Константин Райкин

Содержание

1. Настоящее время
2. Отец и сын
3. Просто Костя
4. Блиц
5. Пресс прессы
6. Справка

Настоящее время

- Отчего так долго не были в Питере?

- Потому, что город очень ответственный для меня и театра. Это второй главный центр культуры, вернее - один из двух главных. Он сам по себе. Он город, где родился наш театр, что тоже добавляет сложности, напряжения и радости. Еще одно обстоятельство: в смысле культурного "пиара" Петербург, быть может, самый противный и трудный из городов. Он закомплексован в этом отношении по сравнению с Москвой. Он, с моей точки зрения, временами невежливый, а порой просто хамский. Эти эпитеты относятся к некоторым "пиарщикам" и их тону. Я имею в виду не содержание даже, а форму. Кстати, и об отце до последних его лет, пресса в Ленинграде ничего хорошего не писала. Впрочем, такие неприятности компенсируются чудесной публикой. Публика в Петербурге - одна из лучших в мире, если не лучшая. Для отца она была самой родной, самой тонкой, самой интеллигентной. Хоть и не самой громкой по выражению эмоций, не самой орущей и топающей от восторга ногами, как в Одессе и Баку. Но самой понимающей. И для нас тоже. Так вот, о нас: например, перед предыдущими гастролями в Питер я прочитал анонсирующий текст о том, что "Сатирикон" в силу общего низкого уровня театральной культуры Москвы считается неплохим театром.

- Смешно и грустно вдвойне: в Петербурге, мне кажется, давно уже нет театра как явления.

- Вот видите! Это ложка дегтя, которая отравляет радость. Ну да бог с ним.

Я хотел в Петербург, публику которого я очень люблю, как и папа, и в общем с удовольствием еду. Я привожу в основном новую афишу. Исключение только "Контрабас", который мы уже показывали в Питере. Но я считаю, что для пятимиллионного города один раз - ничто. Это хороший, как мне кажется, спектакль. А наш с Юрием Бутусовым "Макбетт" (два "т", потому что не Шекспир, а Ионеско) только что вышел. Бутусов - петербуржец, с ним было очень интересно. Я, естественно, знал Юрия по спектаклям еще до его работы в "Сатириконе". Зрелищный, стильный, я бы даже сказал - лихой спектакль с театральной клоунадой. В Москве реакция была великолепная. Посмотрим, что будет у вас. Везем и "Синьора Тодеро - хозяина", сделанного знаменитой грузинской командой Стуруа, Канчели и Алекси-Месхишвили. И, конечно, "Шантеклер" - тоже из недавнего. В Москве идет при полнейших аншлагах. Мы будем играть его в зале "Октябрьский", это первый случай, когда мы "Шантеклер" куда-то вывозим.

- Рискну предположить, что в Петербурге именно "Шантеклер" будет иметь наибольший и противоречивый резонанс.

- Да, мы много чего выслушаем в свой адрес! Знаете, и "Трехгрошовая опера", которую мы тоже играли в "Октябрьском", была окружена бурей. А спектакль начинался с аншлагов и ими же заканчивался, когда я его снимал из репертуара.

- Зачем снимали, если аншлаги?

- У нас принцип: 7 названий в афише на большой сцене. Я считаю, что репертуар здорового театра должен иметь 7 спектаклей - по одному на день недели. Поэтому любой новый вытесняет какой-то из предыдущих. Так вот о "Трехгрошовой...". Она была в репертуаре около шести лет. Публика не дура, чтобы шесть лет ходить на какое-то барахло с таким ажиотажем.

- Вы уверены, что театральная публика всегда не дура?

- Да! Нет! Сейчас скажу... Если она долго и активно ходит на что-то - то не дура. Ее можно взять на доверчивость. Можно заморочить голову рекламой, и она отвлечется на что-то, что покажется привлекательным. Но только раз. Вранье быстро будет разоблачено. Настоящая публика - не дура. Постоянная, воспитанная театром и сама себя воспитавшая. Успех - самый верный критерий. Хотя и не абсолютный: я видел спектакли, которые имели успех, а мне не нравились.

- То есть абсолютный критерий успеха - это понравиться вам, Константин Аркадьевич?

- Да ну вас! Я хочу сказать, что всегда найдется воспитанный театром опытный зритель, которому может не понравиться нечто, или специалист. В театре нет ничего серьезнее, чем успех. Если хороший спектакль не имеет успеха, это обязательно ошибка. Именно когда речь идет о театре. Если о скульптуре, например, - тогда это трагично, но допустимо. Потому что у скульптуры в буквальном смысле есть время. А театр, вернее, каждый театральный спектакль не имеет будущего времени. Он - искусство настоящего времени. Если тебя в театре не понимают сейчас, не поймут уже никогда. Спектакль - временное явление, из дыма сотканное, такое... (Райкин показывает, "какое", и становится страшно: вдруг испарится? - Ю.К.) И из этих множественных "сейчас" рождается явление театра. Театр - вид искусства, который обязан иметь успех. Просто обязан. Он не имеет права сильно опережать время, должен обладать определенным демократизмом. Я терпеть не могу разговоры, что тот, кто делает настоящий театр, не должен иметь успеха и кассы.

