- вопрос: Как происходит процесс создания ваших сочинений? Вы сидите по разным комнатам и каждый что-то придумывает?
- ответ: Нет, сразу все вместе. Для нас музыка - это общение. В принципе у нас все пьесы - как истории, обязательно есть сюжет, за которым надо следить. У нас самая близкая связь - с актерами. Вообще, в академическом музыкальном образовании не хватает такого предмета - актерское мастерство. Потому что говорит-то со сцены все-таки исполнитель, а не композитор. Ведь чему учит академическое образование? Показать возможности инструмента - это раз. И выразить замысел композитора - это два. А мы с самого начала решили уйти от этих штампов. Никакого пиетета перед композитором.
- в: То есть у вас в репертуаре вообще нет авторских сочинений?
- о: Иногда появляются, но мы их все равно перерабатываем, без учета авторитетов. Но, надо сказать, эти композиторы остаются довольны. Например, Щедрин.
- в: Вам доводится общаться и с академическими, и с неакадемическими музыкантами. В чем принципиальная разница?
- о: Академические музыканты идут от нот. В нотах они ищут содержание и образ. А мы отталкиваемся от образа, а потом он уже находит выражение в нотах. Например, мы делали совместную программу с "Виртуозами Москвы". Они были готовы сыграть все, что угодно, но им нужны были ноты. И главной проблемой на репетициях было то, что им была важна буква, а не дух. И в связи с этим непониманием некоторые произведения, которые мы им предложили, казались пошлыми. Например, когда в Креольском вальсе появляется "Отцвели хризантемы". Ну, действительно, если это бездушно делать, то получается пошло. А когда мы объяснили ситуацию, почему такая ассоциация здесь у нас родилась, все сразу зазвучало. Это было очень забавно как для нас, так и для них.
- в: А с музыкантами из неакадемического мира проблемы существуют?
- о: Да. Мы так свободно не импровизируем, как, скажем, джазисты. Хотя тоже получаются интересные соединения - с Аркадием Шилклопером, с Андреем Кондаковым.
- в: А как вы себя чувствуете в мире world music? Вы же даже принимали участие в фестивале Питера Гэбриэла.
- о: Хорошо чувствуем. Хотя тоже отличаемся. Что нас с ними объединяет - все игроки world music используют народные инструменты или элементы этнической музыки, но ищут современный язык. Собственно, это делаем и мы. Понятно, что музыка разная - у кого-то она танцевальная, у кого-то такая зомбирующе-медитативная. А у нас обязательно присутствует сознание и свет в конце туннеля. Это тоже национальная установка: что бы ни случилось - все будет хорошо.
- в: Наш московский оркестр народных инструментов сейчас взялся играть классику - симфонии Чайковского, например. А вам не приходило в голову исполнять, скажем, квартеты Бетховена?
- о: Мы как раз и решили нарушить эту чудовищную практику - исполнять классику на народных инструментах. Это все началось с 1940-х годов, когда русским народным инструментам стали учить в академических музыкальных школах, училищах, потом консерваториях. И соответственно школа игры создавалась под классические школы - скрипки и так далее. Доходило уже до смешного - когда домре добавляли струну, чтобы играть скрипичный репертуар. То есть инструмент переставал быть народным, но не становился классическим. И уже тогда было ясно, что делать. Ведь какая главная задача у народных инструментов? Отображать национальную самобытность. Как выражать - это уже другой вопрос.
- в: И есть ли она - тоже вопрос.
- о: Безусловно, есть. В частности, это иронический взгляд на все страшные потрясения. Другая важная черта - на Руси многое делалось сообща, артелями. Собственно, "Терем-квартет" - это реальный пример жизни общинной, где нет одного лидера.
- в: Вы же не только сами играете, но и других музыкантов привлекаете к своей общине. Какие в жизни "Терема" были самые важные партнеры?
- о: Один из самых основательных союзов - с баритоном Владимиром Черновым. Кстати, наш первый сольный концерт в петербургской Капелле случился тогда, когда должен был быть концерт с Черновым, но он заболел. Чернова приехало снимать телевидение, народ именно на него собрался, но мы решились все-таки сыграть одни. Публике было сказано, что можно сдать билеты, а если послушают и не понравится, то тоже можно сдать. Сдало человека три-четыре. Всем понравилось, концерт был записан на ТВ, афиши даже сохранились - это был 1989 год. А наш союз с Черновым до сих пор продолжается.
- в: Новых союзов ждать?
- о: Будет совместная программа с Юрой Шевчуком. В Москве уже назначена дата - 13 января следующего года. К этой программе присоединится еще сопрано Яна Иванилова, потому что, с одной стороны, требуется такой вольный, брутальный мужской характер, как у Шевчука, а с другой - ангельское женское начало.
- в: Не могу по-женски не полюбопытствовать, какие у вас нынче моды? Вы ведь всегда серьезно относились к своему сценическому облику.
- о: Весь прошлый год прошел под знаком Вячеслава Зайцева. Мы чрезвычайно довольны его костюмами, которые он сделал для нашего юбилея. Мы хотели, чтобы костюмы выражали то, что мы делаем. С одной стороны, классика, с другой - что-то невообразимо сказочное, имеющее отношение к фольклору. И при этом не косоворотки... Зайцев завелся на эту работу. И название стилю придумал - "новый русский модерн".