Сергей Михалков

Родился 13 марта 1913 года в Москве. Отец — Владимир Александрович Михалков (1886—1932). Мать — Ольга Михайловна Михалкова, урожденная Глебова (1883—1932). Первая супруга — Наталья Петровна Кончаловская (1903—1988). Старший сын — Андрей Сергеевич Михалков-Кончаловский (1937 г. рожд.). Младший сын — Никита Сергеевич Михалков (1945 г. рожд.). Вторая супруга — Юлия Валериевна Субботина (1961 г. рожд.). На сегодняшний день у С.В.Михалкова 10 внуков и 8 правнуков.

Пожалуй, немного найдется в отечественной (да и в мировой) литературе писателей, чьё имя можно было бы зашифровать «паролем» — названием главного, самого известного и любимого читателями его произведения. У Сергея Михалкова такой пароль есть, и обозначается он двумя всем знакомыми с детства словами: «Дядя Стёпа». Именно этот добрый великан, храбрый и великодушный, спасающий людей «задаром» и одним движением руки предотвращающий крушение поездов, прочно ассоциируется в сознании читателей с обликом и личностью самого поэта: неслучайно некоторые иллюстраторы поэмы изображают ее героя с лицом Сергея Михалкова. И так — с 1935 года, года «рождения» дяди Стёпы, который и сегодня, в 2003 году, ровно 68 лет подряд, триумфально шествует от одного ребячьего сердца к другому.

Однако у патриарха отечественной литературы существует еще и «запасной» пароль для взрослых, и имя ему — Гимн. Никогда, ни в одной стране мира не случалось так, чтобы слова трех державных гимнов (1943, 1977, 2001 гг.) написал один и тот же человек, получивший это право на конкурсной основе: явление феноменальное, достойное занять почетное место в книге рекордов Гиннесса.

Впрочем, столь же уникальной представляется и история семьи Сергея Владимировича Михалкова, в очередной раз подтверждающая, какую огромную роль играет генетика в вероятности появления выдающейся творческой личности.

…Не стану лукавить и скажу прямо: горжусь своими предками. Документы свидетельствуют: Михалковы — древний русский род. Старинное предание указывает, что «пошел» он из Литвы. Как известно, в свое время западные русские земли оказались под властью Великого княжества Литовского. В XV веке многие русские жители этого края, чтобы избежать притеснений со стороны литовских феодалов и не желая переходить в католичество, растворяться в чужой им этнической среде, терять свою принадлежность к русскому народу, переселялись на Русь — в Москву, Тверь и другие города.

Выехал в первой половине XV века из Литвы в Тверь, на службу к великому князю Ивану Михайловичу Тверскому, и некто Марк Демидович. От его потомков Киндыревых «ответвились» Михалковы.

В сборнике «Старина и новизна» (книга XVII, 1914) записано:

«Михалковы в свойстве с Шестовыми, родом Великой Старицы Марфы Ивановны, матери Царя Михаила Федоровича. Первым «постельничим» вновь избранного Царя был человек ему не сторонний, а именно Михалков.

Связи Михалкова с Шестовым не объясняют ли этот выбор, так как постельничие были люди Царям не чужие».

…В разное время Михалковы проявляли себя на самых разных поприщах военной и государственной службы. Многие из них пролили свою кровь в боях за Отечество, иные оставили о себе память как видные деятели русской культуры.

В допетровские времена были среди Михалковых и простые воины, и «служилые люди», и в разных чинах «люди начальные».

Первый постельничий молодого царя Михаила Федоровича — Константин Иванович Михалков — был наместником трети Московской (умер в 1628 г.).

Федор Иванович Михалков служил воеводой в Романове, Тотьме и Чебоксарах. В Смутное время, в годы иноземного нашествия на Русь, он, по выражению тех времен, «не покривил» и сохранил верность Отечеству, за что ему в 1613 году «за службу против польских и литовских людей» и за «московское сидение» была пожалована вотчина «по приговору» боярина князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского.

…Как пример можно привести судьбу Дмитрия Васильевича Михалкова, умершего в 1684 году. За свою сорокалетнюю службу Отечеству этот русский воин участвовал во многих походах во время русско-шведской и русско-польской войн середины XVII века. В не удачном для России конотопском сражении 1659 года был тяжело ранен. «И на том Конотопском бою в приход хана Крымского, — пишет своей рукой Д.В.Михалков, — я… тяжело ранен саблею великою раною — больше половины пересечена шея на великую… силу и голова на плечах удержалась». Несмотря на тяжелое ранение, воин оставался в строю и вновь был ранен во время жарких боев между русскими войсками и татарской армией везира Кара-Мустафы под Чигирином летом 1678 года.

