Антон Якименко

Окончил семилетку. Работал в колхозе.

В 1931 г. поступил в Ждановский металлургический техникум. Проходил практику в трубопрокатном и сортопрокатном цехах завода им. Ильича.

В РККА с 1934 г. По комсомольской путевке поступил в 11-ю Луганскую военную школу пилотов им. Пролетариата Донбасса.

Генерал-лейтенант авиации Якименко вспоминает: «Об авиашколе я даже не думал. Не мечтал, как другие, быть летчиком… Учился уже на третьем курсе, когда меня однажды пригласили в горком комсомола. Вместе с секретарем за столом сидел незнакомый военный. Обращаясь ко мне спросил:

- Хотите стать летчиком?

Вопрос был неожиданным. В это время я был секретарем комсомольской организации факультета и считал, что меня пригласили по комсомольским делам. Подумав, ответил:

- Я хочу быть металлургом.

- Это не важно, - сказал секретарь, - ты комсомолец и должен быть там, где тебе скажут.

Я молча пожал плечами: раз так, то нечего, дескать, и спрашивать. Решайте. Посылайте.

Кивнув на меня, военный спросил:

- Как он учится?

Я учился всегда отлично. И в школе, и здесь, в техникуме…

В авиашколе мне тоже все давалось легко – и теория, и летная практика».

В 1935 г. он окончил авиашколу. Затем служил в Забайкалье в 64-й легкобомбардировочной бригаде.

В декабре 1935 г. был назначен командиром разведывательного звена, а после того, как эскадрилья была переформирована в 22-й истребительный авиаполк – флаг-штурманом 2-й эскадрильи 22-го иап.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «С летной подготовкой дело шло хорошо. Расту. Продвигаюсь по службе. А в воинском звании – нет. На петлицах, как прежде, «пила» - четыре треугольника. В полк прибывают молодые пилоты в звании лейтенантов, а я, их командир, - старшина. Неудобно, обидно. «Лучше уйду», - решаю я, наконец, и – рапорт по службе: «Положенный срок отслужил, прошу уволить в запас».

- Служи, - сказал командир полка, - я давно представил тебя к «лейтенанту».

А я еще больше обиделся: представлен, а не дают. Почему? Снова пишу: «Прошу уволить в запас». Куцевалов свое: «Представлен на старшего лейтенанта…» Я - к нему на беседу. «Стыдно, - говорю, - людям в глаза смотреть. По штату мне, штурману эскадрильи, положено быть капитаном, а я старшина. Командиры звеньев, наверно, глядят на меня как на затычку: расти им не даю. Прошу вас, разжалуйте, назначьте на пилотскую должность…»

А Куцевалов опять свое: «Ты мне нужен как штурман, а не как рядовой…»

Так мы препирались до тридцать девятого года. Во время монгольских событий... авиаполк оказался у реки Халхин-Гол и вопрос о моем уходе в запас отпал сам по себе».

Участвовал в боях у реки Халхин-Гол с мая 1939 г. Был флаг-штурманом 2-й эскадрильи 22-го иап. Совершил около 100 боевых вылетов на И-16, сбил в воздушных боях семь японских самолетов.

Генерал-лейтенант авиации Якименко вспоминает: «В первые дни мы воевали неважно, понесли большие потнри. В полк прилетел Смушкевич – комкор, начальник Военно-воздушных сил. Идет перед строем, останавливается, спрашивает, отвечает на вопросы. Дошел до меня. Оглядел мой старый потертый реглан, бросил взгляд на петлицы, спрашивает:

- Вы кто?

- Штурман эскадрильи.

- Летаете?

- Летаю.

- Почему же вы старшина?

Всколыхнулась во мне обида, слово сказать не могу, а он стоит, ждет. Наконец, говорю:

- Об этом надо спросить у начальства, товарищ комкор.

Понял мое состояние, спрашивает:

- Командир эскадрильи, в чем дело?

- Не знаю, - отвечает капитан Чистяков. – Якименко летает отлично, к званию представлялся несколько раз…

Смушкевич нахмурился, сказал прибывшему с ним комдиву Денисову:

- Запишите: присвоить старшего лейтенанта.

И даже после такой беседы звания я не дождался. Старшине, то есть младшему командиру, каковым я в то время являлся, звание старшего лейтенанта мог присвоить только нарком обороны, и дело мое опять затерялось в высоких инстанциях. Короче – не повезло мне, и не везло еще долго.

А в полетах, в боях везло».

