 |
Константин КорнаковАктер
Дата рождения: 30.09.1960
Гражданство: Россия |
Содержание
- Удивительное совпадение, Константин. Сегодня, незадолго до встречи с вами в одном дворике на Петроградской вижу: работает группа киношников, проложены рельсы, по ним катают тележку с камерой…
- А я всё думал: что это за «дольщики» в титрах современных фильмов? Так вот о съемках. Для постороннего, не бывавшего на съемочной площадке, увидеть этот процесс - значит прикоснуться к какому-то магическому, потустороннему миру. А вы сквозь годы какое впечатление от киносъемок пронесли?
- Когда находишься «по ту сторону экрана», вполне может возникнуть ощущение, что ты из «касты избранных».
- Итак, давайте начнем писать вашу кинематографическую биографию. Как вы попали в кино?
- ?!!
- Честно говоря, Константин, когда вы сказали про отказ сниматься, я подумал, что вы назовете другую причину. То, что, по сюжету, ваш герой Митя-Сережа должен в кадре, извините, на горшок при девочке садиться…
- Чем вам запомнилась работа режиссера Николая Лебедева со столь маленьким актером - пять лет?
- На мой взгляд, ваша роль без слов сделана даже лучше, чем у вашей юной партнерши Тани Солдатенковой.
- В «Зимнем утре» много видов блокадного Ленинграда, причем не хроникальных. Набережные в сугробах со вставшими троллейбусами, разрушенные дома… Где все эти декорации строили в 65-м году, когда такие вещи еще не могли просто взять и нарисовать на компьютере?
- Правда, что «Зимнее утро» в свое время имело большой успех?
- В каком смысле?
- Что за роль в «Короле Лире»?
- Константин, вспомним ваш главный фильм - «Мой добрый папа». Как, например, вам работалось с Шуриком - Александром Демьяненко?
- Тот знаменитый период забвения, последовавший за «Карнавальной ночью»?
- Как работал с детьми режиссер «Доброго папы» Игорь Усов?
- Вы до сих пор поддерживаете отношения с вдовой Усова, как и ряд других ребят, снимавшихся у Игоря Владимировича?
- Можете бегло сравнить методики работы с детьми разных режиссеров, в чьих «руках» вы побывали?
- Константин, что такое была в вашем случае жизнь ребенка-актера?
- Как происходило ваше расставание с кинематографом?
- Не как «мальчик, который снимался в кино»?
- Это были роли в детских телеспектаклях?
- Вы участвовали в балете?!
- Выходит, вам в детстве везло - в том плане, что на место одного яркого «блока» под названием «кино» быстро пришел другой под названием «телевидение», а потом еще и еще что-то?
- Как складывалась ваша взрослая жизнь?
- Пишете?
- У вас на мобильнике стоит такой бэк-тон, от которого можно и в обморок упасть. «Вы попали в администрацию президента, сейчас с вами будет говорить заместитель президента…» Это, что, остаток детства?
- Сейчас по телевизору иногда показывают передачи о судьбах бывших юных артистов, смакуя, как один спился, другой сидел в тюрьме, третий погиб. Когда вы смотрите такие сюжеты, вас не посещает мысль: слава Богу, что меня это миновало?
- Среди друзей и приятелей есть те, с кем вместе вы снимались?
Увы, это мало кто сегодня помнит, да и сама картина подзабыта. Правда, чуть более знакома сегодняшнему зрителю другая лента тоже из ленфильмовской классики - «Мой добрый папа», поставленная еще одним известным ленинградским режиссером Игорем Усовым. Она тоже о войне, и хотя фронт там территориально дальше от героев - сюжет разворачивается в Баку, - может быть, именно в этом и состоит трагический подтекст. Дыхание войны, ее беды дотягиваются в самые дальние города и веси.
«Сережу», на самом деле оказавшегося Димой-Митей, Петю, чьим «добрым папой», так и не вернувшимся с фронта и не осуществившим свою мечту стать великим музыкантом, был Александр Демьяненко, и еще несколько детских ролей в конце 60 - начале 70-х годов сыграл юный ленинградец Костя Корнаков. Кино стало яркой страницей в его жизни, но почему оно не стало его профессией и что помогло Константину в юные годы пережить расставание со славой - он рассказал специально для сайта.
