Главная Войти О сайте

Элеонора Бекова

Элеонора Бекова

музыкантша
Гражданство: Россия

Содержание

  1. Ссыльный учитель
  2. В эмиграцию по путевке ЦК ВЛКСМ
  3. Продайте нам ваше лицо!

Ссыльный учитель

— МУЗЫКЕ вы начали учиться в Караганде. Правда, что вашим преподавателем был политзаключенный?

— Да, это был замечательный музыкант Александр Кнауб, в свою очередь ученик легендарного Гольденвейзера. Музыкальную школу в Караганде основал один энтузиаст, я, к сожалению, не знаю его имени. Он ходил по шахтам и буквально упрашивал начальников забоев дать ему преподавателей для школы — ведь тогда почти в каждой из этих шахт работали ссыльные музыканты. Впрочем, кого там только не было! Мы столько знаменитых имен слышали с раннего детства… В Караганде тогда кипела культурная жизнь, с концертами приезжали великие музыканты. В здании детской музыкальной школы — другого помещения не было — давал концерты Давид Ойстрах, на единственном рояле «Эстония» играли и Белла Давидович, и Святослав Рихтер… Это была какая-то особая атмосфера, которой я никогда нигде больше не встречала. Мы были окружены талантливыми людьми.

— Популярность музыкальных школ в России сейчас уже далеко не та, детей все больше на карате отдают. Изменилась ли как-то со временем и методика преподавания музыки — то, что называют «школой» в более широком смысле?

— Когда детишки в 7–8 лет уже играют наравне со взрослыми — это замечательно, но… Это не талантом они блещут, а техникой. Талант должен вызреть. Его нужно выпестовать, взлелеять, на это нужно время. В искусстве нет слова «быстро». Нельзя перескочить через какой-то определенный этап. Позже это обернется своими минусами. Гениальность — это талант плюс школа. И вот отсутствие этой самой школы, незрелость очень заметна у многих современных молодых исполнителей.

В эмиграцию по путевке ЦК ВЛКСМ

— ВЗЯТЬ афишу практически любого концерта в Европе… Если в ней нет фамилий наших соотечественников — это, скорее, исключение…

— Если говорить о солистах, то у русских исполнителей есть преимущество перед зарубежными — звук. Это традиция русской школы, основа русской музыки. Красивый звук — это как бы визитная карточка русского музыканта. Что же касается оркестров, то именно этот самый звук часто становится препятствием для приема в большие оркестры, я знаю немало тому примеров. В России всегда прежде всего воспитывали солистов, а для слаженного звучания оркестра эта ярко выраженная индивидуальность может стать помехой.

— В 1981 году ваша младшая сестра Альфия попросила политического убежища в Англии. Из-за этого вы почти 8 лет были лишены возможности заниматься концертной деятельностью. Вы не были в обиде на сестру? Или вы знали о ее намерениях?

— Нет, для нас это известие также явилось полной неожиданностью, но и обиды никто не держал. Даже, наоборот, я думала: пусть хоть одной из нас будет хорошо.

— Ну, если честно, наверное, все же сестрам из «лучшего трио Советского Союза» и дома было отнюдь не плохо!

— Если говорить о материальном благополучии, то, конечно, грех жаловаться. А вот в творческом плане была неудовлетворенность. Известно, как происходили почти все эти правительственные концерты. Мы играли вечное трио Брамса, получали очередную награду… и все. Были певцы — весь их репертуар состоял из 5–6 песен или романсов, которые они исполняли на каждом концерте, и получали за это награды и звания. Но нам этого было мало. А на гастроли за границу нас не пускали, мы же сестры, одна семья — боялись, что не вернемся.

— Почему Альфия выбрала именно Англию?

— Англия была первой страной, куда Альфия выехала без надзора. И хотя много писали, что она не вернулась с гастролей, но это не так. Там вышла полукомическая история. В том году нам было присвоено звание лауреатов премии Ленинского комсомола. По этому случаю нас вызвали в ЦК комсомола, поздравили и на выбор предложили поощрительные призы, в основном путевки за границу. Ни я, ни старшая — Эльвира — ехать туристами в составе группы не захотели, обе мы только что вышли замуж. Тогда руководство буквально навязало младшей, Альфие, путевку в Лондон. На свою голову. Тот «комсомолец», который сестре ее вручал, вылетел из своего кресла на следующий же день.

Продайте нам ваше лицо!

— Я СЛЫШАЛА, что вашим именем было названо какое-то шампанское. Как это получилось?

— Эта история мне самой до сих пор кажется невероятной. В Москве в 1999 году мы записывали с сестрами концерт Стивена Гербера. После 8-часовой записи поехали поужинать в ресторан, и там ко мне подошел мужчина, представился директором совместного предприятия шампанских вин и говорит: «Продайте нам ваше лицо». Я вообще не поняла, чего он хочет. Мы только закончили играть, еще музыка звучит в голове. Я тогда просто посмеялась. Но потом они нашли меня уже в Лондоне — и опять: продайте лицо. Я согласилась. Потом уже и забыла об этой «сделке», пока в один прекрасный день вдруг не получила ящик шампанского «Элеонора» в подарок. Это была маленькая партия, выпущенная к 2000 году.

— Если не секрет, за сколько лицо-то продали?

— Так вот, за тот самый ящик. Банковского чека к нему не прилагалось. Я не бизнес-вумен, и все наши переговоры по «продаже лица» свелись к моему согласию: «Да выпускайте свое шампанское, фотографию найдете у моего агента». Вот и все. Я и отнеслась к этому как к маленькому приключению, не больше.

— На сцене вы не просто играете — это целое действо. Не говоря уже о ваших одеяниях. Это необходимо?

— На концерте включаются все чувства. Звуки музыки, красивый вид исполнителей, мягкие кресла, запах духов, шампанское в буфете — все это создает ощущение праздника.

— Расскажите о вашей теории «профессиональной родословной».

— Это, в сущности, никакая не теория. Научных статей я на эту тему не писала. Просто сейчас все вокруг стали интересоваться своими род ословными и появилось несметное количество потомков Рюриковичей, Чингисхана и так далее (я не хочу обидеть тех, чьи родословные действительно восходят к историческим личностям). Это, конечно, хорошо, что люди наконец заинтересовались своими корнями. Я же подумала: а что, если попытаться вывести профессиональную родословную? Начала со своей. И вот что получилось: у Бетховена учился Черни, у Черни учился Лист, у Листа — Зилоти, у Зилоти — Гольденвейзер. Учеником Гольденвейзера был Александр Кнауб, потерявший здоровье в карагандинских рудниках и умерший прямо в музыкальной школе. А у Кнауба училась я. Вот такая цепочка. И я думаю, что каждый музыкант может проследить свою музыкальную родословную. Это не просто очень интересно — по совокупности всех этих цепочек можно судить о том, что же такое наша русская школа, из чего она состоит, как возникла. Вот и вся теория. Зато, когда думаешь об этом, физически начинаешь ощущать связь времен.

© БиоЗвёзд.Ру