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «Небо было исключительно ясное; видимость, как говорят летчики, «миллион на миллион». Солнце светит нам в затылок, вот впереди показалось озеро Буир-Нур и впадающий в него Халхин-Гол. И тут я различаю на фоне озера большую группу самолетов. Ярко-белые плоскости, длинные хищные силуэты – японцы! Истребители И-96. Идут встречным курсом, метров на 500 ниже и правее, подставив нам левый борт, и явно нас не видят – солнце слепит им глаза. Подаю сигнал «внимание» и вырываюсь вперед, увеличив обороты двигателя. Мы атакуем сверху, со стороны солнца, застав неприятеля врасплох, - японцы продолжали идти в плотном строю, не маневрируя, даже не попытавшись выйти из-под удара, так что мы с первого же захода завалили двоих и, не ввязываясь в бой – их оставалось еще больше дюжины против нашей тройки, - легко оторвались от них на снижении. Японцы не успели сделать по нам ни единого выстрела – похоже, до них дошло, что происходит, лишь когда мы уже были в безопасности, а их товарищи, пылая, падали в озеро…

Поначалу мое звено использовали в основном для воздушной разведки – как правило, мы летали во вражеский тыл трижды: на рассвете, в полдень и под вечер. Но поскольку нам совестно было оставаться на земле, когда друзья по тревоге уходили в бой, мы попросили разрешить нам вместе со всеми участвовать также и в отражении налетов противника – так что в день набиралось по шесть, семь, а то и восемь боевых вылетов, и к вечеру от усталости, напряжения и перегрузок буквально темнело в глазах – отказывало зрение».

Член ВКП(б) с июля 1939 г. Заседание партбюро полка, на котором рассматривалось заявление Якименко о приеме в партию, состоялось прямо на самолетной стоянке, перед боевым вылетом.

12.07.39 г. в воздушном бою старшина Якименко был ранен в ногу, а его истребитель сильно поврежден. Однако ему все-таки удалось довести самолет до своего аэродрома и приземлиться на фюзеляж.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «Во время очередного вылета, сразу после того, как сбил седьмой по счету японский истребитель, я сам попал под пулеметную очередь. Разрывная пуля угодила мне в правую ногу, но, к счастью, не взорвалась. Помню сильный удар, от которого стопа соскочила с педали; помню, как горючее из перебитого бензопровода хлынуло мне в лицо, заливая очки. Автоматически бросаю машину влево, уходя из под повторного удара, отстегиваю ремни – самолет вот-вот вспыхнет, надо прыгать, иначе сгорю заживо, ведь одежда насквозь пропитана бензином. Я уже подтянулся было, чтобы перевалиться через бортик кабины, но тут вспоминаю инструктаж Митрофана Ноги – если я покину машину здесь, над пустыней, за сотню километров от родного аэродрома, мне с перебитой голенью не выжить в монгольской глуши. Нет, уж лучше сгореть, чем стать добычей волков и шакалов. Решаю тянуть домой, благо мотор пока работает. Управляя левой ногой – правая совсем не слушается, - разворачиваю машину на запад. Дышать тяжело от бензиновых паров, от потери крови начинает кружиться голова, видимости почти никакой – очки залиты горючим, все как в тумане, а снять их нельзя: бензин выест глаза. И ни в коем случае нельзя менять режим работы двигателя, чтобы не спровоцировать возгорание. Вот так и летел, каждую секунду ожидая пожара. Не помню, сколько продолжался полет – кажется, целую вечность. Несколько раз пытался сориентироваться, приподняв очки, но только обжег глаза. Как мне удалось практически вслепую, теряя сознание от боли и кровопотери, на последних каплях горючего все-таки дотянуть до аэродрома – сам не пойму. Друзья говорили – чудом. Мотор остановился, когда я уже заходил на посадку. Приземлился прямо на фюзеляж; меня вытащили из кабины и уложили на носилки. Потом – провал, и вот я уже на операционном столе. Глаза не открываются – заплыли от химического ожога. Слышу, хирург говорит: «В ноге пять отверстий; одна пуля застряла, остальные навылет». Потом, вытащив эту неразорвавшуюся пулю, спрашивает: «Возьмете на память?» «Выбросьте ее в мусор», - ответил я».

10.08.39 г. Постановлением Малого Народного Хурала МНР был награжден орденом «За воинскую доблесть».

29.08.39 г. старшине-пилоту Якименко Антону Дмитриевичу было присвоено звание Герой Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 157.

