Гриша Брускин (художественный псевдоним Григория Давидовича Брускина) проснулся знаменитым после аукциона "Сотби" в мае 1988 года, когда вторая часть его "Фундаментального лексикона" ушла за 412 тысяч долларов. 43-летний художник в одночасье стал арт-звездой мирового уровня. В том же году переехал в Нью-Йорк. Его работы хранятся в крупнейших музейных собраниях, в том числе в ГМИИ им. А. С. Пушкина, Третьяковской галерее, Русском музее, Музее Людвига (Кельн), МОМА (Нью-Йорк), Графическом кабинете Государственных музеев Берлина, Израильском музее (Иерусалим)... Он работает в самых разных техниках: живопись, офорты, создал монументальный триптих "Жизнь превыше всего" в здании рейхстага в Берлине. И вот новый поворот - шпалера, которую можно увидеть сейчас на выставке в ГМИИ им. А. С. Пушкина вместе с западноевропейскими шпалерами XVI-ХХ веков. О том, почему древнее искусство вдруг оказалось актуальным, художник рассказывает в интервью "Итогам".
- Григорий Давидович, почему у вас возник интерес к шпалере?
- Мне было интересно возродить искусство старых шпалер. Хотелось не просто сделать вещь для украшения стены, а создать произведение, которое человек мог бы прочитывать, разгадывать. Полагают, что Книга была написана до творения и хранит все мыслимые тайны о прошлом, настоящем и будущем, что в ней спрятано имя Автора. Задача человека - раскрывать эти тайны, изучать Текст. Моя шпалера в какой-то мере комментарий к Книге, к Книге жизни, к Библии. Кроме того, я написал мифологический словарь, который объясняет каждый персонаж ковра. Этот текст зрители могут прочесть рядом со шпалерой. Таким образом, словарь комментирует мои же комментарии к Книге, то есть шпалеру. Шпалера "Алефбет", что, разумеется, означает "Алфавит", - это страницы, палимпсест - своего рода художественное послание, сообщение. Искусствовед Евгений Барабанов очень точно заметил, что текст и текстиль имеют один и тот же корень. В шпалере "Алефбет" обыгрывается метафора, что мир был соткан.
- Вы оканчивали факультет прикладного искусства Московского текстильного института. Эту работу можно рассматривать как возвращение к юности? Или это случайное совпадение?
- Я поступил в текстильный, потому что в тот год это был единственный художественный институт с военной кафедрой. Когда я учился, меня текстиль вообще не интересовал. Я выбираю форму и материал в соответствии с задуманной работой. Поэтому для меня не важно - живопись, скульптура, шпалера... Лишь бы материал был адекватен идее.
- В предыдущих сериях - например, фарфоровых фигурках и росписи тарелок в проекте "Всюду жизнь" - вы обращались к традициям советского искусства, обыгрывая их по-своему...
- Я бы сказал, что имел дело с советским мифом - мифом о социализме. А в шпалере "Алефбет" я обращаюсь к мифу об иудаизме. Это два разных мифологических пространства.
Хотя шпалера имеет отношение и к Талмуду, и к Библии, и к каббалистическим текстам, все же в первую очередь это коллекция образов, придуманных художником. Они не иллюстрируют впрямую события, описанные в Библии. "Алефбет" - это прежде всего художественное произведение. И не более того.
- В какую художественную традицию вы себя вписываете: концептуализм, соц-арт?
- Я себя никуда не вписываю. Концептуализмом сейчас называют абсолютно все. Включая и то, что категорически не подходит под понятие "концептуализм" на Западе. Фактически в России концептуалистами называют неофициальных художников, которые жили в Москве в 70-80-е годы и общались между собой. Когда-то Борис Гройс придумал для этого явления замечательный термин - романтический концептуализм. У меня есть точки соприкосновения с концептуализмом и соц-артом, но я в жизни не применял к своему искусству, например, термин "соц-арт". Соц-арт - искусство тех людей, которые придумали это понятие, а именно - Комара и Меламида. И еще двух-трех человек, которые подписались под этим.
Что касается меня, то я работаю с персональной мифологией.
- Это мир, который вы создаете?
- ...и который я развиваю в течение многих-многих лет. Могу пояснить: первые картины, написанные сразу же по окончании института, были связаны с мифом об иудаизме. Почему? Потому что мне было важно понять, кто я такой. Я вырос в нерелигиозной семье. Мой отец - ученый. Ни о какой религии и речи в доме не шло. Естественно, я хотел быть "как все". Но я понимал, что не такой, как все, потому что в детстве меня дразнили и т. д. Затем мне захотелось посмотреть на окружающую меня действительность сквозь "талмудические очки". И выстроить еще один параллельный мифологический ряд, поскольку я заметил, что между талмудическим и марксистским подходом есть очень много общего. Масса точек соприкосновения. Так родились картины "Памятники", "Фундаментальный лексикон", "Кодификации" и другие.
- Что вы имеете в виду под точками соприкосновения?