Удивительное совпадение, Константин. Сегодня, незадолго до встречи с вами в одном дворике на Петроградской вижу: работает группа киношников, проложены рельсы, по ним катают тележку с камерой…
- Она очень смешно называется: «долли». Меня с детства веселит это название. А ребята, которые эту тележку катают, соответственно, «дольщики». Но не те, которые обмануты строителями (смеется).
А я всё думал: что это за «дольщики» в титрах современных фильмов? Так вот о съемках. Для постороннего, не бывавшего на съемочной площадке, увидеть этот процесс - значит прикоснуться к какому-то магическому, потустороннему миру. А вы сквозь годы какое впечатление от киносъемок пронесли?
- Если я снова попаду на студию, то моментально вспомню запах. Запах, который ни с чем не спутаешь, - декораций, пленки, курева… И второе - сумасшедший, рваный темп жизни. Есть нужная натура - или нет нужной натуры, все на месте - или кто-то не приехал, заболел, снимаем - или на сегодня всё отменяется… Вот так с пяти лет. Сегодня это легко понять, если попасть в Москву. Съемки - они как ритм мегаполиса, причем со своими удачами и неудачами, от слез до полного счастья.
Магическое… В общем, это, конечно, волшебство, когда ты оказываешься в костюмерной или гримерной. И видишь наряды, которые можно встретить только в музее, или на глазах у тебя, ребенка, молодой человек превращается в старика. Наконец, важен и сам факт, что ты попадаешь на «Ленфильм». Любая студия - достаточно закрытое учреждение, с пропускным режимом, а тут ты имеешь возможность посмотреть, что снимается рядом. А рядом может сниматься все что угодно - вплоть до «Гамлета». И, сунув нос в щель в соседнем павильоне, ты можешь набраться много чего интересного.
Когда находишься «по ту сторону экрана», вполне может возникнуть ощущение, что ты из «касты избранных».
- Тогда до «Дома-2», слава Богу, не доходило. Сейчас «звездной болезни» люди подвержены, вероятно, в значительно большей степени, чем раньше. У меня не было такого ощущения никогда. Тем более что в школе, несмотря на лояльное отношение к моим отлучкам, всё же не устраивали мне режима наибольшего благоприятствования, да и одноклассники, к счастью, были независтливые. Я играл в футбол и хоккей наравне со всеми. И драк не избегал.
Итак, давайте начнем писать вашу кинематографическую биографию. Как вы попали в кино?
- Теперь это называется «кастинг», раньше называлось конкурсом. На студию привел меня папа - он жив, и дай Бог ему здоровья. Мы приехали с юга, и то ли по радио, то ли в газете он прочитал объявление, что набирают детей на фильм про блокаду. А поскольку отец у меня ветеран, защитник города, блокадник, ему стало интересно, и он потащил меня на «Ленфильм». Там был конкурс из трех туров. В третий отобрали всего двоих детей. И тут возникла проблема. Против меня работало то, что я был достаточно пухлым товарищем, вернее, голова у меня была здоровая - я и сейчас шапки 60-го размера ношу, а поскольку в кино задействован в основном крупный план, лицо, то для блокадного мальчика мой вид не очень «прокатывал». Мальчик должен был быть изможденнее.
Кончилось тем, что режиссер Николай Иванович Лебедев - светлая ему память - по-видимому, убедил себя и всех вокруг, что всё правдоподобно, просто у ребенка могла быть водянка или его еще недавно хорошо кормили, поскольку он жил в обеспеченной семье. В результате на роль утвердили меня. Это был 1965 год, мне было тогда почти пять лет. Утвердить-то утвердили, но в результате потом помучались. Я ведь в середине съемочного процесса сниматься отказался.
?!!
- А у меня в пять лет была антивоенная позиция. Когда я прознал, что фильм военный, что там стреляют, то, вернувшись вечером со съемок домой, заявил: «Завтра никуда не поеду! Мне это не нравится!». Никакие уговоры не помогли. На следующий день за мной, как всегда, приехал счастливый дядя Толя - помреж по актерам, добрый мужик, который возил меня на студию и вообще баловал всё время какими-то подарками, а ему с порога заявляют: «Он не поедет, ему всё надоело, извините, ничего с ним сделать не можем…».Бедный дядя Толя не знает, как поступить, ведь съемочный день, вся группа уже ждет. Поуговаривав меня, он, в конце концов, говорит: «Ладно, не поедем на студию, поедем просто кататься». Мы сели в «москвичок» и поехали… и когда я понял, что, покружив по Ленинграду, меня привезли опять на «Ленфильм», я закатил режиссеру истерику. Лебедев со мной очень долго говорил. Сейчас уже трудно вспомнить, как именно он меня убеждал, говорил что-то про «понарошку», про необходимость… Был бы диктофон - я б всё записал. Потому что умение убеждать ребенка - это высокое качество.