Славные традиции семьи Михалковых продолжили и последующие ее поколения — как в допетровские, так и в послепетровские времена. Так, прапрадед писателя, его полный тезка Сергей Владимирович Михалков (1789—1843), в составе знаменитого Семеновского полка дослужился от унтер-офицера до чина подпоручика, сумев отличиться в сражениях против Наполеона под Аустерлицем (1805 г.) и при Фридланде (1807 г.), награжден несколькими боевыми орденами России.

А вот сын его, прадед поэта Владимир Сергеевич Михалков (1817—1903), открыл новую страничку в истории семьи — теперь уже не в военной сфере, а в области культуры. Блестяще окончив Дерптский университет (ныне г. Тарту), он посвятил себя деятельности на ниве народного образования: в течение долгих лет был почетным смотрителем Ярославской губернской гимназии, которой в 1855 году пожертвовал крупную коллекцию минералов и книги из личной библиотеки. Будучи страстным собирателем, большую часть предметов старины — гравюры, посуду, одежду — передал Историко-художественному музею Рыбинска: они и по сей день составляют золотой фонд его экспозиции. В отставку Владимир Сергеевич вышел в чине действительного статского советника (в военной иерархии чинов соответствует генерал-майору), и, являясь владельцем одной из известнейших частных библиотек России, он, в лучших традициях дворянской интеллигенции, оставил завещательное распоряжение предоставить свое собрание «в общественное пользование». Выполнил волю своего покойного деда отец С.В.Михалкова, Владимир Александрович: в 1917 году уникальная родовая библиотека перешла в фонд Румянцевского музея и находится там до сих пор.

Любопытно еще и то, что побочные ответвления генеалогического древа рода Михалковых ведут к близким родственным связям с Толстыми и к дальним — с Николаем Васильевичем Гоголем.

Примечательна и родословная С.В.Михалкова по материнской линии. Мать его, Ольга Михайловна (урожденная Глебова), происходила из семьи, тоже далеко не чуждой военной и государственной службе. Так, прапрадед писателя, Михаил Петрович Глебов, участник Отечественной войны 1812 года, в 1814 году был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость» в знак особого отличия в сражении против французов при Гельзберге. Такую же награду за верную службу в войне 1812—1814 годов получил и другой прадед Ольги Михайловны — майор Григорий Михайлович Безобразов.

Отец будущего поэта, Владимир Александрович Михалков, окончил юридический факультет Московского университета и неожиданно для всех увлекся… птицеводством. Но неожиданностью это могло показаться лишь на первый взгляд. Дело в том, что Октябрьская революция, радикально изменив общественный строй в России, тем самым вольно или невольно «вытеснила» из страны многих образованных специалистов из числа представителей русской интеллигенции. Их место должны были занять те, кто решил добровольно служить своему народу независимо от формы власти в государстве. К таким честным и бесстрастным людям и принадлежал Владимир Александрович Михалков.

Могла ли наша семья спрятаться от бед и невзгод послереволюционной России где-нибудь в Париже или в Берлине? Разумеется, могла.

Почему же мой отец выбрал иной путь? Почему он решил, несмотря ни на что, терпеть все, что суждено русскому народу? Должно быть, и потому, что знал себя, знал, что истинно русскому человеку трудно, почти невозможно прижиться в чужом, даже благодатном краю.

Он говорил:

— Россия выбрала себе другую власть. Я — русский человек, и я не буду бороться с этой властью, я буду работать, служить своему народу…

Надо при этом учесть, что он был верующим человеком и понятия долга перед людьми, Отечеством были для него не пустым звуком. Поэтому он в числе других образованных людей услышал призыв о помощи, в которой нуждалось разрушенное хозяйство страны.

Да, призыв был от новой власти, от большевиков, от тех, кто разорил его семью. Но другой-то власти не было! И другого разумного призыва он не слыхал. Великий жизнелюб, энергичный, деятельный человек, отец мой не мог, как иные, сидеть где-нибудь в уголке и крыть «проклятых большевиков», вспоминая с надрывом свое светлое былое, чем занимались многие «бывшие» что в России, что в эмиграции. Воспитанный в уважении к простому народу, в сострадании к его бедам, он не посчитал доблестью саботаж, а пошел и стал работать там, где был нужнее.

Впрочем, в том, что в 1927 году семья Михалковых переехала из Москвы в Пятигорск (отцу предложили работу в Терселькредсоюзе), сам Сергей Владимирович усматривает и еще один немаловажный аспект: «бывшим» лучше было не попадаться на глаза бдительным органам.

