Анатолий Кобликов

Родился в семье железнодорожника. Русский. Окончил 10 классов и школу фабрично-заводского ученичества при фабрике «Большевичка» в Москве. В 1924 г. вступил в комсомол. Работал инструктором производственного обучения в школе ФЗУ. В 1930 г. поступил на 1-й курс Московского автодорожного института. Член ВКП(б) с 1930 г.

В РККА с 1931 г. Окончил 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова в Каче.

В 1939 г. окончил Военную Воздушную академию им. Жуковского.

Участвовал в освободительном походе в Западную Украину и Западную Белоруссию.

Участвовал в советско-финской войне. Был военным комиссаром 25-го истребительного авиаполка 59-й истребительной авиабригады ВВС 7-й армии Северо-Западного фронта. Совершил 41 боевой вылет, в т.ч. 3 - в глубокий тыл противника.

21.03.40 г. батальонный комиссар Кобликов Анатолий Николаевич был удостоен звания Герой Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 250.

Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г.

В апреле 1942 г. он был назначен военным комиссаром 236-й иад. Осенью 1942 г. в составе 5-й ВА дивизия прикрывала туапсинское направление.

К концу сентября она насчитывала всего 46 самолетов (18 И-153, 12 Ил-2, 6 ЛаГГ-3, 8 Як-1, 2 Як-7Б). Дивизия была смешанной и по типам самолетов, и по вооружению. Штаб соединения и 518-й иап на самолетах ЛаГГ-3 и Як-1 размещались в Лазаревском, 267-й иап на самолетах И-153 - в Агое, 502-й шап на самолетах Ил-2 - в Адлере.

Расположенные в долинах горных речек, эти аэродромы были очень неудобны. С агойского аэродрома могли действовать только У-2, И-15бис, И-153, И-16. К тому же на них дислоцировались и другие авиачасти, в т.ч. ВВС Черноморского флота. Это затрудняло организацию и управление боевыми действиями, приводило к дополнительным потерям при нападении вражеской авиации. Нередко одному батальону аэродромного обслуживания приходилось обеспечивать до трех авиаполков. Кроме того, эти аэродромы не имели бетонированных взлетно-посадочных полос и быстро размывались в ходе дождей, особенно частых на побережье во второй половине осени, что надолго выводило их из строя.

Немецкие самолеты размещались на аэродромах Армавира, Белореченской, Майкопа, Краснодара не далее ста километров от линии фронта, а на направлении главного удара в 40-45 километрах.

В двадцатых числах сентября активность немецкой авиации на туапсинском направлении резко возросла. Это было связано с началом сосредоточения его ударных группировок на направлениях предстоящего наступления. Воздушная разведка противника стремилась вскрыть группировку советских войск, определить характер обороны, выявить состояние дорог. Усилились бомбардировочные удары по железнодорожным станциям, мостам, аэродромам, местам расположения войск.

23.09.42 г. начались активные наступательные действия немецких войск на туапсинском направлении. В этот день было отмечено 94 самолето-пролета авиации противника. 236-я иад смогла выполнить в этот день только 32 самолето-вылета, из них 18 - на штурмовку, 6 - на разведку, 2 - на перехват и 6 - на прикрытие аэродрома.

В последующие дни на туапсинском направлении отмечалось в среднем до 200-300 самолето-пролетов авиации противника в день. Немецкие самолеты эшелонирование, группами до 27 пикирующих бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88, бомбили боевые порядки наших войск на поле боя, огневые позиции артиллерии, районы расположения резервов и ближайшие тылы.

С самого начала своего наступления на Туапсе немцы стремились захватить господство в воздухе. Для этого они, в первую очередь, пытались блокировать аэродромы 236-й иад. Пара, реже звено, немецких истребителей проходила на высоте 2500-3000 метров в район нашего аэродрома. Маскируясь облачностью, солнцем или высотой, в свободном полете вблизи аэродрома выжидали взлета или посадки советских самолетов, а затем атаковали их.

Составлявшие основу самолетного парка дивизии бипланы И-153 по решающим показателям значительно уступали немецким истребителям. Не выручала ни превосходная маневренность, ни наличие реактивных снарядов. Поэтому И-153 использовался, в основном, в качестве легкого штурмовика.

Находящиеся на вооружении 518-го истребительного авиаполка истребители ЛаГГ-3, Як-1 и Як-7Б на тот момент были лучшими в советских ВВС и могли на равных сражаться с неприятельскими истребителями, но их было слишком мало. В 518-м иап могло ежедневно летать на задания не более пяти-шести самолетов. Штурмовики, не имея истребительного прикрытия, вынуждены были отказаться от полетов днем и действовать только в сумеречное время суток, что отрицательно сказывалось на точности, а следовательно, и результативности штурмовых ударов.