Честно говоря, Константин, когда вы сказали про отказ сниматься, я подумал, что вы назовете другую причину. То, что, по сюжету, ваш герой Митя-Сережа должен в кадре, извините, на горшок при девочке садиться…
- О, это была отдельная история, когда я отказывался это делать. Для меня это действительно была катастрофа. Съемочная группа долго подходила к этому вопросу, уже зная, что я имею свои принципы и опять что-нибудь выкину. Но, в общем, как-то в результате они меня уговорили. Хотя сейчас-то я понимаю, как жестоко у них голова болела!
Еще был сложный момент, когда в финальной сцене фильма актер Николай Тимофеев, узнав благодаря семейной скороговорке «Митя-Митрий-Дмитрий хитрый» во мне своего сына, кричит мне: «Откуда ты это знаешь?!». Драматизм сцены понятен. Но что я-то глазами ребенка вижу: чужой дядька, с которым у нас за время съемок, правда, сложились отличные отношения, вдруг начинает на меня орать… Помню, я разревелся, и дубль этот переснимали раз десять. Тимофеев уже не знал, что и как ему сделать, чтобы зритель понял, что отец потрясен, а сын не испугался.
Чем вам запомнилась работа режиссера Николая Лебедева со столь маленьким актером - пять лет?
- Я его почитал за деда. Он умел меня увлекать. Помню, у нас с ним была такая игра: он спрашивал, какая столица в таком-то государстве, я должен был ответить правильно, а если не знал, он подсказывал. В результате я в пять лет знал кучу стран и их столиц. В фильме же реплик у моего героя очень мало. В основном он молчит, и вот в этом молчании и крупном плане режиссер как раз и ловил то настроение, которое требовалось. Скажет: «Лежи и соси сахар». Лежишь и сосешь. «Подумай о чем-нибудь». Лежишь, думаешь. А тебя в это время снимают. Крупный план получается просто потрясающий. Или разговариваешь с режиссером о чем-то, он: «Вот так и скажи, как сказал сейчас!». Ну ладно, так и скажу. Для ребенка все просто, а в результате талантливой режиссуры получился напряженный фильм, где зал с первой реплики начинает любить этого малыша.
На мой взгляд, ваша роль без слов сделана даже лучше, чем у вашей юной партнерши Тани Солдатенковой.
- Это не ко мне, это всё к Лебедеву. А роль у Тани потяжелей моей была. Это мне, малолетнему бездельнику, лежать в шубе, париться под прожекторами в кадре, а ей-то, хрупкой девчушке, меня таскать, да по лестнице, да не уронить, учить текст, учиться в школе, зимой ездить на съемки на электричке из Тосно, где она жила… Мало не покажется. С ней Лебедев возился, ставил речь и диалоги, проходил сцены. Со мной, за исключением моментов, когда я категорически шел в отказ, особенных проблем не было. Даже озвучивал я сам.
В «Зимнем утре» много видов блокадного Ленинграда, причем не хроникальных. Набережные в сугробах со вставшими троллейбусами, разрушенные дома… Где все эти декорации строили в 65-м году, когда такие вещи еще не могли просто взять и нарисовать на компьютере?
- Да, теперь нарисуют. И будет видно, что нарисовано, и у тебя не возникнет дрожи, когда ты смотришь на эту картину и думаешь: ой, я же здесь вчера на машине проезжал… А когда смотришь фильм 60-х годов с такими декорациями, то пребываешь в ужасе: где это снимали?! Там, по-моему, на месяц перекрывался целый район города, где всё было засыпано-завалено и ездила старая техника. Ощущение во время съемок фантастическое: только что ты был в современном городе, тебя куда-то привезли - и ты словно попал в другое измерение. Только вот сейчас, к сожалению, уже не могу найти то место, где стоял разрушенный дом, в котором жил мой герой и в котором растерянно бродил по заснеженной квартире без крыши его приехавший с фронта отец…
Кстати, нынешняя, 2010 года, снежная зима и то, как с ней справлялись городские власти, некоторым блокадникам напомнила военные годы. Мой отец, когда увидел по телевизору загорелого губернатора, высказался: «Ну, Матвиенко, устроила нам воспоминания о блокаде!». В эту зиму можно было снова снимать кино про те годы (смеется).