Ученый, изобретатель, энтузиаст и пропагандист своего дела, Владимир Александрович менее чем за десять лет опубликовал около тридцати работ, наиболее популярными из которых были у птицеводов его брошюры: «Чем хороши и почему доходны белые леггорны?», «Правильное кормление яйценосных кур», «Что такое пекинская утка и какая от нее польза» и другие.

Имя Владимира Александровича Михалкова и по сей день занимает почетное место в ряду ветеранов отечественного птицеводства.

Мать Сергея Владимировича, Ольга Михайловна, всецело преданная семье, мягкая, сердечная женщина, некоторое время учительствовала, была сестрой милосердия, а затем полностью отдала себя мужу и детям, которых было трое — Сергей, Михаил и Александр. Говоря о матери, поэт прежде всего вспоминает ее склоненную голову в мерцающем свете керосиновой лампы: мама старательно распарывает какое-то старое пальтишко, прикидывая, какую полезную вещь можно из него выкроить для кого-то из членов семьи… Именно ей братья были обязаны тем, что получили образование, узнали языки, умели прилично вести себя в обществе. А мужу она стала верной соратницей в его изобретательстве, всегда поддерживая все его начинания, а иногда тактично подсказывая то или иное возможное решение возникших проблем. Неслучайно, говоря о высоких наградах, которых в разные времена были удостоены его предки, благодарный сын отмечает, что «мама моя тоже имела право на высокую награду» за самоотверженность, верность своему материнскому долгу и умение держаться достойно в самых тяжелых жизненных обстоятельствах.

В такой историко-культурной семейной панораме 13 марта 1913 года в Москве появился на свет мальчик Сережа — будущий знаменитый поэт и писатель, подлинный Гражданин своего Отечества.

Раннее детство ребенка прошло в имении Назарьево, что в Подмосковье, принадлежавшем знакомым родителей Яковлевым. Поскольку ходить в школу было далеко, начальное образование братья получили дома: для этого была приглашена немка-гувернантка Эмма Ивановна Розенберг, заложившая в детей не только основы строжайшей самодисциплины, но и обучившая их немецкому языку на таком уровне, что уже в детстве они могли читать Шиллера и Гете в подлиннике. Да и спустя более полувека Сергей Владимирович Михалков блистательно выступал с докладами на немецком о детской литературе на различных международных форумах.

…Не обошлось в моем воспитании и без сельского попа.

Две зимы кряду наезжал к нам на своей лошадке, три раза в неделю, молодой священник — отец Борис, он же Борис Васильевич Смирнов. В его задачу входило преподать мне основы географии, истории и русского языка. По своей инициативе он попытался было занять меня и законом божьим, однако старания его были безуспешны, ибо «агитки» Демьяна Бедного (они печатались в журнале «Смехач» и газете «Копейка») начисто вытесняли из моей головы и Новый, и Ветхий заветы.

В обычную школу я пошел с четвертого класса после переезда семьи в Москву.

Отец познакомил меня со стихами Маяковского, Есенина, Демьяна Бедного. Влияние именно этих поэтов наиболее сильно сказалось на моих детских поэтических опытах. Но больше всего я любил сказки Пушкина, басни Крылова, стихи Лермонтова и Некрасова.

Как же получилось, что, живя в замечательной семье, окруженный любовью и лаской, мальчик начал заикаться? Оказывается, в младенчестве он по недосмотру няни, выпустившей из рук коляску, перевернулся вместе с ней, — это и послужило причиной последующего заикания.

Как сам я относился к собственному заиканию? Робел ли? Смущался? Старался отмолчаться?

Мне хотелось говорить, и я говорил, и товарищи мои действительно терпеливо ждали, когда я выскажусь до конца. И если кто-то из них пробовал поначалу подшучивать над этой моей бедой, я тотчас перехватывал инициативу и пускал в ход юмор, сам первым смеялся над своей «особенностью».

В школе, помню, меня мое заикание не раз выручало. Например, вызывает меня учительница химии, я же не знаю, что отвечать, и начинаю с великим усердием заикаться… Сердобольная женщина ставит мне «удовлетворительно»… Товарищи мои тихо умирают от смеха…

Что касается «профориентации» будущего поэта, то она обозначилась очень рано: стихи Сережа начал писать лет с девяти, а примерно через год беспризорные воришки, проникшие в квартиру Михалковых, стащили заветную шкатулку, где среди прочих мальчишеских «сокровищ» (рогатки, перочинного ножа) находилась и общая тетрадь с первыми стихами юного поэта…

Так или иначе, мальчик начал писать стихи и, чтобы придать своему творчеству «гласность», издавал домашний «литературно-художественный» журнал, где был одновременно и редактором, и художником, и единственным автором. Читателями были домашние, ближайшие родственники и друзья. Подражательные, еще совсем не умелые, первые поэтические опусы Сережи Михалкова все же уже тогда обнаруживали дарование будущего выдающегося стихотворца:

Как змея, извиваясь

Меж крутыми брегами,

Течет речка в озера

Голубыми водами.

