 |
Владимир Стасовхудожественный и музыкальный критик, историк искусства, археолог, общественный деятель, почетный член Петербургского АН |
Окончил курс в Императорском училище правоведения. Служил сначала в межевом департаменте правит. Сената, потом в департаменте герольдии и на консультации при министерстве юстиции. Выйдя в 1851 г. в отставку, отправился в чужие края и до весны 1854 г. жил преимущественно во Флоренции и Риме. В 1856 г. поступил на службу в комиссию для собирания материалов о жизни и царствовании император Николая I , состоявшую под управлением бар. М.А. Корфа , и написал, на основании подлинных документов, несколько исторических трудов, в том числе исследования: "Молодые годы императора Николая I до вступления его в брак", "Обозрение истории цензуры в царствование императора Николая I", "Обзор деятельности III отделения собственной его величества канцелярии в продолжение царствования император Николая I", "История императора Ивана Антоновича и его семейства", "История попыток к введению григорианского календаря в России и в некоторых славянских землях" (составленную на основании данных государственного архива и напечатанную, по Высочайшему повелению, лишь в небольшом количестве экземпляров, не назначенных для обращения в публике). Все эти исследования были написаны специально для императора Александра II и поступили в его личную библиотеку. С 1863 г. Стасов около 20-ти лет состоял членом общего присутствия II отделения Собственной Его Величества канцелярии. С 1856 по 1872 г. он принимал участие во всех работах по художественному отделу Императорской Публичной Библиотеки, а с осени 1872 г. вступил в должность библиотекаря этого отдела. В начале 1860-х гг. он был редактором "Известий" императорского археологического общества, а также секретарем этнографического отделения императорского географического музея, который он устроил в сотрудничестве с В.А. Прохоровым . По поручению Академии Наук им написаны разборы сочинений: Д.А. Ровинского "Об истории русской гравюры" (в 1858 и 1864 гг.), архимандрита Макария - о новгородских древностях (1861), С.А. Давыдовой - об истории и технике русского кружева (1886) и др. С 1847 г. он помещал статьи более чем в пятидесяти русских и иностранных периодических изданиях и напечатал несколько сочинений отдельными книгами. Из этих статей и изданий важнейшие: а) по археологии и истории искусства - "Владимирский клад" (1866), "Русский народный орнамент" (1872), "Еврейское племя в созданиях европейского искусства" (1873), "Катакомба с фресками в Керчи" (1875), "Столицы Европы" (1876), "Дуга и пряничный конек" (1877), "Православные церкви западной России в XVI веке" (1880), "Заметки о древнерусской одежде и вооружении" (1882), "Двадцать пять лет русского искусства" (1882 - 3), "Тормазы русского искусства" (1885), "Коптская и эфиопская архитектура" (1885), "Картины и композиции, скрытые в заглавных буквах древних русских рукописей" (1884), "Трон хивинских ханов" (1886), "Армянские рукописи и их орнаментистика" (1886); сверх того, критические статьи о произведениях художников И. Репина , М. Антокольского и В. Верещагина и о сочинениях Д.А. Ровинского; б) биографии художников и художественных деятелей - К. Брюллова , А.А. Иванова , Ал. и Ив. Горностаевых , В. Гартмана , И. Репина, В. Верещагина, В. Перова , И. Крамского , В. Шварца , В. Штернберга , Н. Богомолова , В. Прохорова, В. Васнецова , Е. Поленовой , а также ревнителя отечественного просвещения П.Д. Ларина ; в) статьи по истории литературы и по этнографии - "Происхождение русских былин" (1868), "Древнейшая повесть в мире" (1868), "Египетская сказка в Эрмитаже" (1882), "О Викторе Гюго и его значении для Франции" (1877), "О руссах Ибн-Фадлана" (1881). В 1886 году, по Высочайшему повелению, на средства государственного казначейства, Стасов издал обширный сборник рисунков, под заглавием: "Славянский и восточный орнамент по рукописям от IV до XIX века" - результат тридцатилетних исследований в главных библиотеках и музеях всей Европы. В настоящее время он приготовляет к выпуску в свет сочинение об еврейском орнаменте, с приложением атласа хромолитографированных таблиц - труд, основанием для которого послужили рисунки хранящихся в Императорской Публичной Библи
отеке еврейских рукописей X - XIV ст. Собрание соч. Стасова вышло в трех томах (Санкт-Петербург, 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве Стасов, не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства. Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними. В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства. А. С.
