Иван Яковлев

Фамилия от "сердца"

Эта история началась под покровом ночи. В одну из узких улочек Касселя ранней осенью 1811 года тяжело въехала дорожная карета. Время было ещё не позднее - одиннадцатый час, но огни в домах уже погасли - добропорядочные бюргеры улеглись спать. Карета остановилась возле особняка, окружённого чугунной оградой. С козел спрыгнул мужчина, по виду слуга, и принялся смело тарабанить в ворота. В аккуратном маленьком домике - привратницкой - зажёгся огонь, и некто с фонарём вышел из дверей. Донёсся ворчливый русский говор:

- И кого нелёгкая принесла на ночь глядя?

- Степан! Открывай, свои! - крикнул человек из-за ограды.

- Тимофей, ты, что ли?

- Ну, кто ж ещё! Отворяй, барин Иван Алексеевич приехали!

Карета медленно вползла в мощёный двор русской дипломатической миссии в Касселе, и скоро осветились окна верхнего этажа особняка, где располагались личные покои главы миссии - русского посланника Льва Алексеевича Яковлева. Точнее, в его спальне свет и не гас: Яковлев никогда не мог заснуть так рано, читал. Но тут слуги зажгли свечи и в других комнатах, верно рассудив, что раз прибыли гости, то их оставят ночевать, а значит, надо протопить камины. Посланнику доложили: из Штутгарта приехал брат Иван Алексеевич. И не один.

Что представлял собой Кассель в ту пору? Он уже четыре года как был столицей Вестфальского королевства. В 1807 году его создал Наполеон, который тогда кроил Европу, как хотел. В новое государство он соединил вестфальские земли на восточном берегу Рейна и территорию Гессен-Кассельского герцогства. Королевство Наполеон включил в объединение вместе с рядом других германских государств, известное под названием Рейнский союз, а также заключил с ним военное соглашение, что обязывало Вестфальское королевство живой силой и деньгами поддерживать маленького корсиканца в его войне с Пруссией, Австрией, а затем и с Россией. Многочисленная и наголодавшаяся в бедности родня Наполеона жаждала европейских корон. И вестфальский трон оказался как нельзя более кстати. Французский император вручил его братцу - Жерому (Иерониму) Бонапарту. К его-то двору русский царь и отправил посланником богатого и знатного вельможу Л.А. Яковлева, старинный род которого прослеживался от сподвижника Александра Невского.

Услышав о неожиданном приезде брата, Лев Алексеевич, по-домашнему облачённый в тёплый стёганый халат, перешёл в кабинет, где уже уютно потрескивали дрова в разожжённом камине. Поздоровавшись с вошедшим Иваном, он близоруко прищурился на стоявшую за ним фигурку, закутанную в плащ.

- Кто это с тобой? Луиза? Что за оказия!

- Лёвушка, я тебе сейчас всё объясню, - сказал Иван Алексеевич, усаживаясь в кресло.

Братья Яковлевы были на удивление разными людьми. Оба отличались умом, хорошо образованны, в юности начали карьеру со службы при Екатерине II в Измайловском полку. Иван стал личным другом внука императрицы - царевича Константина, вместе с ним езживал на балы, охоты, кутил и куролесил. Но после смерти государыни оба брата подали в отставку. Служить в армии при самодуре Павле не пожелали. Карьера Ивана Алексеевича на том и окончилась. Он отправился в многолетнее путешествие по Европе - развеять напавшую на него ипохондрию. Без всякой цели переезжал из одного города в другой, не зная, чем себя занять, на чём остановиться. Характер его портился год от года: Иван становился мизантропом, замкнутым и нетерпимым.

А старший, Лев Алексеевич, напротив, был добряк, жизнелюб и чрезвычайно деятельная натура. Что такое ипохондрия, он не знал. Всегда был чем-то занят, куда-то спешил, скучать ему было некогда. Уволившись из армии, начал другую карьеру - дипломатическую. И весьма преуспел в ней. Служил в русских посольствах в Швеции, Англии, затем в 1810 году был переведён в Штутгарт поверенным в делах при дворе вюртембергского курфюрста. В Штутгарте к нему и присоединился скучающий от безделья Иван Алексеевич. Несмотря на большую разницу в характерах, братья не могли долго жить друг без друга. Ко времени описываемых событий обоим было уже за сорок.