- Хотя бы авторитет книги и всего написанного. Например, в советское время то, что было напечатано в газете "Правда", воспринималось как глас Господень, приказ народу, как надо жить, думать, работать. Ни одна статья не обходилась без цитаты из Маркса и Энгельса. Но и в Талмуде мы обнаруживаем то же самое. Любое мнение подкрепляется десятком ссылок: как сказал рабби такой-то, который вспомнил слова другого рабби, который в свое время так-то прокомментировал отрывок в Библии...
- Объединение современной шпалеры со старинными вы музею предложили?
- Нет, это была не моя идея. Ирина Александровна Антонова (директор ГМИИ. - "Итоги") пришла в мастерскую, где ткались шпалеры, и сразу же заговорила о выставке.
- Я не ожидала, что чисто технически можно соткать шпалеру в Москве...
- Никто из западных людей не верит, что это было сделано в Москве.
Когда я задумал эту работу, позвонил кузине - Лие Альтман, художнице-гобеленщице. Попросил узнать, где во Франции находится лучшая старинная мануфактура, изготовляющая шпалеры. Она дала мне все сведения и предложила: "Слушай, а давай мы попробуем". Я предупредил: можешь попробовать, но, разумеется, ни на родственные, ни на дружеские связи не рассчитывай. Поехал в Обюссон - это место во Франции, где с древних времен существует целый куст мануфактур. Дал им эскиз и попросил сделать образец. Такой же эскиз послал в Москву. В Обюссоне образец для шпалеры соткали, с моей точки зрения, в 10-15 раз хуже, чем в России. Они хотели переделать, но я для себя уже все решил.
- В основе шерсть, шелк?
- Основа - лен. Нити, которыми ткался рисунок, - шерстяные и шелковые. Покупали их в специализированном магазине в Париже. Привезли в Москву. Сделали станок. Работали в технике, при которой плотность на квадратный сантиметр составляет 60 нитей и более. Это плотность плетения старых шпалер. Я хотел добиться именно драгоценного качества нидерландских, фламандских, французских шпалер XVI-XVIII веков.
- Были времена, когда художник воспринимался как Пророк. Потом - как ремесленник. В советское время замечательный поэт аттестовал себя как "агитатора, горлана, главаря". Теперь художник порой неотличим от арт-бизнесмена. Кем вы себя ощущаете?
- Искусство как арт-бизнес - это совсем неинтересная позиция. Она, видимо, существовала во все времена. Это не искусство, а скорее художественный промысел. И результат соответственный.
Что касается позиции гения, то она несколько старомодна. Лучше, когда художник "ждет, чтоб высшее начало / Его все чаще побеждало, / Чтобы расти ему в ответ". Человек не Бог. Если он говорит: "Я гений", - значит, с ним не все в порядке. Пусть лучше другие люди скажут о нем, что он гений.
- И все же, как вы для себя определяете позицию художника?
- Я делаю свое дело - то, что мне интересно. И стараюсь делать его настолько хорошо, насколько могу. Я не могу жить иначе. Если у меня это дело отнять, не знаю, наверное, я не буду жить.
- Вы себя ощущаете русским художником на Западе?
- Естественно.
- Насколько интересно русское искусство на Западе сегодня?
- Первая реакция, когда западные люди сталкиваются с чем-то из России, что они видят впервые, скептическая: "Это уже было у нас. Ничего нового". Проходит время - Запад присматривается к этому искусству. А потом, когда подводят итоги века ХХ, оказывается, что среди трех художников, которые фундаментальным образом повлияли на изобразительное искусство, один из России. Рядом с Пабло Пикассо, Марселем Дюшаном - Казимир Малевич. А Стравинского и Шостаковича называют самыми значительными композиторами столетия.
Возможно, выставка "Россия!", которая недавно была в музее Гуггенхейма, изменит эту ситуацию. Она имела огромный успех. Ее критиковали - в основном русские искусствоведы, а не западные. Но любую обзорную выставку легко критиковать. В Нью-Йорке экспозиция представляла историю русского искусства от икон до наших дней. Она дала шанс западной публике узнать и оценить его.
Кроме того, рост цен на русское искусство немало способствует его большей известности на Западе.
- А с чем связан рост цен?
< P>- Прежде всего с тем, что в России появились люди, у которых достаточно денег, чтобы покупать произведения искусства. И у этих людей есть желание их собирать. Раньше, по всей видимости, они приобретали автомобили, виллы, драгоценности - не знаю что. Сейчас появились сильные русские коллекционеры... Это важно. Скажем, американские коллекционеры лучше понимают американское искусство. Они это искусство поддерживают.- Покупают русские, а цены на русское искусство растут на западном рынке?
- Ну не только русские, западные коллекционеры тоже интересуются нашим искусством. Но обычно это люди, у которых особое отношение к России, к ее культуре. А цены растут, потому что произведений искусства не бесконечное множество. И чем меньше их становится на рынке, тем больше они стоят. Если не произойдет политической или экономической катастрофы в России, то перспективы рынка русского искусства выглядят вполне неплохо.