До конца сентября летчики дивизии выполнили 243 боевых вылета, сбив сбили три немецких самолета, потеряв семь своих (4 И-153, 2 Ил-2, 1 ЛаГГ-3). Кроме того, один ЛаГГ-3 разбился при аварии. Три летчика погибли и один попал в плен.

Имея подавляющее превосходство, вражеская авиация безнаказанно бомбила боевые порядки советских войск, прокладывая наступающей немецкой пехоте путь к Туапсе. Ситуация становилась критической.

В первой декаде октября 236-я иад была существенно пополнена. В ее состав вошли 36-й и 246-й истребительные авиаполки, которые разместились на полевых аэродромах близ Агоя и Адлера, Кроме того, 518-й истребительный авиаполк получил восемь «яков» в качестве пополнения. Всего прибыло тридцать четыре самолета (7 И-16, 6 Як-1, 2 Як-7Б, 19 ЛаГТ-3).

Основу вражеской авиационной группировки составляли пикирующие бомбардировщики Ю-87 и Ю-88 и тяжелые истребители Ме-110, массированными ударами с воздуха расчищавшие путь своим войскам к побережью Черного моря.

6.10.42 г. летчики 236-й иад выполнили 117 боевых вылетов, провели семь воздушных боев, в которых сбили три немецких самолета. Собственные потери составили пять машин (2 И-153, 2 Ил-2, 1 ЛаГГ-3). Кроме того, один Ил-2 был настолько серьезно поврежден, что его пришлось отправить в тыл на капитальный ремонт. Такое соотношение потерь объяснялось, в первую очередь, нехваткой боевого опыта у летчиков 246-го иап.

7.10.42 г. стал одним из самых сложных и тяжелых в истории 236-й истребительной авиадивизии. Летчики дивизии сбили или серьезно повредили 18 немецких самолетов (9 Ме-109, 7 Ме-110, 2 Ю-87), но и сами потеряли девять боевых машин. Многие самолеты получили повреждения. В 246-м истребительном авиаполку в строю осталось всего шесть истребителей, а в 518-м - один. Погибли три летчика, судьба еще троих была неизвестна (они вернулись в свои части лишь через несколько дней).

В этот день отличился командир звена младший лейтенант П.М. Камозин. Он возглавлял смешанную группу из пяти ЛаГГ-3 и двух Як-1. Они вступили в бой с большой группой противника, в состав которой входило 11 пикирующих бомбардировщиков Ю-87, четыре истребителя-бомбардировщика Ме-110 и шесть прикрывающих их истребителей Ме-109. В разгар боя к немцам подошло подкрепление: шесть-семь Ме-109. Вся воздушная схватка продолжалась 10 минут. Несмотря на численное превосходство врага, советские летчики сбили восемь немецких самолетов (шесть Ме-109 и два Ю-87). Три вражеских машины уничтожил Камозин. Наши потери составили четыре самолета.

Не менее напряженные воздушные бои происходили и в последующие дни. В этих боях особенно отличились штурман дивизии майор Д.Л. Калараш и комэска 518-го иап капитан С.С. Щиров.

К 12.10.42 г. в 236-й истребительной авиадивизии осталось всего 39 боевых самолетов, из которых могли летать на задания чуть больше одной трети. В истребительных авиаполках насчитывалось по два — три исправных самолета, в штурмовом - шесть. Только вновь прибывший 246-й истребительный авиаполк за первую неделю потерял пять летчиков и 11 самолетов из 19. Однако не только потери в машинах беспокоили командование. Еще более угрожающими были низкая подготовка и переутомленность летного состава. Молодые пилоты не умели вести групповой бой, нередко геряли ведущих, при встречах с противником придерживались оборонительной тактики. Вследствие недостаточной подготовленности молодых летчиков основную тяжесть борьбы в воздухе взяли на себя «старики» - опытные, успевшие повоевать летчики, которые часто гибли из-за своих неопытных ведомых.

Непрерывные воздушные бои с превосходящим по силам противником, требовавшие большой физической выносливости и психологического напряжения, буквально изнуряли личный состав. Особенно это сказывалось на летчиках-истребителях. В том же 246-м истребительном авиаполку в строю осталось всего пять пилотов, в 518-м и того меньше - лишь трое.