В Штутгарте жизнь этих важных вельмож странным образом пересеклась с судьбой бедной немецкой девочки Генриетты-Вильгельмины-Луизы Гааг. Она была дочерью мелкого чиновника, делопроизводителя в местной казённой палате. Когда он умер, его жена с тремя детьми осталась без всяких средств к существованию и очень бедствовала. Не сохранилось сведений о том, почему мать так не любила Луизу, - возможно, как старшую, считала её лишним ртом в семье. Во всяком случае, она частенько поколачивала её, гнала из дома, вымещая на дочери злость за свои несчастья. В таких случаях девочка по нескольку дней пряталась в одном знакомом и богатом семействе, где её жалели. В этом доме иногда бывали русский посланник Яковлев и его брат. Им поведали печальную историю гонимой Луизы, а поскольку 15-летняя девочка была хорошенькой брюнеткой, при этом бесконечно доброй и ласковой, то оба брата были искренне тронуты её юной прелестью и беззащитностью. Лев Алексеевич, всегда отличавшийся сердечным нравом, даже предложил, что, если уж ей совсем станет невмоготу в родном доме, пусть обращается непосредственно к нему в посольство - ей помогут. Так скоро и случилось. После очередной семейной драмы Луиза в слезах прибежала в особняк русской миссии и попросила дать ей хоть какую-нибудь работу, потому что домой она больше ни за что не вернётся, а надо же чем-то жить. Штат в посольстве был давно и полностью укомплектован, так что Яковлевым пришлось изрядно поломать голову, чтобы придумать для девушки какое-нибудь занятие. Наконец решили, что она будет приносить в их спальни кофе по утрам. Как потом выяснилось, её отношения с Иваном Алексеевичем не ограничились только подачей к его постели подноса с чашечкой, сахарницей, сливочником и дымящимся кофейником севрского фарфора.

В это время из Петербурга пришло известие, что Льву Алексеевичу предписано новое назначение - его переводят главой миссии в Кассель, ко двору Жерома Бонапарта - "царя Ерёмы", как потом язвительно-остроумные братья прозвали его между собой. Старший Яковлев отправился к новому месту службы. А младший в очередной раз поехал в Италию - посетить любимые руины и опять немного развеять скуку. Когда же он вернулся, то нашёл Луизу беременной.

Несмотря на крайне тяжёлый характер, Иван Алексеевич был порядочным человеком и от собственного отцовства отказываться не стал. Он объяснил девушке, что вернёт её в родной дом, к матери, но при этом хорошо обеспечит их дальнейшую жизнь. Тут Луиза ударилась в слёзы, прося позволить ей продолжать жить вместе с ним.

- Это невозможно, девочка. Мне наскучила Европа, и я намерен как можно скорее вернуться в Россию. Насовсем, - отрезал Яковлев.

- Герр Йоган! Можно я поеду с вами? Дома меня не любят и совсем не ждут, тем более с ребёнком! Возьмите меня с собой! - взмолилась девушка.

- Что я, по-твоему, должен был сделать? - рассказав эти последние события, спросил Иван Льва Алексеевича.

Братья задумались. Луиза была несовершеннолетней, не имела документов, какого-либо разрешения от родителей, она не была женой младшего Яковлева. Увезти её - значило украсть, а это противоречило закону. К тому же передвижения наполеоновских войск по дорогам Европы становились всё более интенсивными. Даже мужчине небезопасно было путешествовать в это время. Любой разъезд мог придраться к чему угодно и арестовать "до выяснения", а тут хорошенькая девица вовсе без всяких документов!

- Ты прав, нужно позаботиться о её будущем и о ребёнке. Пусть пока живёт здесь, а там что-нибудь придумаем.

...Жизнь в Касселе тянулась спокойно и скучновато. Братья Яковлевы, конечно, бывали на всех балах и обедах, устраиваемых вестфальским королём, посещали дипломатические рауты и устраивали свои. Луиза в них не участвовала. Не только из-за своего не вполне законного пребывания в русской миссии, просто по своему сословному происхождению она не могла разделить светскую жизнь Яковлевых. Из-за этой же сословной пропасти Иван Алексеевич, очень щепетильный в вопросах дворянской чести, не хотел жениться на ней. Луизу скрывали в дальних комнатах, и гуляла она только по территории посольства.