В октябре 1939 г. ему было присвоено воинское звание лейтенант.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «После лечения в госпитале, а потом в санатории я приехал в Москву за получением награды. Предварительно надо было зайти в отдел кадров Военно-воздушных сил, узнать о присвоении мне воинского звания. Надел новую гимнастерку, пришил петлицы, захожу. Меня встречают в штыки:

- Почему не надели знаки различия? – грозно говорит подполковник.

Опять всколыхнулась обида. Говорю:

- Четыре года хожу старшиной…

- Ну и что? – перебивает полковник.

- Не хочу гимнастерку портить. – Грубо, конечно, получилось, но уж очень обидно мне стало. Летал. Дрался. Был ранен. Получил большую награду, и вдруг такой разговор: грубый, пренебрежительный. «За тем, - говорю, - пришел, чтобы узнать. Присвоили лейтенанта – надену, не присвоили – прошу демобилизовать…»

Но полковник… стукнул кулаком по столу, крикнул:

- Молчать!

- А что мне молчать? – взъерепенился я. – Терять нечего.

Выручил нас подполковник…

- Ваши документы, - сказал он и протянул руку...

Даю. Читает. Вижу: озадачен, сдвинулись брови, что-то пытается вспомнить.

- Постой… Постой…

Достает из стола газету, смотрит.

- Так вы же Герой, Якименко!

Поздравляю.

Подполковник, как говорится нашелся сразу, а полковнику было трудно, надо делать слишком крутой поворот: независимо от воинского звания Героя надлежало приветствовать… Подполковник куда-то ушел. Вернувшись через десять-пятнадцать минут, сказал:

- Знаете, просмотрел все документы… На вас представления не было…

Подумав, полковник опять принимает решение, перейдя при этом на дружеский тон:

- Ладно. Получишь Героя, приедешь сюда, сообразим что-нибудь вместе. А сейчас надевай «старшину».

- Нет, - говорю. – Пойду в Кремль без знаков различия.

Задумались. Конфуз получается. А виноваты они. Уверен: под сукном держали мои документы, а теперь не знают, как выйти из положения.

- Подожди!.. – оживился вдруг подполковник. – Я не там искал!

Возвратившись через какое-то время, приносит приказ. От порога кричит:

- Лейтенант! Поздравляю!..

Гляжу на приказ, а самого сомнения берут. «Допечатали, - думаю, - пользуясь тем, что в приказе осталась свободная строчка, и тем, что «Я» - последняя буква в алфавите»…

Получив предписание, выхожу в коридор и – нос к носу с полковником Кравченко, бывшим моим командиром… Обнял, стиснул меня...

- Рад видеть. Что за бумага?

Таким же он был и там, на земле и в небе Монголии: боевым, энергичным, прямым. Не спрашивая, берет я меня из рук предписание, читает… Возмущается:

- Они что, с ума посходили?..

Хватает меня за руку, не переставая отпускать нелестные реплики в адрес кадровиков, тянет в кабинет Смушкевича.

- Вот, товарищ комкор, назначили!..

Во время монгольских событий мы с комкором встречались не раз, он меня знал и как бойца, и как воздушного разведчика, а когда меня ранили, с командиром полка навестил в полевом лазарете. Узнав, что ранение довольно серьезное, приказал отправить меня в Читу, в госпиталь. Безусловно, звание Героя Советского Союза я получил не без его участия.

- Садись, дорогой, рассказывай, - тепло говорит комкор.

Внимательно выслушав, как я лечился, как отдыхал в санатории, куда назначен, берет у меня предписание к новому месту службы и пишет на нем: «Назначить командиром полка в радиусе 250 км от Москвы». Я читаю это через плечо комкора и, не дав ему скрепить свою резолюцию подписью, говорю:

- Велика для меня эта должность, товарищ комкор. Не потому что не справлюсь, а просто неудобно прыгать через столько голов. Лейтенант, и вдруг командир полка, а вчера еще был старшиной…

Смушкевич глядит мне прямо в глаза, изучающее, долго. Наконец говорит:

- Молодец. Я так о тебе и подумал. Рад, что не ошибся.

Переделав точку после слова «Москвы» в запятую, добавил: «в крайнем случае, не ниже зам. командира полка». И расписался».

В апреле 1940 г. Якименко участвовал в освободительном походе в Бессарабию. Был помощником командира 67-го иап.

В 1941 г. капитан Якименко окончил высшие летно-тактические курсы.

В феврале 1941 г. его избрали депутатом Верховного Совета Молдавской ССР от г. Сороки.