В середине октября в связи с ухудшением погодных условий активность сторон в воздухе несколько снизилась. Однако и вторая половина октября оказалась для советских авиаторов не менее трудной, чем первая. Перевес в воздушных силах по-прежнему оставался на стороне противника. Вражеская авиация делала на туапсинском направлении ежедневно по 150-250 самолето-вылетов.

В конце октября в состав 236-й иад вошло еще два истребительных авиаполка: 269-й и 931-й. Помимо того, дивизия получила 11 самолетов в качестве пополнения.

Конец октября начало ноября 1942 г. характеризовался наивысшим накалом воздушной борьбы на туапсинском направлении. Немецкая авиация делала ежедневно до 300 боевых вылетов.

23.10.42 г. в Адлере приземлились 20 ЛаГГ-3 269-го истребительного авиаполка. Этому полку уже пришлось повоевать с адлерского аэродрома в августе 1942 г. Затем он был направлен в тыл на переформирование. Пополнившись людьми и техникой, полк вернулся на старый аэродром.

Костяк полка составляли опытные, успевшие повоевать летчики. Однако первый воздушный бой в туапсинском небе окончился для полка катастрофой. В одном только вылете полк лишился пятой части своих боевых машин. В последующих вылетах, которые возглавил лично командир полка, положение удалось исправить.

28.10.42 г. на агойском аэродроме приземлилось 7 истребителей И-153 из состава 931-го иап. Базирующийся в Агое 267-й иап, передав вновь прибывшим оставшиеся 8 уцелевших И-153 и часть личного состава (четырех летчиков и 12 человек из наземного персонала), убыл в тыл на переформирование.

В составе 236-й истребительной авиадивизии 267-й иап воевал со 2.08.42 г. За это время им было выполнено 1530 боевых вылетов, из них 970 на штурмовку, проведено 43 групповых воздушных боя, в которых сбито или повреждено 9 немецких самолетов. Еще 8 вражеских самолетов выведено из строя на земле. Собственные потери составили 25 самолетов И-153 и 14 летчиков. 28 человек были отмечены орденами и медалями.

29.10.42 г. на туапсинском направлении было отмечено 284 самолето-пролетов немецкой авиации. Сравнительно небольшой район был буквально забит самолетами.

Было проведено семь воздушных боев, в которых летчики 236-й иад сбили или серьезно повредили 13 немецких самолетов (пять Ме-109, два Ме-110, шесть Ю-87). Наши потери: девять самолетов (Ил-2, Як-7Б, семь ЛаГГ-3) сбито и еще два получили серьезные повреждения. Пять летчиков погибли и трое получили ранения.

Во второй половине дня произошел воздушный бой, которых стал самым крупным и напряженным за все время боевых действий 236-й истребительной авиадивизии на туапсинском направлении. В нем участвовали 15 советских и 39 немецких самолета. Длился он 20-25 минут. Советские летчики сбили 11 самолетов, потеряв 6 своих.

Всего в октябре 1942 г. летчики 236-й истребительной авиадивизии выполнили 1270 боевых вылетов, из них 411 на штурмовку. Было сбито 70 вражеских самолетов.

К концу октября обстановка под Туапсе несколько стабилизировалась. Попытка немецких войск прорваться здесь к Черному морю была сорвана.

И все-таки немцы продолжали господствовать в небе Туапсе. Летчики 236-й иад лишь частично обеспечивали прикрытие наземных войск. Боевая деятельность немецкой авиации в ноябре характеризовалась значительным повышением ее активности.

В период с 1 по 20 ноября противник произвел на Туапсинский оборонительный район 16 групповых (днем) и шесть одиночных (ночью) налетов, с участием в них до 614 самолетов, главным образом бомбардировщиков Ю-87 и Ю-88, а также истребителей-бомбардировщиков Ме-110.

Особенно интенсивным бомбардировкам подвергся город и порт Туапсе. Из 1891 фугасной бомбы, сброшенной в этот период на участке Туапсинского оборонительного района, 1678 было сброшено на Туапсе. В результате массированных бомбардировок в городе было разрушено 97 жилых домов, 4 склада, городской радиоузел и контора связи.

В период с 9 по 19 ноября немецкая авиация нанесла 12 бомбо-штурмовых ударов по аэродромам 236-й истребительной авиации, в которых участвовало до 244 самолетов (75 Ю-87, 54 Ю-88, 47 Ме-110, 68 Ме-109). Особое значение противник придавал выведению из строя лазаревского аэродрома, где базировались основные силы советской истребительной авиации.