В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа Стасова о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования. В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, Стасов доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока да и тот лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования - скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа. Теория эта произвела большой бум в ученом мире, вызвала массу возражений (между прочим А. Веселовского в "Журнале Министерства Народного Просвещения", 1868, № 11; Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении Уваровских наград" (Санкт-Петербург, 1870); Гильфердинга в газете "Москва"; И. Некрасова в "Акте Новороссийского университета", 1869 год; Всев. Миллера в "Беседах общества любителей российской словесности" (вып. 3, Москва, 1871); Ор. Миллера и др.) и нападок, не останавливавшихся и перед подозрением любви автора к родному, русскому. Не принятая всецело наукой, теория Стасова оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса - пересмотр, и теперь незаконченный. С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества. Некоторые частные выводы и указания Стасова (об отрывочности изложения, недостатке мотивировки в некоторых былинах, заимствованных из чужого источника; о невозможности считать исторически точными сословные характеристики разных богатырей былины и т. п.) подтверждены последующими исследователями. Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г.Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, Ф. Миллером . Враг всякого лжепатриотизма, Стасов в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной чужой, а в самобытной национальной манере. Отсюда преобладание критических и полемических элементов в его работах. Z.
Музыкально-критическая деятельность Стасова, начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени. Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе. В бесчисленных журнальных и газетных статьях. (Статьи по 1886 г. изданы в "Собрании Сочинений" Стасова (т. III, "Музыка и театр", Санкт-Петербург, 1894); перечень статей, вышедших после (неполный и доходящий только до 1895 г.), см. в "Музыкальном Календаре-Альманахе" на 1895 г. изд. "Русской Музыкальной Газеты" (Санкт-Петербург, 1895, стр. 73). Стасов отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления. Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого - старых итальянцев, Баха и т. д.), Стасов мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение. Руководимый пламенной любовью к родному искусству и его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, Стасов мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного. Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия. По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии Стасов стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских. В этом отношении он отчасти напоминает Белинского , оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения. В большую заслугу Стасову перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов (начиная с Серова , другом которого Стасов был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы - Мусоргским , Римским-Корсаковым , Кюи , Глазуновым и т.д.), обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки , долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал Стасов и как историк музыки (русской и европейской).
отеке еврейских рукописей X - XIV ст. Собрание соч. Стасова вышло в трех томах (Санкт-Петербург, 1894). В своих многочисленных статьях о русском искусстве Стасов, не касаясь вообще художественной техники исполнения, всегда ставил на первое место содержательность и национальность рассматриваемых им произведений искусства. Его убеждения, хотя бы и оспариваемые, всегда были искренними. В последнее время он особенно старался противодействовать своими статьями новым течениям живописи, получившим общее название декадентства. А. С.
В истории русской науки особенно крупную роль сыграла работа Стасова о происхождении былин. Появилась она в такое время, когда в изучении древнего русского эпоса царили народническая сентиментальность или мистические и аллегорические толкования. В противность мнению, что былины представляют собой самобытное национальное произведение, хранилище древнейших народных преданий, Стасов доказывал, что наши былины целиком заимствованы с Востока да и тот лишь пересказ его эпических произведений, поэм и сказок, притом пересказ неполный, отрывочный, каким всегда бывает неточная копия, подробности которой могут быть поняты лишь при сопоставлении с оригиналом; что сюжеты, хотя и арийские (индийские) по существу, приходили к нам всего чаще из вторых рук, от тюркских народов и в буддийской обработке; что время заимствования - скорее позднее, около эпохи татарщины, и не относится к векам давних торговых сношений с Востоком; что со стороны характеров и изображения личностей русские былины ничего не прибавили самостоятельного и нового к иноземной основе своей, и даже не отразили в себе общественного строя тех эпох, к которым, судя по собственным именам богатырей, они относятся; что между былиной и сказкой вообще нет той разницы, какую