Накануне Великой Отечественной войны он был назначен заместителем командира 292-го иап Одесского военного округа.

Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Летал на пушечном И-16 24-й серии. Вскоре одержал первую победу, сбив бомбардировщик Не.111.

Вспоминает генерал-лейтенант Якименко: «Самое тяжелое время войны - год 1941-й.

Это было под Запорожьем. Немцы разбили плотину, открыли дорогу воде, и Днепр хлынул в сторону Мелитополя. Утопил дорогу на Крым. Горел Алюминиевый завод. Такой сатанинской силы пожара я не видел ни до, ни после. Немцы были уже на Хортице. Их самолеты гонялись за каждой машиной, за каждым прохожим. Убивали ради забавы, ради тренировки в стрельбе.

В нашем полку был только один самолет И-16 и девять летчиков. А в соседнем – один бомбардировщик Пе-2 и огромная куча бомб. Пе-2 подруливал к куче, забирал бомбы, взлетал и на втором развороте сбрасывал их на Хортицу. Мы его прикрывали, летая по очереди.

Кроме того, перед нами стояло еще две задачи: уничтожать самолеты протиника в воздухе и штурмовать наземные войска».

Осенью 1941 г. майор Якименко сформировал и возглавил 427-й истребительный авиаполк. Воевал на Волховском фронте.

Генерал-лейтенант авиации Якименко вспоминает: «Сколько дел у командира полка, только успевай поворачиваться: управление истребителями с выносного командного пункта, разборы воздушных боев, анализ тактики вражеской авиации… Да и летать надо. И не просто летать. Командиру полка надо быть первым летчиком в полку, первым воздушным бойцом. Иначе какой же он командир.

А какое у него хозяйство! Техника, службы, штаб. А люди? Их ведь надо учить и воспитывать, делать из них воинов, способных сражаться и побеждать».

Летом 1942 гг. полк Якименко в составе 292-й штурмовой авиадивизии сражался на Сталинградском направлении.

В жестоких боях полк нес тяжелые потери.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «В сорок втором… повел капитан Черненко восьмерку на боевое задание. Вспоминаю, как я стоял у командного пункта, ежеминутно глядел на часы, дожидался. Рядом стояли летчики, тоже считали минуты, слушали небо. Оно молчало зловеще…

В тот день не вернулись все восемь… Это было в районе Купянска. Фашисты рвались к Сталинграду, а мы его защищали. Мы стояли живой стеной, но враги ее пробивали».

В конце 1942 г. полк Якименко прикрывал наземные войска в районе Демянска.

В один из декабрьских дней на подходе к линии фронта одно звено 427-го иап в составе трех самолетов преградило путь тридцати шести «юнкерсам», шедшим в составе четырех девяток под прикрытием шестнадцати «мессершмиттов». Отважные советские летчики втроем сбили четыре бомбардировщика и два истребителя.

Ведущий капитан Зуев сбил три самолета, но и сам был подбит и ранен. На нем загорелся комбинезон, но он сумел спасти машину, привести и посадить поврежденный самолет на своем аэродроме. Техники вытащили его из кабины и снегом потушили на нем одежду. За мужество и героизм, проявленные в этом бою, капитан Зуев был удостоен звания Герой Советского Союза.

Весной 1943 г. 427-й иап вошел в состав 294-й иад 4-го иак 5-й ВА. К этому времени на счету подполковника Якименко было восемь немецких самолетов, сбитых лично.

В канун Курской битвы на базе 427-го истребительного авиаполка была создана группа особого назначения «Меч» двух эскадрильного состава, как личный резерв командира корпуса. В качестве отличительного знака на самолетах Як-1, на которых летала группа, в красный цвет была выкрашена носовая часть самолета, до кабины.

Якименко очень тщательно отбирал летчиков и в первых же боях они доказали, что их выбрали не зря. Только за первые полгода боев группа «Меч» уничтожила 115 вражеских самолетов.

В боях под Курском Якименко сбил еще 8 самолетов. Однажды он сам был подбит в воздушном бою, но смог посадить изувеченный самолет на своей территории.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Якименко: «Не успев сблизиться с целью, не имея запаса скорости, я перешел в атаку. Это было первой моей ошибкой. Взяв машину врага в прицел, я долго ее догонял, идя по прямой, не маневрируя. Это было второй ошибкой. Видя, что немцы открыли по мне огонь, я не ушел от него, не свернул, продолжал идти напролом, пока не добился своего – сгорел мой «крестный» наверняка…

Неудачно построив маневр на атаку, я поставил под удар не только себя, но и своих ведомых, и это удача, что немцы подбили только меня.