Немаловажным для немецкого авиационного командования было и то, что лазаревский аэродром находился рядом с железнодорожным и шоссейным мостами. Нанося бомбовые удары по Лазаревскому, противник тем самым решал две задачи: парализовал деятельность советской истребительной авиации и нарушал работу единственной сухопутной коммуникации, идущей вдоль побережья Черного моря. Всего в ноябре немцы совершили 10 налетов на Лазаревское, в которых принимало участие до 210 самолетов, в том числе 148 бомбардировщиков (61 Ю-87, 54 Ю-88, 33 Ме-110) и 62 прикрывающих их истребителей Ме-109.

Крупномасштабные действия немецкой авиации на туапсинском направлении продолжались до 20.11.42 г. Переход советских войск в контрнаступление под Сталинградом кардинальным образом изменил воздушную обстановку.

С 1943 г. полковник Кобликов был заместителем командира 203-й истребительной авиадивизии.

Вспоминает старший инженер 212-го гвардейского истребительного авиаполка Т.Б. Кожевникова: «Начальник политотдела дивизии - Герой Советского Союза полковник А.Н. Кобликов, среднего роста, ладно и крепко, будто на века, сложенный человек с удивительно ясным и добрым лицом, всегда готовым расцвести улыбкой. Как политработник он часто выступал перед лётчиками и техниками; его яркая, волнующая речь, глубокие мысли, сила убеждённости в правоте нашего дела и нашей победе покоряли слушателей. Кобликов был для всех нас идеалом комиссара, пользовался огромный авторитетом и искренней любовью всей дивизии».

5.02.44 г. 203-я истребительная авиадивизия была преобразована в 12-ю гвардейскую.

15.09.44 г. в воздушном бою самолёт гвардии полковника Кобликова был сбит, а сам он попал в плен. Содержался в блоке смерти № 20 концентрационного лагеря Маутхаузен (Австрия). Был одним из руководителей подполья.

Рассказывает журналист А.Е. Смирнов: «Перед тем, как попасть в 20-й блок, пленный принимал «душ» - его загоняли в бетонную каморку и на протяжении нескольких часов в человека отовсюду хлестали струи ледяной воды. Одежда, которую получал заключенный блока, была заражена паразитами и возбудителями чесотки, экземы. 500-600 человек (а на 1 января 1945 года - 800 человек) жили в помещении 10х12 метров без одеял, без соломы. Выдавали заключенным по 4 гнилых картофелины в день, по 200 граммов «хлеба» из опилок и брюквы через два дня на третий. Иногда бывала и баланда из гнилой, нечищеной брюквы».

Рассказывает писатель Ю. Платонов: «Мучения и издевательства начинались еще в тюрьме общего лагеря... Человека избивали до полусмерти, кололи иглами, пытали током. Потом его загоняли в так называемую «баню», где со всех сторон хлестали тугие струи ледяной воды, и оставляли там порой на несколько часов. После этого парикмахер простригал ему со лба до затылка широкую полосу в волосах, и голого человека выбрасывали на снег, швыряя ему вслед грязные полосатые штаны и куртку из дерюги, причем одежда эта была нарочно обработана, чтобы заразить узника накожными болезнями — чесоткой, экземой и т. д. Палками его гнали к дверям блока смерти, заставляя одеваться на бегу. Перед ним открывались двойные тяжелые двери, пленного вталкивали внутрь, и сразу же двое эсэсовцев, уже поджидавшие жертву, принимались снова избивать его.

С рассветом раздавался сигнал подъема... Промерзшие, босые, в худой одежонке, превратившиеся в живые скелеты, с телами, покрытыми коростой, нарывами, сыпью, незаживающими болячками, синяками и открытыми ранами, узники выстраивались по сотням в узком дворе — шестиметровом промежутке между бараком и стеной. Стена толщиной в метр и высотой в три с лишним метра угрюмо высилась над ними, загораживая небо, а по гребню ее на выгнутых внутрь железных кронштейнах с изоляторами тянулась в несколько рядов колючая проволока под током высокого напряжения. По углам стены с деревянных вышек на узников были направлены спаренные пулеметы и большие прожектора, которые с наступлением темноты заливали ярким светом весь двор.

Как только появлялся блокфюрер — садист эсэсовец со своей свитой, раздавалась команда «Ложись!», и одновременно с пулеметной вышки на строй узников обрушивалась мощная струя ледяной воды из шланга, сбивавшая с ног тех, кто не успел упасть. Люди валились друг на друга, а палачи проходили мимо лежащих, рассыпая удары, а то и просто пристреливая пленных на выбор. Потом начиналась «зарядка» — узников, едва державшихся на ногах, заставляли бегать, ползать по снегу или по грязи, ходить «гусиным шагом» вокруг барака по три-четыре километра без перерыва.

