Главная Войти О сайте

Елизавета Листова

Елизавета Листова

телеведущая
Гражданство: Россия

— Лиза, вы окончили ГИТИС. Как получилось, что театровед оказался на ТВ?

— Начнем с того, что я не единственный представитель этого славного цеха, которого постигла такая участь. Вот хотя бы руководитель моего курса Наталья Анатольевна Крымова, один из самых метких театральных критиков и интересный исследователь театра, очень успешно работала на телевидении, и ее телеработы до сих пор вспоминают с удовольствием. Что же до меня, то я совершенно не собиралась идти на телевидение и всячески себя от этого ограждала. На практику в институте я отправилась в журнал «Искусство кино». Здесь замечу, что это серьезный, но в то же время развернутый к широкой публике журнал. Мне всегда немного претили фундаментальные науки и сидение в башне из слоновой кости. Серьезная исследовательская работа, погружение в глубокие архивы меня всегда пугали тем, что можно забраться так далеко, что ниточка, которая связывает тебя с внешним миром, порвется и ты не сможешь вернуться. В этом смысле журнал «Искусство кино» был для меня оптимальной формой, чтобы иметь возможность серьезно отнестись к любому пустяку, подумать, поизучать, а потом написать, в то же время не доходя до интегральных схем. В «Искусстве кино» тогда работал Петр Шепотинник, который уже сделал на РТР «Команду-2» и как раз запускал «Кинескоп» на ТВ-6. Он и привел меня на ТВ. А потом пошло-поехало. Видимо, написано на роду или где это пишут, не знаю.

— Телевидение и театр все-таки похожи?

— Я бы не стала сравнивать — это совершенно разные вещи. Общее только в публичности оных. Телевидение — безусловно искусство, во всех его проявлениях. Оно живет по законам искусства. Мы об этом забыли отчасти оттого, что у нас, в принципе, нет телевизионной критики. О телевидении пишут только, кто ушел, кто пришел, где какой скандал, у кого сколько денег и какой политической платформы придерживается тот или иной теледеятель. А классических рецензий не пишут.

Вот, например, к юбилею Высоцкого вышла вторая серия фильма Евгения Киселева, сценариста Виктории Дубицкой и режиссера Веры Сторожевой «Таганка с мастером и без». Кино, потрясающее хотя бы тем, какого уровня документы были обнародованы. Уникальные пленки, которые сняли сами таганковцы во время эпохального собрания труппы, завершившегося окончательным разрывом Любимова и Губенко. Я уж не говорю о том, как деликатно он сделан. И кто об этом написал?

В данном случае я не воздаю хвалы своему начальнику, просто я до сих пор нахожусь под впечатлением от этой работы. А телевизионных журналистов интересует лишь то, сколько ТВС дадут денег, что об этом говорят акционеры и наемные работники вроде меня. Это и есть наше телевидение в отражении печатных изданий.

Сколько было горя и досады по поводу закрытия последней версии «Намедни» Парфенова! Но за весь год существования этой программы кто-нибудь что-нибудь внятное написал о ней, кроме того, что она — «самая стильная»? В архивах остаются только газеты — телевизионная продукция долго не хранится, пленка портится. Значит, через много лет исследователи узнают только, что Леонид Парфенов делал самую стильную программу.

— А в театр и кино по-прежнему ходите?

— Все вытоптано! Многие мои приятели из этой среды звонили и говорили: «Ой, Лизка, у нас тут будет премьера, выставка (или еще что-нибудь), сходи». Говорю, что приду. И дальше следовал вопрос: «Сколько вас будет?». То есть меня звали не из-за меня, а из-за камеры НТВ, которую я приведу с собой. Поэтому я стала отказываться и до сих пор хожу по театрам редко и с тяжелой душой..

— А как в своей работе от новостей кино вы перешли к просто новостям?

— Мне показалось, что я себя исчерпала в теме, которая на телевидении называется словом «культура». У меня возникло вдруг ощущение, что весь мой инструментарий затупился. Дело не в том, что кино стало скучным, спектакли неинтересными, просто я поймала себя на ощущении, что о какой бы премьере я ни рассказывала, у меня получается один и тот же сюжет. Я просто заскучала, и мне захотелось попробовать проанализировать другую форму реальности.

— Вы покинули НТВ вместе с командой Киселева. Почему?

— Я поступила так, как сочла нужным согласно моим собственным представлениям и принципам.

— А как вы прокомментируете то, что сейчас происходит на НТВ?

— Наверное, происходящее закономерно.

— Теперь вы ведете новости на ТВС. Но ведь читать новости куда менее интересно, чем ездить по командировкам, разве нет?