Правда, что «Зимнее утро» в свое время имело большой успех?
- Да, насколько я помню, не маленький. Не знаю уж, сколько раз мы выезжали на встречи со зрителями. Потом картина поехала в Германию (восточную естественно), где ее показывали в том числе и тамошней армии (наверное, в качестве учебного пособия: дескать, что ваши отцы в России творили). Фильм получил и какой-то приз.
«Зимнее утро» помнят до сих пор. Когда я несколько лет назад стал искать его - мне стали звонить люди, говорившие, что этот фильм им запомнился с детства. В результате мне помогли его найти. А в прошлом году меня, моего отца и одного из авторов фильма, известного ленинградского писателя Михаила Кураева позвали на показ «блокадных» лент для ветеранов.
«Зимнее утро» всегда показывали зимой по телевизору - до тех пор, пока в 70-х годах не сняли «Блокаду» по Чаковскому. Эта многосерийное и масштабное полотно наш «неполитизированный» фильм для широкой аудитории как-то «забило». Зато для меня «Зимнее утро» наложило отпечаток почти на все следующие фильмы.
В каком смысле?
- Снявшись в «блокадном» фильме, я попал в студийную картотеку. Следующей картиной была «Удар, еще удар!». Его сейчас вообще почему-то не показывают, а жаль. Отличный, с эмоциональным зарядом фильм с известными артистами: Алексей Смирнов, Виктор Коршунов, Толубеев, молодой еще Валентин Смирнитский (одна из первых ролей всероссийского «Портоса»). Фильм о футболе, и в нем есть ретроспективный кусок: опять блокада, знаменитый блокадный футбольный матч, главный тренер вспоминает, как нашел в развалинах мальчика, и опять блокадная потеряшка - это я. Мой герой - это герой Смирнитского (по фильму - Таманцев, суперфорвард ленинградской команды «Заря») в детстве.
Потом - «Хроника пикирующего бомбардировщика», где есть и моя эпизодическая роль. И это снова война. Потом были микроскопические кусочки в «Виринее», в «Короле Лире», «Браслете-2»… Все это можно было и не вспоминать, потому что похоже на тот анекдот: «Видели коляску в «Броненосце «Потемкин»? Так вот в ней был я!». Мое попадание туда объяснимо: нужен ребенок на крошечную роль, смотрят картотеку, «есть вот такой-то, снимался, знает, что делать на площадке, не боится света - берем».
Что за роль в «Короле Лире»?
- Я был сыном какого-то дворянина в массовке. Но это для них, взрослых, массовка. А для меня, мальчишки, это удивительный, волнующий мир рыцарей, пахнущий кожей сапог, звон мечей и кольчуг. Я еще не знал, что за режиссер передо мной. Моя бабушка, которая всегда возила меня на съемки, сказала: «Это же великий Козинцев, попробуй у него взять автограф». Он расписался. Этот автограф на маленьком календарике до сих пор у меня хранится.
…Были еще какие-то эпизоды в разных картинах. А потом Виктор Садовский - тот, что ставил «Удар, еще удар!» и «Одиннадцать надежд», - затеял еще один спортивный фильм «Ход белой королевы» и снова взял меня. Там тоже есть кусок, соотнесенный с блокадой, но уже не мой, а Кирилла Лаврова. А у меня, по сути, главная детская роль. Между прочим, моим приемным дедом по фильму был Анатолий Папанов. Вообще, в «Королеве» был потрясающий, «звездный» набор актеров - Смирнов, Евстигнеев, Куравлев, Виктория Федорова, Кожевников. Снимался там и знаменитый Николай Озеров, с которым я в перерывах съемок до хрипоты спорил, потому что я обожал хоккей, а он убеждал меня пойти в теннис, который в СССР тогда не был широко популярен. «Хоккей - это же игра для мужчин, вы ведь сами хоккейный комментатор!» - доказывал я ему. «Мало ли что комментатор, я еще и теннисист», - отвечал он.
Константин, вспомним ваш главный фильм - «Мой добрый папа». Как, например, вам работалось с Шуриком - Александром Демьяненко?
- Легко работалось. Причем я уже знал, что это «Шурик», ведь к тому времени ходил во второй класс. Правда, помимо съемочной площадки мы не сталкивались; у взрослых была своя жизнь, а у меня - учеба. Но на съемках с Демьяненко было спокойно и легко. Ну, папа и папа. Ночная сцена на арбе вообще снялась с одного дубля.