…Ее воды прозрачны,

Дно песчано, глубоко,

По брегам же местами

Растет кучкой осока…

Однажды отец, ничего не говоря сыну, послал несколько его стихотворений известному поэту Александру Безыменскому. «У мальчика есть способности. Однако трудно сказать, будет ли он поэтом. Могу только посоветовать: пусть больше читает и продолжает писать стихи», — ответил тот.

Сережа и сам, сочинив «Сказку про медведя» в стихах, рискнул однажды отнести ее в московское издательство Мириманова, специализировавшееся на литературе для детей. «Главный» предложил ему сесть, наскоро просмотрел рукопись и попросил оставить ее в редакции для более пристального изучения. А в конце беседы протянул три рубля (не малые по тем временам деньги!) — первый гонорар юного автора. Однако через неделю пришел конверт с извещением о том, что рукопись отклонена как непригодная для издания…

А в 1927 году семья Михалковых покинула Москву: по долгу службы, в составе группы специалистов-птицеводов, отец переводился в Пятигорск.

Сын же продолжал писать стихи. И вот, в 1928 году в журнале «На подъеме» (Ростов-на-Дону) появилось первое напечатанное стихотворение Сергея Михалкова «Дорога»:

Гнутся шпалы, опрокидываясь вдаль,

Убегая серыми столбами.

И когда мне ничего не жаль,

Кочки кажутся верблюжьими горбами.

Поэту — 15 лет.

После нескольких публикаций в местной печати (а к ним относились и хлесткие «птицеводческие» агитки, написанные по просьбе отца) юное дарование приняли в Терскую ассоциацию пролетарских писателей (ТАПП). А уже в 1930 году, окончив пятигорскую среднюю школу, Сергей решает начать самостоятельную жизнь — ехать в Москву, учиться и писать. Своей сестре, М.А.Глебовой, жившей тогда в столице, отец передал сопроводительное письмо : «…Посылаю сына в Москву, чтобы попытаться поставить его на ноги. Его задача — получить нужное для писателя образование путем работы в библиотеке, посещения театров, диспутов, общения с людьми, причастными к культуре. Если в течение года он сумеет двинуться вперед и будут какие-либо надежды, то возможно учение в литературном техникуме, если нет — он поступит на завод работать и потом будет учиться по какой-нибудь специальности…» Сына же напутствовал словами: «Больше всего ты любишь писать стихи. Пробуй свои силы. Учись дальше… Может быть, со временем из тебя что-нибудь и выйдет. Но главное, чтобы из тебя вышел человек!»

«В людях» Сергею поначалу пришлось несладко: литературные заработки случались спорадически и не давали возможности жить достойно, поэтому юноша в течение трех лет работал то разнорабочим на Москворецкой ткацко-отделочной фабрике, то младшим наблюдателем геологоразведочной экспедиции Ленинградского Геодезического института на Алтае, то помощником топографа в изыскательской партии Московского управления воздушных линий на Волге…

В 1932 году от воспаления легких умер, не дожив до своего пятидесятилетия, отец поэта. Ровно года не хватило ему для того, чтобы порадоваться успехам сына: начиная с 1933 года имя Сергея Михалкова не сходит со страниц центральной прессы, его печатают в «Огоньке», «Известиях», «Комсомольской правде», «Вечерней Москве» и даже в «Правде». В том же году он становится внештатным сотрудником отдела писем газеты «Известия» и членом Московского группкома писателей. К этому времени относится и начало долголетней дружбы с уже популярным писателем Львом Кассилем и замечательными мастерами эстрады Риной Зеленой и Игорем Ильинским, в чьем исполнении со сцены и по радио началось триумфальное шествие детских стихов Михалкова по всей стране.

Рина Зеленая вспоминает:

…ничего не записано, а эту встречу помню почему-то совершенно отчетливо. Произошла она на теннисных кортах водного стадиона «Динамо»… Ко мне подошел очень длинный, очень молодой человек и, заикаясь, но без смущения сказал:

— Мне надо с вами поговорить.

— Ну, что вы мне будете говорить?

— Я ничего не буду, — ответил он, сильно заикаясь. — Я хочу, чтобы вы со сцены читали мои стихи.