А что получилось дальше? Выйдя из боя вместе с ведомым, я волей-неволей уменьшил силы ударной группы. Потом уже по пути домой, подвел под огонь не только себя, но и Колю Завражина: едва ли двое фашистов решились бы напасть на шестерку, а на пару – пожалуйста! Особенно, если один на подбитой машине, а второй привязан к нему и не может бросить свой самолет в широкий маневр, в лобовую атаку…

Николай обнаружил пару Ме-109 одновременно со мной. Уходя от огня «мессеров», я бросил машину влево, он – вправо. Ведущий пары фашистов, обгоняя Завражина, бросился вслед за мной, чтобы ударить в упор и добить. Не раз доводилось мне видеть, как на наш самолет, смертельно подбитый, горящий, немцы бросались как волки – стаей, и каждый старался ударить, укусить напоследок…

На прямой, идущей наклонно к земле, оказались четыре машины, четыре пилота, несущихся друг за другом с явным намерением сбить, уничтожить. Все свершилось в секунду. По мне открыл огонь ведущий немецкой пары. По нему – Коля Завражин. По Коле – второй фашист. Я кое-как приземлился. Первый немец сгорел. Завражин покинул самолет с парашютом. И лишь только один – ведомый вражеской пары – невредимым ушел восвояси».

Группу «Меч» вызывали на поле боя обычно лишь в самый тяжелый момент. Шестеркой, реже восьмеркой, летчики группы атаковали плотные группы немецких бомбардировщиков и истребителей, превосходящие их десятикратно. И Якименко шел впереди. Не раз ему случалось сбивать по два и даже по три самолета в одном бою.

28.04.44 г. он снова был ранен в воздушном бою и в течении месяца находился на излечении.

Приказом НКО СССР № 0178 от 2.07.44 г. 427-й иап был преобразован в 151-й гиап.

За мужество и героизм десять летчиков группы «Меч» были удостоены звания Герой Советского Союза. Только эта десятка сбила более двухсот самолетов противника! Им было на кого равняться!

Всего за время Великой Отечественной войны гвардии подполковник Якименко совершил 241 боевой вылет, провел 29 воздушных боев, сбил 31 немецкий самолет, в т.ч. две «рамы» Fw.189.

Прямой и вспыльчивый по характеру, он не выносил бюрократов в погонах и с трудом уживался с начальством.

Вспоминает генерал-лейтенант Якименко: «Наши войска освободили Правобережную Украину, Молдавию, вышли на землю Румынии. За это время корпус Подгорного, дивизии, полки стали гвардейскими, летчики не раз получали награды, выросли в званиях, в должностях, а что получил я, их командир и учитель? От них: уважение, любовь и признательность. А что от начальства? Ничего, кроме взысканий».

После войны Якименко командовал авиаполком, а затем был старшим инспектором-лётчиком по технике пилотирования ВВС округа.

В 1951-53 гг. полковник Якименко командовал 105-й истребительной авиадивизией.

В 1953 г. ему было присвоено воинское звание генерал-майор авиации.

В 1956 г. он окончил Военную академию Генштаба. Был командующим ВВС Северо-Кавказского военного округа.

В 1964 г. Якименко было присвоено воинское звание генерал-лейтенант авиации.

16.08.66 г. ему было присвоено звание «Заслуженный военный летчик СССР».

В течение 5 лет он был заместителем председателя ЦК ДОСААФ СССР.

С 1972 г. – в запасе. Живет в Москве. Долгое время возглавлял Монгольскую секцию Московской ассоциации воинов-интернационалистов. Автор книги «В атаке – «Меч».

В 2003 г. ему было присвоено звание почетного гражданина Володарского района Донецкой области Украины.

Свой первый полет Якименко выполнил осенью 1934 г., а последний - 38 лет спустя, в декабре 1972 г. В начале 30-х гг. он летал на Р-1 и И-5, а в начале 70-х гг. - на сверхзвуковом перехватчике МиГ-21.

Всего за свою жизнь Якименко совершил 7934 вылета на 36 типах самолетов (общий налет - 5680 часов). В 92 воздушных боях, летая на истребителях И-16, Як-1, Як-9 и Як-3, он сбил 38 самолетов противника (одиннадцать Ju.87, восемь Ju.88, пять Bf.109, четыре Fw.190, один Не.111, два Fw.189 и семь японских самолетов). Был трижды подбит в воздушных боях, ранен и совершал вынужденные посадки на своей территории.