А Гурченко… У меня не было ощущения, что она моя мама. Ее я стеснялся - красивая женщина с великолепной фигурой, хорошо пела, но, в общем, какая-то отстраненная. И в сценах с ней - это я теперь вижу - есть у меня некоторая зажатость. Как мне рассказывали потом, ее режиссер фильма Игорь Усов как раз тогда «вытащил» на экран после периода забвения.
Тот знаменитый период забвения, последовавший за «Карнавальной ночью»?
- Да-да. И Гурченко в Баку вела себя достаточно обособленно, во всяком случае с нами, детьми, даже жила в другой гостинице: мы все в «Азербайджане», она - в «Интуристе».
Вообще, Баку, где три месяца шли съемки, - это что-то… Как нас встречали бакинцы, развозили-возили, селили-переселяли, показывали-рассказывали, какой там шашлык-машлык, фрукты, зелень, - любили, одним словом! У меня 30 сентября день рождения, и мое девятилетие стало для всей группы «хорошим поводом»… Там и я первый раз попробовал шампанского. Конечно, «шарики» у меня куда-то все сразу «уехали», и бабушка утащила меня в номер. Ну а группа продолжала.
Как работал с детьми режиссер «Доброго папы» Игорь Усов?
- Потрясающе! Мне вообще везло на людей, которые умели находить общий язык с детьми. Помню, он хохмил: «Ты пойдешь учиться (копирует кавказский акцент) в лючший бакинский школа номер раз». Я так и запомнил: я учился в Баку «в школе номер раз».
Правда, не скрою, я иногда ревновал режиссера к исполнителю роли моего младшего брата Бобы - Саше Арутюнову. Это сейчас я понимаю, что четырехлетнему шустрому бакинскому мальчишке нужно было уделять много внимания, что режиссер и делал, а тогда… Игорь Владимирович меня убеждал: «Ну что ты дуешься, он же младше, ты и так всё можешь, а с ним мне надо работать». Режиссер же нас и мирил. Правда, с «Бобой» мы все-таки не дрались. Знаю, что потом у этого мальчика были лихие моменты в судьбе: он из бакинских армян, а им в Баку в 90-х было очень непросто - межнациональный конфликт, погромы.
Вы до сих пор поддерживаете отношения с вдовой Усова, как и ряд других ребят, снимавшихся у Игоря Владимировича?
- С Лидией Борисовной Духницкой - да! Созваниваемся периодически, не так давно был у нее, смотрели фотографии, у нее большой интересный архив. Она замечательная, интеллигентная, очень добрая, всегда относилась ко мне как к родному. За три месяца, пока мы жили в Баку, она накупила мне такое количество детских книг, я там читал запоем! Она же меня там устроила на уроки французского. Ведь, на беду киногруппы, в Питере я учился во «французской» школе. Это значит - особая программа, а съемочная группа ведь отвечает за то, чтобы со съемок я не вернулся полным оболтусом. Впрочем, забегая вперед, скажу, что двоек по французскому я все равно нахватал… А в Баку с французскими преподавателями целая проблема, но мне нашли-таки учительницу, аж из университета.
Еще были уроки музыки - надо было осваивать пианино. Герой-то растет в музыкальной семье, а в финале играет на пианино. Стали снимать эту сцену, и Усов говорит: «Ну, давай играй чему тебя научили!». В готовой ленте там звучит патетическая музыка. А на самом деле я от волнения сбацал… Бог знает что! (смеется). Но это тайна!
Можете бегло сравнить методики работы с детьми разных режиссеров, в чьих «руках» вы побывали?
- Каждый по-своему, все они имели подход к ребенку. Наверное, это была иная, чем сегодня, режиссерская школа. Это были люди, которым веришь. Они рассказывали, объясняли, не боялись потратить на тебя время, все делали «глаза в глаза», готовы были снять сколько надо дублей. А когда звучало «стоп, снято!» и ты слышал от них: «молодец, все отлично сделал!», не скрою, очень радовался.
Константин, что такое была в вашем случае жизнь ребенка-актера?