Он протянул мне тоненькую тетрадку со стихами. Я тогда только недавно стала рассказывать о детях, но уже получала много писем с сочинениями, написанными так плохо, так безвкусно, что было тошно читать. Но я всегда прочитывала все до последней точки, веря в чудеса.

И тут я взяла листочки, отвернулась от него на скамейке и стала читать. И вдруг прочла прекрасные стихи настоящего поэта, современные, детские.

Я повернулась к нему, увидела симпатичное молодое лицо, вылезающие из коротких рукавов старенького пиджака длинные руки и сказала строго:

— Да, стихи хорошие. Я буду их читать…

Совсем-совсем не много времени оставалось до сокрушительного штурма поэтического Олимпа — всего 2 года… Но перед этим произошло совершенно неожиданное событие, во многом предопределившее судьбу Сергея Михалкова как поэта и человека.

Мне нравилась студентка нашего института, высокая, статная девушка с большой русой косой за плечами.

Встречаю я ее как-то в Доме литераторов.

— Хочешь, я посвящу тебе стихи и опубликую их завтра в «Известиях»? — обратился я к ней, зная заранее, что стихи мои уже стоят на полосе очередного номера газеты.

— Попробуй! — улыбнулась моя избранница.

Я поспешил в редакцию, успел заменить название стихотворения и вставил имя девушки в текст стихов. Наутро в «Известиях» вместо «Колыбельной» появилось мое стихотворение «Светлана».

Надо признаться, что моя попытка снискать благосклонность моей избранницы мне так и не удалась. Но стихи привлекли внимание другого человека, от которого зависели жизнь и смерть миллионов советских людей.

Меня пригласили в Центральный Комитет партии. Принимал меня ответственный работник ЦК — Сергей Динамов (расстрелян).

— Ваши стихи понравились товарищу Сталину! — сказал он мне после небольшой паузы, внимательно разглядывая сидящего перед ним молодого автора. — Товарищ Сталин поинтересовался условиями вашей жизни. Не надо ли чем помочь?

Дочь Сталина звали Светланой. Мог ли я предполагать такое совпадение?

Несомненно, и сегодня это доброе и, казалось бы, безыскусное стихотворение готово тронуть сердца детишек и их родителей своей удивительно мягкой лирической интонацией:

Ты не спишь,

Подушка смята,

Одеяло на весу…

Носит ветер запах мяты,

Звезды падают в росу.

На березах спят синицы,

А во ржи перепела…

Почему тебе не спится?

Ты же сонная легла!

Сергей Михалков семимильными шагами приближается к знаковому этапу своего творчества…

1935 год. Пионерский отдел Московского городского комитета комсомола предложил поэту участвовать в конкурсе на пионерскую песню. Чтобы получить соответствующий творческий импульс и найти нужную тему, предстояло в одном из пионерских лагерей Подмосковья провести с ребятами около месяца, ходить в походы, удить рыбу, жечь костры. А почему бы и нет? Ведь самому-то Сергею Михалкову было в то время всего 22 года.

Из поездки поэт привез три пионерских песни и (совершенно неожиданно для себя) несколько веселых стихотворений для детей. Отнес их в журнал «Пионер», редактором которого был страстный пропагандист детской литературы, писатель и журналист Борис Ивантер (погиб на фронте в первые месяцы Великой Отечественной войны). Одно стихотворение, «Три гражданина», вскоре было напечатано, и тогда, окрыленный успехом, Михалков рискнул сочинить целую поэму для детей. Так родился «Дядя Стёпа». Первая публикация состоялась в №7 журнала «Пионер» за 1935 год. С тех пор тиражи изданий «Дяди Стёпы» давно перевалили за двадцать миллионов экземпляров.

Прочитав поэму, Ивантер мне сказал:

— Ну вот! Теперь вы начали всерьез писать для детей. Надо бы вас познакомить с Маршаком.

Маршак жил в Ленинграде. И вот редакция «Пионера» командирует меня с рукописью «Дяди Стёпы» на консультацию к Маршаку. Это была вторая в моей жизни творческая командировка. Признаться, не без душевного трепета вошел я в здание ленинградского Дома книги на Невском проспекте, где в нескольких тесных комнатах размещалась редакция детского отдела, возглавляемого С.Маршаком.

Самуил Яковлевич принял меня сразу же. И «Дядю Стёпу» прочитал при мне. Таков уж был стиль работы в этой редакции, где каждого нового человека встречали так, будто его самого и его рукопись давно уже поджидали. Разговор с Маршаком мне хорошо запомнился. И если впоследствии я не счел своего «Дядю Стёпу» случайным эпизодом в литературной работе, а продолжал трудиться для юного читателя, — в этом, может быть, прежде всего заслуга Самуила Яковлевича Маршака.