- Под Додина подкапываетесь?

- Вовсе нет. С чего вы взяли? Просто существует мнение, как мне кажется, культивируемое в наибольшей степени в Петербурге, будто настоящий театр - это удел избранных, а режиссер работает для Бога, как выразился один московский коллега. Он, видимо, с Богом общается напрямую, по вертушке, а мы-то, плебеи, все для людей что-то мастерим... Это гибельное вознесение. Я думаю, что любой театр - для Бога, но обязательно через людей.

- Серьезный интеллектуальный зритель, особенно в России, не может позволить себе купить дорогой билет и, следовательно, попасть в хороший театр, в "Сатирикон", например.

- У нас есть разные билеты. Мы же не идиоты. Исходим не из абстрактных представлений о зрителе. Билеты - дело практическое. Разброс цен большой, что хорошо - приходит разная публика. Я не люблю однородную публику: мне нужны разные люди в одном зале на одном спектакле.

Отец и сын

- У вас интеллектуальный театр...

- Я вот тоже так считаю, хотя есть те, кто думает по-другому. И вообще, я немножко дергаюсь, когда мне так говорят: "у вас интеллектуальный театр". Я люблю театр для всех: для тех, кто понимает, и для тех, кто не понимает, тоже. Спектакль, идущий живо и мощно, способен пробить всех. Сам факт прихода в театр говорит об определенном интеллектуальном уровне. Жлобы в театр не ходят.

- То есть как не ходят - а мода?

- Ну и замечательно! Пусть на театр будет мода. Все равно, раз пришел, значит, не безнадежен. Если пришел еще раз - значит, зацепило. Пусть будет мода на чтение хороших книг, на хорошие спектакли и на вежливость. Мода пройдет, а привычка или потребность, хотя бы у некоторых, останется. Может, там, потом, этим некоторым огня на сковороде поубавят... Кстати, богатые люди теперь уже бывают интеллектуалами, слава богу, время бритоголовых уходит. Меня радует, например, что мат исчезает из лексикона.

- В актерской среде, мне кажется, он вовсе не исчезает. Наоборот, считается признаком хорошего тона.

- У нас в театре его стало меньше в последнее время. Мат при советской власти давал интеллигенции иллюзию свободы. Вот Раневская была утонченной аристократкой, а как материлась! Не было злобы, были юмор и темперамент. Мат в таком случае - мышцы фраз. Сейчас, когда свободы значительно больше, я и сам чувствую потребность с матюгами расстаться.

- Ладно, почти убедили. Давайте сменим тему и поговрим о семье - о родителях и детях. В Ленинграде рождался не только "Сатирикон", но рождалась династия Райкиных. Моховая улица в Петербурге, театральный институт, где учился Аркадий Райкин, у вас - очень и очень москвича - вызывают ностальгию?

- Для папы Моховая всегда была местом ностальгическим. Естественно, он там родился как артист. А для меня театральный институт - это воспоминания о товстоноговских дипломных спектаклях: "Люди и мыши", "Зримая песня", "Вестсайдская история"... Это пик воспоминаний, гнездящихся в учебном театре, опять, слава богу, отремонтированном. И еще это актеры, выпускники Петербургского театрального института, которые работают у меня. Кроме того, Моховая - эмоции от одной очень удачной вдохновенной встречи со студентами. Приятно, что и они ее помнят.

- Вы сын Аркадия Райкина и вполне сложившаяся индивидуальность. Как вам живется в этом неизбежном соотношении?

- Живу с такой вот двойственностью, это точно. Считаю, что я из очень хорошей семьи и наша (сестра Константина - Екатерина Райкина, актриса Театра Вахтангова. - Ю.К.) связь с родителями существовала с детства вполне органично. Но, вообще говоря, ситуация тяжелая для душевной внутренней экологии: ребенок, занимающийся профессией успешных, если не сказать большего, родителей. Я всегда буду сыном Райкина. И умру, что бы я ни сделал в профессиональной жизни, сыном Райкина. Для большинства населения страны я - сын. Радует это? Нет. Меня утомляет тезис, якобы открытие, что природа на детях гениев, оказывается, не отдыхает, вернее, не всегда отдыхает. Как раздражает и первичный постулат о том, что она отдыхает. Его придумали завистливые люди: дескать, ты талантливый, так уж дети твои будут ничтожны. Вообще, в искусстве сравнивать нельзя. "Живущий несравним", - помните, у Мандельштама. Но есть мещанское желание сравнивать.

- Сравнивают в искусстве не жанры, не метод, а "градус" таланта. Или так тоже нельзя?