- 7 рублей 50 копеек в день. Это приятная ее составляющая. Причем это - если не договор, а тебя просто вызывают на съемочный день. Если заключался договор, то уже шли сто или сто двадцать рублей в месяц, независимо от того, снимался ты или нет. Массовка стоила «треху». Заслуженный артист - 25 рублей в день, а народный, такой, как Лавров, - 50. Деньги за меня, конечно, получал отец.
Что касается школы, то это был кошмар. Если съемки - значит, прогуливаешь занятия и, хоть не знаешь, пойдешь завтра на уроки или нет, все равно надо делать «домашку». Но школу я все-таки окончил с золотой медалью.
Как происходило ваше расставание с кинематографом?
- Спокойно, без истерик. «Ход белой королевы» был последним фильмом, я учился тогда в пятом классе. Потом перестали звать. А я и не рвался, не бегал в актерский отдел - «нет ли там чего?», как героиня фильма «Начало» (смеется). Не нужен - ну и не надо. Я уже тогда занимался в городском Дворце пионеров в кружке художественного чтения, был одним из ведущих многочисленных концертов ансамбля песни и пляски в Ленинграде и на гастролях по Волге. В старших классах я был вице-президентом юношеского клуба «Планета» при Географическом обществе Союза ССР, причем попал туда, тоже победив на олимпиаде, - написал здоровенную работу о БАМе. В девятом классе от этого клуба я впервые поехал за границу, в Германию, фактически в командировку, делал фото, слайды, потом делился впечатлениями. Где тут вспоминать о кино?
Впрочем, о кино немного напоминало еще одно занятие, которое у меня появилось в шестом-седьмом классах, - телевидение. Точнее, детская драматическая студия при Ленинградском ТВ, которую вела режиссер Клара Фатова. Там, кстати, тоже был конкурс, который я прошел честно.
Не как «мальчик, который снимался в кино»?
- Нет-нет! Руководитель-то это знала, но остальным объявила, только когда группа уже была сформирована. «Смотрите, он играл в кино, но это ничего не значит. Там совсем не то, что у нас».
Это были роли в детских телеспектаклях?
- Да. Детская редакция готовила постановки, которые показывали по Ленинградскому телевидению. Вплоть до самодеятельного балета…
Вы участвовали в балете?!
- Уж не знаю, как это у меня получалось, но было и такое. Это была «Сказка о красках», положенная на музыку и танец, скорее такой мюзикл без слов. Еще играл Малыша в спектакле о Малыше и Карлсоне, Томми в сказке о Пеппидлинныйчулок. Был помощником ведущих и во «взрослой» литературной передаче «Парус». Несколько раз выходил на сцену Театра комедии (маленькая детская роль в «Селе Степанчикове и его обитателях»), была еще серия детских передач на ленинградском радио. В общем, везде успел побывать.
Выходит, вам в детстве везло - в том плане, что на место одного яркого «блока» под названием «кино» быстро пришел другой под названием «телевидение», а потом еще и еще что-то?
- Я действительно плавно менял одно на другое, так что «запить с горя» в пятом классе просто не мог. Ну, не было бы телевидения и «Планеты» - что-то всё равно придумал бы. Я кораблики строил, самолетики клеил, любил мастерить. Занимался спортом, в том числе спортивным ориентированием, тогда оно только завоевывало популярность, был в одной команде с Володей Алексеевым, впоследствии трижды чемпионом мира, выступал за сборную Ленинграда.
Как складывалась ваша взрослая жизнь?
- Когда оканчивал школу, то хотел пойти в Универ на географический. Мечтал стать океанологом, хоть и были проблемы со зрением. Но отец настоял: надо что-то более современное. И я поступил в Политех, на факультет автоматизации управления. Тогда это было престижно и перспективно. Всегда вспоминаю эти годы с теплотой и благодарностью. Правда, учили нас на совершенно иной, чем сейчас, компьютерной базе и технике, так что всё, чему научили, по сути, мне пригодилось отчасти, кроме, пожалуй, системного, инженерного подхода к вопросам. Писал программы, но профессиональным программистом не стал. Для общего развития осваивал интегралы и убивал время еще черт-те на что, вроде истории КПСС и марксизма-ленинизма, которыми в жизни бы не занялся по собственной воле! Я ведь по натуре, скорее, технарь гуманитарный или технический гуманитарий. То есть, с одной стороны, всё могу сделать руками, начертить и понять чертеж, продумать, качественно спаять, освоить технику, - а с другой, могу часами общаться, размышлять и придумывать, люблю чтение, музыку, рок, хорошее, умное кино, анекдоты, могу стихи писать…
Пишете?