За «Дядю Стёпу» он похвалил меня, но одновременно и пожурил, объяснив, что мой добрый великан должен еще подрасти духовно. Юмор детских стихов, говорил он, заблистает еще ярче, если не побояться дать простор лирическому чувству. Лирика, как и юмор, одинаково необходимы в детских стихах.

…Впоследствии, когда я приходил к нему уже на московскую квартиру, в его прокуренный кабинет, где он безотрывно трудился за своим заваленным книгами и бумагами письменным столом, поистине с фантастическим упорством отдаваясь творчеству и нисколько не заботясь о своем здоровье, — он с прежним вниманием и доброжелательством слушал и читал мои новые стихи. Помню, он не раз повторял дорогую ему мысль и однажды написал в статье к моему пятидесятилетию, что любимыми становятся только те детские писатели, которые по-настоящему одарены живым воображением, непосредственностью чувств, способностью играть всерьез, оставаясь детьми в зрелые годы.

Я научился узнавать Маршака не только по глуховатому, задыхающемуся голосу, но и по самому телефонному звонку, как казалось мне, напористому, нетерпеливому.

Высказав мне несколько точных, проницательных суждений, он обычно добавлял в конце:

— И никогда не забывайте, голубчик, что по книгам детских писателей ребенок учится не только читать, но и говорить, но и мыслить, чувствовать.

Чем же так привлекателен для детей и взрослых центральный герой детской поэзии Михалкова дядя Стёпа? Прежде всего, именно тем, о чем говорил Маршак: синтезом комического и лирического в авторской интонации. Если вслед за доброй улыбкой у читателя наворачиваются слезы благодарности от впечатлений, произведенных поступком героя, — значит, автор угадал, нащупал живые струнки души ребенка, равно открытой и смешному, и высокому.

Дядя Стёпа нестандартен во всех отношениях — от необычайно высокого роста и сапог «сорок пятого размера» до поражающей воображение доброты, роднящей его со сказочными персонажами. Любили его потому,

…что всех быстрее,

Без особенных трудов,

Он снимал ребятам змея

С телеграфных проводов.

И еще за то, что во время пожара, не щадя себя, он дотягивается до чердака,

…окошко открывает.

Из окошка вылетают

Восемнадцать голубей,

А за ними воробей.

Готовность придти на помощь ближнему, небезразличное отношение ко всему, что происходит рядом (иначе почему размытое железнодорожное полотно привлекло внимание дяди Стёпы и он «нарочно поднял руку — показать, что путь закрыт»?), — основа человеческого обаяния знаменитого великана.

Михалков «дописывал» «Дядю Стёпу» почти десять лет, и в военное время в поэме появились строки, посвященные службе на флоте. Дядя Стёпа

Из пучины темных вод

Флаг фашистский достает.

Мокрый флаг, линючий флаг,

Под которым плавал враг.

— Отслужила тряпка фрицам! —

Заявляет старшина. —

Но в хозяйстве пригодиться

Может все-таки она.

Если свастику содрать,

Тряпку с мылом постирать, —

Приколотим на пороге,

Будем ноги вытирать!

Тут дядя Стёпа — не просто добродушный великан, но и гражданин своего Отечества, исподволь наталкивающий ребятню на мысли о патриотизме как об одном из главных правил общественного поведения человека. Дядя Стёпа не только смешит, но и воспитывает, — неслучайно он после службы на флоте становится милиционером («Дядя Стёпа — милиционер», 1954 г.). Однако и в этом качестве остается любимцем детворы, а не пугалом правопорядка. И опять неповторимый облик дяди Стёпы-милиционера возникает в результате соединения лирического и комического начал:

Полоскала по старинке

Бабка в проруби простынки.

Треснул лед — река пошла,

И бабуся поплыла.

Бабка охает и стонет:

— Ой, белье мое утонет!

Ой! Попала я в беду!

Ой, спасите! Пропаду!

Дядя Стёпа на посту —

Он дежурит на мосту.

…Не опишешь, что тут было!

Дядя Стёпа — руки вниз,

Перегнувшись за перила,

Как над пропастью повис.

Он успел схватить в охапку

Перепуганную бабку,

А старуха — за корзину:

— Я белье свое не кину!

Апеллируя к впечатлительности ребенка, поэт касается не только индивидуальности каждого, но и вскрывает нечто общее, что объединяет всех детей планеты, — желание быть счастливыми, любимыми, защищенными и чтобы всё было хорошо. Вот почему и в последующих двух частях поэмы «Дядя Стёпа» — «Дядя Стёпа и Егор» (1968 г.) и «Дядя Стёпа — ветеран» (1981 г.) — звучит лейтмотив первой, самой знаменитой, части, служа своеобразным залогом того, что, пока есть на свете такие дяди Стёпы, ребятне ничего не грозит:

Чем же занят дядя Стёпа,

Детства нашего герой?