Многие падали и уже не могли подняться. Их оттаскивали к штабелю трупов. Смертельные удары обтянутых резиной дубинок, налитых свинцом, замертво укладывали людей. Эсэсовцы развлекались, стреляя в руки и ноги пленных, сбрасывая узников в канализационный колодец во дворе. Когда же палачи уставали и уходили, люди сбивались тесной толпой — в так называемую «печку», прижимаясь друг к другу, грея один другого жалким теплом своего полумертвого тела, припрыгивая и похлопывая товарищей. Потом эта «печка» рассыпалась, и рядом возникала другая, так что те, которые сначала были снаружи, теперь оказывались внутри толпы и могли получить свою долю тепла. А потом опять появлялись эсэсовцы».

Но сломить волю советского человека оказалось невозможно. Случилось немыслимое! Изможденные, но непокоренные люди восстали, перебили своих палачей и бежали!

Писатель Ю. Платонов рассказывает: «Восстание назначили на двадцать восьмое января…

Казалось, все было готово. И вдруг в ночь на двадцать шестое случилось ужасное: кто-то выкрал у Власова его блокнот с фамилиями и адресами замученных. И этот же «кто-то» наверняка донес эсэсовцам, что Власов, Исупов, Чубченков и другие в последнее время часто собирались вместе и о чем-то таинственно переговаривались. На рассвете всех их, около пятидесяти человек, вывели из блока...»

Восстание было обезглавлено. Но руководители его уже сделали так много, оставили после себя таких верных и решительных товарищей, что теперь восстание было невозможно предотвратить.

Эсэсовцы зверствовали. Пистолетный выстрел, автоматная очередь стали столь же привычными для обитателей блока № 20, как и ежеутренняя «зарядка», которую фашисты проводили теперь с особым ожесточением.

Занятый заботой о предстоящем выступлении, Битюков поначалу не обратил внимания на тихий свист, раздававшийся с крыши 19-го блока, где заключенный латал кровлю. Потом к его ногам упал смоляной шарик. Битюков подобрал его, бросился к бараку. В шарике была спрятана крохотная записка: «Ваших товарищей уничтожили. Вас ожидает то же. Не ждите, действуйте! Поддержим!»…

Ночь со 2 на 3 февраля 1945 года.

Узник Маутхаузена блока № 11 Николай Паршин:

«...Когда в ночь на 3 февраля в лагере раздалась пулеметная стрельба, мы так и решили: началось массовое уничтожение заключенных... Все быстро оделись. Электричество погасло. По лагерю ошалело бегали эсэсовцы. Наш блоковый приказал из барака не выходить. Через час мы узнали о невероятном: восстал 20-й блок!

Назавтра на работу нас не погнали. Со всех бараков поснимали топоры, багры, огнетушители. Я находился в одиннадцатом блоке, что против крематория. Ужасные картины происходили и в последующие дни. Привозили обезображенные трупы героев побега. Дорога до крематория была сплошным кровавым следом. Избитых, искалеченных, но еще живых людей сбрасывали вместе с мертвыми с повозок в подвал и жгли. Это уму непостижимо... Всего в момент побега было 738 человек. Наутро 3 февраля в блоке насчитали 68 трупов... Радио Вены и Линца в течение двух дней ежечасно оповещало населени е и приказывало ловить сбежавших «бандитов». Вскоре комендант объявил, что со всеми покончено. Мы верили этому и нет...»

Узник Маутхаузена Франсуа Буа (из показаний на Нюрнбергском процессе):

«Этот барак… охранялся особенно тщательно... Никто не мог входить в барак, кроме двух старших гитлеровских офицеров. Военнопленные не имели никаких опознавательных знаков... Поэтому нельзя было определить, кто к какой нации принадлежит... Ежедневно из барака доносились выстрелы. Когда русские военнопленные, находившиеся в изолирблоке, узнали от новоприбывших, что советские войска приближаются к Югославии, они напали на охрану, уничтожили ее, сорвали колючую проволоку, чтобы убежать из лагеря. Однако из семисот восставших только шестидесяти двум удалось бежать к партизанам».

2.03.45 г. полковник Кобликов был расстрелян за организацию побега военнопленных.

Именем Героя названы улицы в городах Бологое и Вышний Волочёк.