— Нет, конечно. От корреспондентства тоже можно устать. Одно дело — это впечатления в их чистом виде. Другое — все, что приходится преодолеть для того, чтобы эти впечатления получить. Я домашний человек. Командировка — это когда ты впахиваешь с утра и до вечера. Чужой город, огни на чужих улицах, какие-то люди идут по своим делам, и ты понимаешь, что стопроцентно не встретишь ни одного знакомого. Хмурое мерзкое утро, холодная гостиница... От этого тоже устаешь. Есть какая-то дурацкая неписаная иерархия, по которой почему-то считается, что ведущий круче корреспондента. Я думаю, это круче только по степени ответственности, которую на себя берешь. Кто бы ни ошибся во время твоего эфира, все равно дурой будет Листова.

— Но ведь у ведущего и славы больше.

— Во-первых, непонятно, хорошо ли это: меня почему-то чаще всего узнают зубные врачи. А когда я иду лечить зуб, мне это совершенно не надо. И немного смущает, потому что опознание происходит всегда в самый неподходящий момент, например, в магазине за покупкой гигиенических средств. Во-вторых, даже если считать, что слава — это хорошо, все равно один неверный шаг — и твоя слава оборачивается против тебя. Иногда приносят материал за несколько минут до эфира, и нет времени его отсмотреть. Надо принимать решение — либо ставить сразу, либо не ставить вообще. И если вдруг корреспондент допустил неточность, виноват все равно будет ведущий!

— И у вас бывают ляпы?

— Конечно. Однажды была совершенно идиотская оговорка. Вместо «террористы проходили подготовку в лагерях чеченских боевиков» почему-то прочитала «террористы проходили подготовку в лагерях чеченских беженцев». И поняла, что, если начну извиняться и переговаривать, будет еще хуже. Другая история была, когда я только готовилась стать ведущей, на тракте-репетиции. Мне надо было прочитать подводку: «Сегодня деятелю Пупкину исполнилось 75 лет». Я почему-то читаю: «Сегодня деятелю Пупкину исполнилось БЫ». В принципе любую оговорку, мне кажется, можно исправить. Любую, кроме этой «бы». Не верите? Попробуйте сами придумать что-нибудь спасительное в такой ситуации.

— Наверное, вам все эти оговорки снятся?

— Еще как! Я их называю производственными кошмарами! Сейчас снятся вариации на тему суфлера и моей папки. Суфлер — это экран на камере, размером сорок на сорок сантиметров, где бежит текст, который ты за двадцать минут до этого себе написал. И обычно мне снится, что я прихожу в студию, а вместо суфлера — огромный экран, как в кинотеатре, и на нем мелкие буквы, буквы, буквы идут, как фашисты на параде. Помимо суфлера у меня есть еще папка, в которой сложены все тексты по порядку — на случай, если суфлер вдруг сломается. Такая же папка у режиссера, редактора титров — у всех. Мне снится, что я прихожу на эфир, за тридцать секунд до него открываю папку и вижу, что там вместо текстов вырезки из газет, фантики, фотографии — макулатура.

— Наверное, вы трудоголик?

— В данном случае надо оперировать не понятием «трудоголик», а понятием «ответственность», которая может быть перед работой, домом, родителями.

— Кстати, о родителях. У вас известные родственники. Отчим — журналист Владимир Мукусев, дед — композитор, автор легендарной «Тачанки». Это прибавляет вам ответственности или, скорее, мешает в работе?

— У людей затем и есть фамилии, чтобы передавать их следующим поколениям. Вместе с некоторой долей ответственности. И неважно, ношу я фамилию своего деда Листова или какого-нибудь Пупкина (заранее прошу прощения у всех Пупкиных). Не я эту фамилию прославила — не мне ее позорить.

— Но ваш знаменитый дед оказал какое-то влияние на вас?

— Я провела детство с человеком 1900 года рождения. Соответственно, с прису щими тому поколению манерами, взглядом на жизнь, отношением к ней. Это очень здорово, но иногда мне это мешает, от этого иногда мне тяжело общаться с некоторыми людьми. И чаще всего я слышу: «Ты все принимаешь близко к сердцу, относись ко всему легче». А я привыкла по-другому.

Совершенно точно поняла, что без деда не обошлось, когда поехала в командировку в Севастополь. Дед его просто обожал и очень много мне рассказывал. «Севастополь» — это было слово из моего детского лексикона. Но я в нем никогда не бывала. А когда я работала на НТВ, мне предложили поехать туда в командировку. Я поехала, толком не зная зачем. Приехала на три дня, а осталась на полтора месяца. Меня потрясло, с какой легкостью вся эта военно-морская культура стала абсолютно родной. Она открывалась мне, как виды на скоростном шоссе из хорошей машины. Город как будто сразу принял меня. Только в Севастополе у меня не было ощущения чужого города, чужих огней...

© БиоЗвёзд.Ру