Как и прежде, дядя Стёпа

Крепко дружит с детворой.

Корней Иванович Чуковский, выдающийся поэт и писатель, тонкий знаток детской души, не побоялся назвать поэму о дяде Стёпе бессмертной, а замечательный скульптор Сергей Тимофеевич Коненков поставил ее героя в один ряд с классическими образами русской литературы, сказав: «Дядя Стёпа» — имя нарицательное, за ним встает точно такой же образ, как за именем Обломова, Головлева, Держиморды. Разница только та, что образ, созданный Михалковым, юмористически положительный».

В довоенное время появилось знаменитое стихотворение «А что у вас?», чья судьба, может быть, не менее удачна, чем у «Дяди Стёпы», поскольку в нем очень ярко отразилась «детскость» поэтического видения мира, присущая Сергею Михалкову:

Кто на лавочке сидел,

Кто на улицу глядел,

Толя пел,

Борис молчал,

Николай ногой качал.

Дело было вечером,

Делать было нечего.

Галка села на заборе,

Кот забрался на чердак.

Тут сказал ребятам Боря

Просто так:

— А у меня в кармане гвоздь.

А у вас?

Казалось бы, безделица: от нечего делать ребята начинают хвастаться, кто чем может: гвоздем в кармане, тем, что «сегодня кошка родила вчера котят», «синим-синим, презеленым красным шаром». Однако не всё так просто, потому что постепенно разговор переходит на очень важную тему — о мамах. У кого-то мама — летчик, у других — милиционер, инженер, портниха… Поэт исподволь ведет своих читателей к умозаключению, что мало любить свою маму, надо уважать и других мам:

Мамы разные нужны,

Мамы всякие важны.

Так непритязательный разговор о пустяках, столь дорогих для юного существа, поднимается до уровня философских обобщений в сфере человеческих отношений.

Вообще говоря, тем и близок лирический герой детских стихов Сергея Михалкова его читателям, что он — отнюдь не пример для подражания, у него те же недостатки, что у его сверстников: это и лень («Чудесные таблетки»), и изнеженность («Про мимозу»), и грубость («Лапуся»), и желание прогулять уроки («Тридцать шесть и пять»), и упрямство («Бараны», «Не спать»), и неуважение к старшим («Одна рифма»). Поэт вместе с ребятами над этими недостатками смеется — и побеждает «врага» на его собственной территории.

Многие строки из детских стихов Михалкова разошлись на пословицы и поговорки, как некогда было с «Горем от ума»: уже и не очень помнится, кто сказал, например, «Непра…/ Я не ве… («Фома»), «Ах ты, моя душечка, / Белая подушечка!» («Подушечка»), «Нельзя воспитывать щенков / Посредством крика и пинков» («Важный совет»), «Вы, товарищ, сядьте на пол, / Вам, товарищ, всё равно!» («Дядя Стёпа»). А это всё — Михалков!

Однако вернемся к хронологии жизни поэта после выхода в свет «Дяди Стёпы» (1935 г.).

В 1936 году произошло не менее значительное событие в биографии Сергея Михалкова — только теперь не в творческой, а в личной: он женится на Наталье Петровне Кончаловской, дочери замечательного художника Петра Петровича Кончаловского и внучке великого Василия Ивановича Сурикова.

Наталья Кончаловская уже при первом взгляде на нее поражала воображение — она была мила и очень обаятельна, а обаяние — это такая сила, с которой не поспоришь. И дано обаяние редким людям, и объяснить, что это такое, сложно. Что-то вроде гипноза? Пожалуй. Но обаятельным может быть и очень даже некрасивый человек…

А если и красота, и обаяние, и ум, и остроумие, и превосходная образованность, и воспитанность еще дореволюционная, когда понятие «интеллигентность» подразумевало доброжелательность, учтивость, радушие?

Все это было присуще Наталье Кончаловской в высшей степени. С нее не хотелось спускать глаз… А если добавить к этому, что была она веселым, искристым человеком, то можно понять, почему вокруг нее всегда кружилось много людей, в том числе и поклонников.