- Ну, это громко сказано, так, пописываю поздравления, панегирики или эпиграммы, если кто «на зуб» попадет (смеется)… Окончил Политех, причем перейдя на вечернее (свободное распределение, да и на рабочей сетке платили больше, чем была стипендия). Поработал в закрытом «ящике». Потом полтора года имел возможность наблюдать изнутри и участвовать в жизни комсомола. Бесценный опыт взаимоотношений и организационной работы. С тех пор остались хорошие друзья.
Надеюсь, плохо обо мне не вспоминают, хотя «идейным» я никогда не был. Меня «толкали» в партию, но в результате, просидев, размышляючи, в кандидатах вдвое больше положенного, коммунистом я так и не стал. К тому времени я уже прочитал в четвертой копии «Собачье сердце», «Сказку о тройке», ну и вообще - почитывал. Да еще имел несчастье (или счастье) прийти на заседание парткомиссии в джинсах и кожаном югославском пиджаке (мамин подарок) - я из него не вылезал, да и другого у меня просто не было, и старая большевичка, заправлявшая партийным «кастингом», меня резко отчитала: «Молодой человек, вы слишком вызывающе одеты». Я опешил, попытался отшутиться, мол, извиняйте, работа у меня чистая, ватника нету. Но шуток в партии не понимали. Впрочем, шел 85-й год, и вскоре эта партия сама как-то рассосалась…
В новые времена работал в кооперативах, потом в нескольких совместных предприятиях, потом на станкостроительном заводе с великой историей «Свердлов». Хлебнуть пришлось всякого. После краха последнего СП приходилось халтурить по ночам на машине, купленной на отступные, - надо было кормить семью, в которой росли уже двое детей. Пережил разорение «Свердлова». Да много чего было, обо всем не расскажешь. Сейчас работаю на крупном современном предприятии, занимаюсь рекламой, выставками, связями с общественностью, чем, собственно, и занимался со времен первых кооперативов.
У вас на мобильнике стоит такой бэк-тон, от которого можно и в обморок упасть. «Вы попали в администрацию президента, сейчас с вами будет говорить заместитель президента…» Это, что, остаток детства?
- Маленькая собака до старости щенок (смеется). Кто-то на это «покупается», воспринимает всерьез, быстро бросает трубку, потом через некоторое время, видимо что-то сопоставив, перезванивает. Мне смешно. Пройдет время - какой-нибудь другой сигнал в этом духе поставлю. У меня долгое время для директора в телефоне «Масяня» стояла…
Сейчас по телевизору иногда показывают передачи о судьбах бывших юных артистов, смакуя, как один спился, другой сидел в тюрьме, третий погиб. Когда вы смотрите такие сюжеты, вас не посещает мысль: слава Богу, что меня это миновало?
- Наверное, меня миновала чаша сия. Хотя у нас ни от чего зарекаться нельзя. Меня, видимо, Бог по жизни вел и ведет так, что всё время предлагает что-то взамен утраченного. У меня ведь бывали и личные драмы - я оставил первую семью, чего очень не хотел, после чего некоторое время… в общем, хорошо, что не спился. Вдобавок, все эти проблемы с работой, разорением фирмы. Мои «полеты во сне и наяву» были как раз в районе 40 лет, классически. Я это называл «ревущие сороковые». Короче говоря, было движение «по наклонной», к счастью непродолжительное, а потом я познакомился с новой женой, появились новая работа, новый круг общения, ну и новые проблемы, куда ж без них.
Правда, в результате у меня совсем не много друзей. Приятелей - много. А друзей, которые могут всё бросить и рвануть на помощь, мало. Я к понятию «друг» отношусь серьезно.
Среди друзей и приятелей есть те, с кем вместе вы снимались?
- Нет. Разве что можно назвать Вадима Карева, Сергея Пилатова, с которыми мы занимались в драмстудии при телевидении. Со многими артистами, известными петербургскими и российскими исполнителями, я познакомился, уже работая на станкостроительном заводе помощником генерального по связям с общественностью, мы принимали участие в поддержке нескольких известных культурных проектов в городе. Но с юными актерами из детства судьба нас развела.
Нынче мне «полтинник», и в этой связи есть что вспомнить, хотя мемуары - не моя стихия. Детям (а у меня уже и внучки) я могу сказать: «Что бы со мной ни случилось, вы всегда сможете вспомнить папу, просто посмотрев кино».