Александр Ливергант

Содержание

1. - вопрос: Какого переводчика можно назвать хорошим?
2. - в: Мне одна синхронистка говорила, что переводчик как канал связи — его самого быть не должно. В художественном переводе это так?
3. - в: То есть переводчик еще и режиссер?
4. - в: Пастернак—Лозинский представляют собой классическую оппозицию: в первом случае переводческая интонация превратилась в авторскую. Это хорошо?
5. - в: А может быть такое, чтобы перевод превосходил оригинал и становился событием литературы другой страны?
6. - в: Помните, как в фильме Софии Копполы "Lost in translation" — в русском переводе картина называется "Трудности перевода" — герой Билла Мюррея долго слушает японскую речь, а потом ему переводят одно предложение. Остальное — lost in translation. Что теряется при переводе?
7. - в: Чего в переводе делать катастрофически нельзя?
8. - в: А что сейчас произошло со знаменитой советской переводческой школой? Говорят, она не оставила преемников.
9. - в: Есть такой термин "false friends in translation" — ложные друзья переводчика...

- вопрос: Какого переводчика можно назвать хорошим?

- ответ: Во-первых, того, кто умеет выбрать текст по руке. Во-вторых, это человек, который должен много читать по-русски, быть, вообще говоря, одаренным литератором. В-третьих — знать язык, с которого он переводит. В-четвертых, он должен, конечно, знать главный закон жанра — закон компенсации. Это значит, что он должен уступить в чем-то одном, а потом компенсировать тем, в чем его язык сильнее. Потому что язык, с которого ты переводишь, — это в некотором смысле твой противник. Это как бокс — ты должен знать, в какой момент можешь нанести удар.

- в: Мне одна синхронистка говорила, что переводчик как канал связи — его самого быть не должно. В художественном переводе это так?

- о: Это глубоко неверно. Представьте, что вы ставите Шекспира или Чехова, и просто сидят люди и читают роли. И никак вашего режиссерского вклада не ощущается.

- в: То есть переводчик еще и режиссер?

- о: Он же в некотором смысле с помощью своего языка ставит то, что написано другим. Он воспроизводит это снова. Шекспир рождается во второй раз по-русски, а Чехов — во второй раз по-английски. Это, конечно, уже не в точности Чехов, потому что в точности Чехов по-английски будет бессмысленным. Нужна поправка на английское мировосприятие. Если переводчик никак себя не выражает, то какой вообще смысл в переводе великих произведений? Ведь если бы не было Пастернака и Лозинского, мы не имели бы Шекспира.

- в: Пастернак—Лозинский представляют собой классическую оппозицию: в первом случае переводческая интонация превратилась в авторскую. Это хорошо?

- о: Если вы ставите Шекспира, то почти всегда, насколько я знаю, режиссер предпочтет перевод Пастернака. Если вы читаете вслух или вам нужно более или менее точно представлять, что сказано в оригинале, вы обратитесь к переводу Лозинского.

- в: А может быть такое, чтобы перевод превосходил оригинал и становился событием литературы другой страны?

- о: Насчет "превосходил" трудно сказать, мы же не знаем насколько хорош оригинал — чужой язык, чужое восприятие. Но в каком-то отношении были такие победы. Например, перевод Риты Райт-Ковалевой "Над пропастью во ржи" Сэллинджера — безусловно, событие в русской прозе.

- в: Помните, как в фильме Софии Копполы "Lost in translation" — в русском переводе картина называется "Трудности перевода" — герой Билла Мюррея долго слушает японскую речь, а потом ему переводят одно предложение. Остальное — lost in translation. Что теряется при переводе?

- о: Все зависит от того, что вы переводите. Если какое-то рабочее интервью или техническое описание, то ничего. Если стихи или пародийные тексты, то там теряется почти все. Змея полностью меняет одну кожу на другую. Хороший переводчик должен четко представлять, что ему по силам и что нравится. Ели он не любит детективы, то даже за это, казалось бы, простое дело он не должен браться.

- в: Чего в переводе делать катастрофически нельзя?

- о: Две главные беды переводчика, как нас учили в советское время, — правый уклонизм, левый уклонизм — отсебятина и буквализм. В XIX веке Иринарх Введенский переводил Диккенса, и переводил замечательно. Если вы откроете перевод, то убедитесь, что он мог сочинить целый диалог, а мог и выпустить главу. Какая-нибудь культурная барышня чеховских времен могла переводить роман, и там, где описывался неинтересный ей бой или военный поход, или сельхозработы, она могла их опустить, потому что переводила ради любовной сцены. Переводчик ведь всегда остается один на один со своей переводческой совестью. Никто же не станет проверять по оригиналу. Вот главная задача переводчика — вы должны создать иллюзию у вашего читателя, что Дюма писал по-русски, что Жюль Верн писал по-русски...

- в: А что сейчас произошло со знаменитой советской переводческой школой? Говорят, она не оставила преемников.

- о: Да нет, просто люди имеют обыкновение стареть, ностальгически вспоминать прошлое и ругать настоящее. Переводчикам в свое время жилось, конечно, хорошо. Хороший переводчик мог получать приличные гонорары, но за пределами издательства находилось очень много тоже хороших переводчиков, которые при этом сосали лапу. Конечно, переводили очень медленно, со вкусом, книжка шла не два-три месяца, а год, с редактором работали несколько месяцев. Теперь редактора нет вообще. Когда ты переводишь вещь в 200 страниц всего за месяц, наверняка наделаешь ошибок. Но если ты переводишь книжку в 200 страниц два года — это тоже бред. Мне ближе новые времена, при том что они, конечно, породили огромное количество халтурщиков и бездарей.

- в: Есть такой термин "false friends in translation" — ложные друзья переводчика...

- о: Опытный переводчик таких вещей боится, знает, что нужно обязательно смотреть в словарь. Это особенно опасно, когда ты переводишь не с английского или суахили — далеких языков, а с украинского, польского, когда швед переводит с датского, серб с русского, словак с чешского. Вот тут этих ложных друзей переводчика море. Типа польского "uroda", которое и вовсе — "красота".