…Надо признаться, Наташа не хотела выходить за меня замуж — ее конечно же сбивала с толку наша разница в возрасте. Но я ее любил, и она меня любила. Однако в обществе как-то легче принимался брак, если муж значительно старше жены, чем обратный вариант… Да и ее мать, Ольга Васильевна, дочь великого русского художника Василия Сурикова, не слишком одобряла сложившиеся отношения своей взрослой дочери с начинающим поэтом, ездившим по Москве на велосипеде. Зато сам Петр Петрович Кончаловский всегда весьма радушно принимал меня в своем доме и признавался, что ему нравятся мои стихи для детей.

Я настаивал на регистрации брака, боясь потерять любимую, обаятельную, умную женщину, и в конце концов Наташа сдалась. Перед тем как отправиться в загс, мы зашли в забегаловку, выпили водки, а после регистрации купили четверть белого свирского вина и пошли отмечать событие к нашему другу…

Наталья Петровна Кончаловская, автор прекрасных переводов из Шелли, Браунинга, Вордсворта, Мистраля, исторической поэмы «Наша древняя столица», до сих пор изучаемой в начальной школе, нескольких поэтических сборников для детей, книги о своем деде Василии Сурикове «Дар бесценный», монографии о творчестве Эдит Пиаф и мемуаров «Кладовая памяти», составила Сергею Владимировичу Михалкову блестящую партию, всю совместную жизнь будучи для него не только женой, но и другом, советчиком, критиком. Супруги прожили в браке 52 года. Н.П.Кончаловская скончалась в 1988 году в Москве, похоронена на Новодевичьем кладбище.

1937 год был полон для Сергея Михалкова знаковыми событиями: он становится членом Союза писателей СССР, поступает в Литературный институт им. А.М.Горького, и — самое главное! — у него рождается сын Андрей Михалков-Кончаловский, ныне кинорежиссер с мировым именем, народный артист России.

А в 1939 году, среди большой группы писателей, в которую входили такие мастера, как Шолохов, Катаев, А.Толстой, Фадеев, Симонов, Маршак и другие, поэт получает первый Орден Ленина.

Осенью 1939 года я был призван в армию и участвовал в походе наших войск в Западную Украину. Это явилось началом моей литературной деятельности военного писателя-корреспондента.

22 июня 1941 года я с группой литераторов находился в Риге. Услышав рано утром сообщение о том, что нужно ждать важных известий — выступления Молотова, я тут же поездом уехал в Москву. Я понял: вот-вот начнется война, если уже не началась, потому что услышал по радио на немецком языке фразу: «Всем судам немедленно вернуться в порты своей приписки».

Случилось неотвратимое. Бомбили станцию Даугавпилс, но наш состав благополучно ее проскочил.

27 июня по предписанию ГЛАВПУРа я выехал на южный фронт.

В годы войны Сергей Михалков был военным корреспондентом газеты «Во славу Родины», а затем — центральной газеты Военно-воздушных сил Красной Армии «Сталинский сокол». В Одессе, во время налета немецкой авиации, был контужен, отступал до Сталинграда вместе с действующей армией. Это только на первый взгляд кажется, что писать о войне и воевать — вещи абсолютно разные, а в действительности военные корреспонденты, будучи всегда на передовой, делили все тяготы войны наравне с боевыми частями. Поэтому почти треть Московской писательской организации так и не вернулась с фронта.

За свою деятельность во время Великой Отечественной войны поэт был награжден орденами «Красной звезды», «Красного знамени» и несколькими медалями. И далеко не все знают, что эпитафия на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» принадлежит перу Сергея Михалкова…

Когда летом 1943 года правительство приняло решение о создании нового Гимна Советского Союза, переводя тем самым «Интернационал» в разряд Гимна партии, Михалкова к участию в конкурсе не пригласили, потому что он был по преимуществу детским поэтом. Однако по инициативе своего давнего друга Габо (Габриэль Аркадьевич Уреклян, печатавшийся под псевдонимом Г.Эль-Регистан) он решил-таки вместе с ним попробовать свои силы в этом сложнейшем жанре.

Мы принялись за работу. Я сочинял, Габо вносил предложения, редактировал формулировки.

Сказано — сделано.

Сочиненный текст послали по почте Дм. Дм. Шостаковичу.

…Не имея возможности находиться в Москве, мы снова по заданию своего командования вылетели на фронт. И вдруг получаем приказ срочно вернуться в Москву. Нас вызывают в Кремль, к Ворошилову.

Клим Ворошилов! В нашем представлении — легендарный полководец, с именем которого связано многое в истории нашей страны: период гражданской войны, военные парады на Красной площади. Мы были тогда далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия уходили в небытие действительно легендарные военачальники, маршалы Советского Союза, командующие армиями. Его подпись скрепляла документы, становившиеся смертными приговорами многим соратникам. Только смерть Сталина уберег