в них предполагают, усматривая в первой отражение исторической судьбы народа. Теория эта произвела большой бум в ученом мире, вызвала массу возражений (между прочим А. Веселовского в "Журнале Министерства Народного Просвещения", 1868, № 11; Буслаева в "Отчете о 12-м присуждении Уваровских наград" (Санкт-Петербург, 1870); Гильфердинга в газете "Москва"; И. Некрасова в "Акте Новороссийского университета", 1869 год; Всев. Миллера в "Беседах общества любителей российской словесности" (вып. 3, Москва, 1871); Ор. Миллера и др.) и нападок, не останавливавшихся и перед подозрением любви автора к родному, русскому. Не принятая всецело наукой, теория Стасова оставила в ней, однако, глубокие и прочные следы. Прежде всего она умерила жар мифологов, способствовала устранению сентиментальных и аллегорических теорий и вообще вызвала пересмотр всех прежних толкований нашего древнего эпоса - пересмотр, и теперь незаконченный. С другой стороны, она наметила новый плодотворный путь для историко-литературных изучений, путь, исходящий из факта общения народов в деле поэтического творчества. Некоторые частные выводы и указания Стасова (об отрывочности изложения, недостатке мотивировки в некоторых былинах, заимствованных из чужого источника; о невозможности считать исторически точными сословные характеристики разных богатырей былины и т. п.) подтверждены последующими исследователями. Наконец, и мысль о восточном происхождении некоторых наших былинных сюжетов вновь высказана Г.Н. Потаниным и систематически проводится, хотя и с совершенно иным аппаратом, Ф. Миллером . Враг всякого лжепатриотизма, Стасов в своих литературных произведениях выступает ярым бойцом за национальный элемент, в лучшем смысле этого слова, постоянно и настойчиво указывает, в чем русское искусство может найти русское содержание и передать его не в подражательной чужой, а в самобытной национальной манере. Отсюда преобладание критических и полемических элементов в его работах. Z.
Музыкально-критическая деятельность Стасова, начавшаяся в 1847 г. ("Музыкальным обозрением" в "Отечественных Записках"), обнимает собой более полувека и является живым и ярким отражением истории нашей музыки за этот промежуток времени. Начавшись в глухую и печальную пору русской жизни вообще и русского искусства в частности, она продолжалась в эпоху пробуждения и замечательного подъема художественного творчества, образования молодой русской музыкальной школы, ее борьбы с рутиной и ее постепенного признания не только у нас в России, но и на Западе. В бесчисленных журнальных и газетных статьях. (Статьи по 1886 г. изданы в "Собрании Сочинений" Стасова (т. III, "Музыка и театр", Санкт-Петербург, 1894); перечень статей, вышедших после (неполный и доходящий только до 1895 г.), см. в "Музыкальном Календаре-Альманахе" на 1895 г. изд. "Русской Музыкальной Газеты" (Санкт-Петербург, 1895, стр. 73). Стасов отзывался на каждое сколько-нибудь замечательное событие в жизни нашей новой музыкальной школы, горячо и убежденно истолковывая значение новых произведений, ожесточенно отражая нападения противников нового направления. Не будучи настоящим музыкантом-специалистом (композитором или теоретиком), но получив общее музыкальное образование, которое он расширил и углубил самостоятельными занятиями и знакомством с выдающимися произведениями западного искусства (не только нового, но и старого - старых итальянцев, Баха и т. д.), Стасов мало вдавался в специально технический анализ формальной стороны разбираемых музыкальных произведений, но с тем большим жаром отстаивал их эстетическое и историческое значение. Руководимый пламенной любовью к родному искусству и его лучшим деятелям, природным критическим чутьем, ясным сознанием исторической необходимости национального направления искусства и непоколебимой верой в его конечное торжество, Стасов мог иногда заходить слишком далеко в выражении своего восторженного увлечения, но сравнительно редко ошибался в общей оценке всего значительного, талантливого и самобытного. Этим он связал свое имя с историей нашей национальной музыки за вторую половину XIX столетия. По искренности убеждения, бескорыстному энтузиазму, горячности изложения и лихорадочной энергии Стасов стоит совсем особняком не только среди наших музыкальных критиков, но и европейских. В этом отношении он отчасти напоминает Белинского , оставляя, конечно, в стороне всякое сравнение их литературных дарований и значения. В большую заслугу Стасову перед русским искусством следует поставить его малозаметную работу в качестве друга и советника наших композиторов (начиная с Серова , другом которого Стасов был в течение длинного ряда лет, и кончая представителями молодой русской школы - Мусоргским , Римским-Корсаковым , Кюи , Глазуновым и т.д.), обсуждавшего с ними их художественные намерения, подробности сценария и либретто, хлопотавшего по их личным делам и способствовавшего увековечению их памяти после их смерти (биография Глинки , долгое время единственная у нас, биографии Мусоргского и других наших композиторов, издание их писем, разных воспоминаний и биографических материалов и т. д.). Немало сделал Стасов и как историк музыки (русской и европейской).