Питер Филлипс

Знаменитый дирижер, пропагандист старинной музыки Питер Филлипс посетил Москву. Музыковед-исследователь, директор колледжа Мертон в Оксфорде, издатель старейшего британского журнала The Musical Times, он более 30 лет руководит ансамблем The Tallis Scholars, чьи записи ренессансной музыки давно признаны эталонными. Филлипс приехал в Россию, чтобы дать несколько мастер-классов и провести показательный концерт с вокальным ансамблем «Интрада». «Известия» воспользовались возможностью, чтобы взять интервью у маэстро.

Почему именно ренессансная музыка?

— Так сложилось, что средневековая музыка меня не интересует. Композиторов барокко я люблю, но когда я начинал карьеру, все ими интересовались. А в музыке Возрождения я оказался первым и открыл целую шкатулку с сокровищами.

Может ли эта музыка влиять на современного человека?

— Сейчас все очень стремительно: быстро носятся машины по улицам, люди быстро бегут на работу, садятся за компьютер и быстро печатают. Ренессансная музыка течет в другом времени, более медленном и совершенном. Она делает людей спокойнее и терпимее. К тому же улучшает настроение и здоровье.

Как вам удается совмещать гастроли, руководство журналом, написание книг, радиоэфиры?

— Я не умею говорить «нет», за исключением тех случаев, когда не могу быть в двух местах одновременно. Если меня просят приехать, неважно, будут ли за это платить или нет, я всегда соглашаюсь.

В России не было европейской ренессансной традиции. Аутентизм имеет шансы в нашей стране?

— В какой бы стране я ни был, везде говорят, что там этой традиции не было. В Италии, например, уверяют, что была только оперная традиция. В России есть свои традиции. Однажды мне за обедом спели грузинские и украинские песни, я был глубоко впечатлен. Голоса так восхитительно и сложно переплетаются.

Но в России даже классическая музыка не слишком популярна.

— Думаю, это закономерный процесс. Когда я был маленьким, плохо знали даже Баха с Генделем. Университетский курс истории музыки начинался с Моцарта. Потребовалось много времени, чтобы на них обратили внимание, потом стали смотреть глубже, увидели Монтеверди. Я пошел еще дальше, к Палестрине и Лассо, и на них хочу остановиться.

Вы не планируете изучать русскую музыку?

— У нас уже есть несколько записей русской музыки, церковной, позднего Средневековья. Она безумно странная и интересная.

Тяжело заниматься европейской традицией с русскими коллективами?

— Только в самом начале. Конечно, чтобы вырасти, требуются годы репетиций. Но я приезжаю в четвертый раз, и с каждым разом они все лучше и лучше. К тому же в России очень сильные голоса. Обычно мне приходится просить петь громче, а здесь — тише. Наверное, все дело в русской системе образования: она действительно замечательная.

Издавать музыкальный журнал — прибыльное дело?

— Это приносит прибыль, но небольшую. Нынешний год обещает быть трудным, хотя прошлый был очень удачным. Нас поддерживает весь англоговорящий мир. Много статей выходит и о русской музыке, например, о Стравинском.

В Англии уважают профессию музыкального критика?

— Да. У критика очень трудная работа, гораздо тяжелее, чем у исполнителя. Критик всегда должен быть аккуратным. Если выходит плохая рецензия, как правило, исполнители огрызаются: вот иди и попробуй сыграть лучше. Или просто делают вид, что не читали. Хотя на сам ом деле печатное слово обладает очень сильным воздействием, и это бесполезно скрывать.

Вы часто говорили, что мечтаете о яхте. В 2007-м вы наконец ее приобрели.

— Это был сумасшедший поступок. Она находится на другом конце света от моего дома — в Сиэтле. И она деревянная, так что в плохую погоду на ней в море не выйдешь, а в Сиэтле часто штормит. В итоге яхта обходится мне безумно дорого, даже если речь просто о подготовке ее к плаванию.

О чем теперь мечтаете?

— Я до сих пор мечтаю об этой яхте — мечтаю наконец поплавать на ней вокруг островов рядом с Ванкувером, где жил мой отец. Летом там очень мило. Но у меня совершенно нет на это времени.

А музыкальные мечты?

— Я их почти все реализовал. Хочется делать свое дело и дальше. Я нашел несколько новых композиторов фламандской традиции. Например, Жана Мутона вообще никто не знает. Это мое открытие.