Однако же нужно было что-то делать. Беременность уже трудно становилось скрывать, да и неспокойная обстановка в Европе торопила Яковлева с возвращением на родину. По всему чувствовалось дыхание новой войны, и вполне возможно - с Россией. И тогда пребывание в тылах неприятельских войск русского дворянина, не защищённого дипломатическим паспортом, могло окончиться немалыми неприятностями. Нужно было спешить домой. Но как быть с Луизой?

Был призван камердинер Льва Алексеевича, в случае нужды выполнявший при барине и обязанности парикмахера. Девушку усадили на стул, велели распустить по плечам тёмные вьющиеся волосы и приказали слуге остричь всё это богатство под горшок. Из людской были принесены кипы чистой, но самой простой одежды. Луизу заставляли примерять то одно, то другое, пока Лев Алексеевич и Иван Алексеевич не остались вполне довольны её новым видом. "Завтра едем!" - наконец объявил ей герр Йоган. Неизвестно, бродила ли Луиза по вечернему Касселю, прощаясь с Германией, плакала ли, волновалась ли перед отъездом в чужую неведомую ей страну. Ясно только, что она не знала и не могла знать, что вновь в Европе сможет оказаться лишь спустя сорок пять лет, уже весьма пожилой дамой. И принуждена будет переезжать из одной страны в другую вместе со своим давно взрослым сыном, которому царём будет заказан путь на родину - в Россию.

В один из декабрьских дней 1811 года из Касселя по дороге на восток выехал маленький караван из двух карет и коляски. В первой сидел Иван Алексеевич, а среди обычно сопровождавших его слуг был дворовый мальчишка, подстриженный под горшок, в портках, просторной рубахе и тулупе. Лев Алексеевич выправил на вымышленное мужское имя Луизы кое-какие бумаги, имевшие вполне достоверный вид. Хитрость братьев удалась: на деревенского парнишку, волей барина занесённого в Европу, решительно никто не обращал внимания. Таким образом "мальчика" на седьмом месяце беременности благополучно перевезли через многочисленные заставы, кордоны, проверки, границы, в том числе и российскую. Лев Алексеевич тоже хотел отправиться на родину, но был задержан в Касселе по личному распоряжению Наполеона. Задержан не в смысле ареста, а в смысле запрещения выезда из королевства. Для старшего Яковлева уже не было секретом, что полки корсиканца лавиной движутся к российской границе.

Через три месяца в Москве Луиза Гааг, которой ещё не исполнилось 17 лет, разрешилась от бремени крепеньким мальчиком, которого назвали Сашей. Саша был бастард - незаконнорождённый. Но к нему сразу приставили двух нянюшек - одну русскую, одну немку. Иван Алексеевич дал сыну вымышленную фамилию - от немецкого слова "сердце". Эту же фамилию носил его старший сын, тоже незаконнорождённый. Такая, значит, у отца была традиция.

Яковлев так никогда и не женился на Луизе, хотя прожил с ней всю оставшуюся жизнь. Она не была с ним счастлива. Ипохондрик по характеру, Иван Алексеевич скоро превратил свой огромный московский дом в унылую крепость, сам никуда не выезжал и гостей почти не принимал. Вечно чем-то недовольный, он капризами и придирками изводил дворню, свою молодую невенчанную жену и сыновей. Даже Лев Алексеевич, после разгрома Наполеона и исчезновения Вестфальского королевства тоже вернувшийся в Россию, где он стал камергером и сенатором, не смог жить с ним в одном доме - купил другой.

А вот Луизу Ивановну, напротив, все л юбили. Доброта её покоряла всех. С каждым она была ласкова и приветлива, за всех заступалась и всячески старалась смягчить невыносимый нрав Ивана Алексеевича. Правда, и он был не совсем уж монстр. Не выставляя напоказ своих чувств, всё же очень любил Сашу, дал ему прекрасное образование, а с Луизой, тираня по мелочам, прожил 35 лет, и всё это время она была единственной хозяйкой в доме. И огромное своё состояние справедливо завещал в равных долях: ей и сыновьям.

Любовная история этой странной четы давно ушла бы в небытие и автор этих строк не собирала бы её по крупицам, если бы не Саша. Мальчик вырос и стал знаменитым русским революционером-демократом, писателем и публицистом. Речь, разумеется, идёт об Александре Ивановиче Герцене. Преследуемый за свою деятельность на родине, он вынужден был половину жизни провести за границей, где создал Вольную русскую типографию и выпускал долго будораживший всю Россию альманах "Колокол".