяла два, потом четыре, шесть, восемь... А когда дошла до семнадцати, вдруг обнаружилось, что в стране ни одна ткачиха на семнадцати станках не работает. Меня отправили в Москву на совещание передовиков-текстильщиков. И там, поглядев на московских, литовских, молдавских ткачих, рвавшихся соревноваться со мной, я объявила, что возьму двадцать пять станков.

Это был азарт, который передался на комбинате всем - от директора до моих подруг-ткачих. Но это была и адская работа. Помните кинофильм "Светлый путь", где Любовь Орлова с песнями носится от станка к станку? Вот и я так носилась весь день, с двадцатиминутным перерывом на обед. Инженеры расчертили мне оптимальный маршрут движения по цеху - тут было не до песен.

В 1973 году за досрочное выполнение планов 9-й пятилетки мне было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Меня стали включать в состав различных делегаций, приглашать на совещания. Пошли интервью, статьи в газетах, теле- и киносъемки.

Наверно, найдутся люди, которые скажут, что это все для пропаганды, показухи... Тут все сложнее. Моя работа - это моя работа, она для профессионалов. А пропагандой и показухой занимались сильно партийные журналисты. Когда я объявила на одном из совещаний, что работаю на 50 станках, а они это проворонили, - так специально в павильоне потом поставили ту же трибуну и заставили меня повторить выступление, подмонтировав аплодисменты. А сколько раз я с ними спорила, пытаясь рассказать о своих товарищах, без которых моих рекордов просто бы не было... Статьи, книжки, кинофильмы - это была не моя, а их работа. Слава богу, что они не совались в мою личную жизнь. А она была совсем не парадная.

Кому надо было знать, чего мне стоило на сороковом году закончить текстильный техникум без отрыва от производства? Или что я одна, с мамой, воспитывала троих своих ребят? А жили мы как все, и дети мои ничем не отличались от других детей. И песочили меня за них в школе, невзирая на мои регалии. Так песочили, что порой ревела, но мне в голову не приходило пользоваться своими званиями, положением - я просто не у мела этого делать. Поэтому со всеми своими драмами справлялась сама. Наревусь, а утром в цех.

Хочу, чтобы меня поняли: для меня это была не просто работа - это был эксперимент, который длился 25 лет. Я испытывала не станки - я испытывала себя. Я всю жизнь была простой ткачихой, но если простая ткачиха может работать на 50 станках, значит, это могут и другие...

Сейчас я на пенсии. Когда прихожу в энергосбыт платить за свет и подаю в окошко свое удостоверение Героя Социалистического Труда, оно моментально летит назад: люди, сидящие за окошком, говорят, что мне льготы не положены. Станки на комбинате, на которых я работала, убрали. Они не нужны. И опыт мой, который когда-то был нарасхват, оказывается, тоже никому не нужен. Ни в стране, ни на родном предприятии...

Но я не считаю себя несчастной. Я прожила интересную жизнь, напряженную, творческую. И эта жизнь принесла пользу стране - той стране, в которой я жила...