- А у каждого свой "градусник" при сравнении. Кто придумает единую шкалу? У меня есть связь с отцом, я ее чувствую. Он передал мне театр, я все время думаю, что бы он сказал по тому или иному поводу. Где бы порадовался, где огорчился. Разговор, диалог идет, но это не повод для того, чтобы в глазах большинства быть просто сыном Райкина. Ну что делать, нужно по возможности к этому быть равнодушным... "Вот сын Райкина идет, пропустите", - меня это с детства смущало. Но особенно стало мучительно, когда я решил пойти по актерскому пути, по своему пути, но еще ничего не умел. Насколько возможно преодолеть зависимость от фамилии, думаю, я преодолел. Марк Розовский придумал и пустил в народ такую историю. Костя Райкин-де выгнал журналистку, сказавшую во время интервью: "Костя, я не знаю вашего отчества". Все наоборот: когда не помнят моего отчества, как ни странно, я радуюсь, мне приятно. Значит, я существую в сознании человека отдельно. Это перебор, конечно, уж так абстрагироваться, но в нем - критерий моей самостоятельности. Еще о фамилии: наша публика ходит в "Сатирикон" не из-за ностальгии, ведь аплодировать в знак памяти невозможно. И знаменитым по блату не станешь. Как и по родству. Обратите внимание, такова правда театрального мира - никого так не любят, как театральных актеров. Ибо при тебе и для тебя печется пирожок неповторимого - спектакль. Но никого так быстро - по той же причине - не забывают. Живой средний артист лучше умершего гения.

Просто Костя

- Я недавно прочла воспоминания вашей сестры. Она пишет, что Аркадий Исаакович не знал, в каком классе и как учатся его дети. Насколько он был погружен в вашу жизнь, а вы допущены в его мир?

- Мама действительно была очень занята отцом. Но не в классах и оценках дело - не они определяют взаимоотношение. "Качество" родителей определяется атмосферой в семье. И способом воспитания, который к детям применяется. Мои родители воспитывали собой. Не словом и указательным пальцем, а существованием - сутью поведения.

- И что, на ваш взрослый, уже отцовский, взгляд, главное из того воспитания?

- Дома проповедовались скромность и равнодушие к славе. "Незамечание" ее. Помню, когда я был еще ребенком, папа мне рассказывал про одного замечательного артиста. Я спросил: "А кто знаменитее - он или ты?" Папа враз прервал рассказ, а до того был очень увлечен. И резко сказал: "Никогда больше таких вопросов не задавай". Я понял тогда, что подобные вопросы - пошлость. Есть вещи более важные, чем популярность и узнаваемость. Они - легенда, которая не забывается после ухода. Вообще в нашей семье не было принято говорить о популярности и внешних проявлениях успеха. Папа отлично знал историю театра, а вдохновение черпал именно из драматического театра и симфонической музыки - не из эстрады. Он всегда был кем-то восхищен, это очень важно. Мне передалась способность восхищаться талантом другого. И, не завидуя, тянуться, заражаться. Вообще, мне кажется, если правильно избрана профессия, то она должна делать человека лучше. Если человек вдохновляется от чужих неудач, значит, он идет не по правильной дороге. Во всяком случае, в творчестве.

- То есть профессия актера - способ самосовершенствования?

- Да. Актер, развиваясь профессионально, и как человек становится лучше. Это путь к Богу, если актер настоящий. Не правы те наши православные священники, которые говорят, что театр - грех.

- Это древняя точка зрения. Лицедейство, театр на Руси преследовали как богохульство. Право перевоплощения не для человека, оно - промысел Божий. Так что священники по-своему, разумеется, правы.

- Раньше священники считали, что и Земля не круглая... Честно говоря, отношение нашей православной церкви к театру меня останавливало, когда я решал для себя вопрос религии. Но ведь не все же они так говорят.

- Когда вы говорите "наша православная церковь", вы имеете в виду ее географическое расположение или свое вероисповедание?

- Я крестился в православие. Я человек по сути русский - по культуре, языку, менталитету. Потому - православие. Национальность и вероисповедание - разные вещи, правда? Я ощутил потребность к этому приходу, сознательно, уже совсем взрослым, я решил определиться в этом вопросе. Может, прозвучит смешно, но я боюсь остаться... без учета. Там. Потом. Боюсь не значиться в списках. (Улыбается чуть смущенно, очень серьезно глядя в глаза. - Ю.К.)

- Вы строите свою семью по образу и подобию родительской?

- И да, и нет. Это вещь подсознательная. С планом по воспитанию домой не прихожу. Дочери четырнадцать лет, в чем-то мне очень нравится, как она воспитана. Она - Райкина, я в этом убедился. По духовной закваске, по душевному строению. Она - наше, райкинское, продолжение. А вот как это случилось - не знаю. Наверное - общение и гены.

- Вас в глаза и за глаза уже не первый десяток лет именуют Костя, а не Константин Аркадьевич. Почему? И как вы к этому относитесь?

- Мне трудно точно объяснить, но мне нравится. Как общение на "ты" - ведь бывает по-разному: либо - хамство, либо - доверительность. Так и здесь, если нет хамского панибратства - приятно. Просто Костя - свидетельство моей живости и общедоступности. Я не мэтр с апломбом, а нормальный человек. Но "общедоступен" я не всем - только себе подобным.

Блиц

- Ваш любимый напиток?

- Водка.

- А еда?

- Русская. Пельмени и картошка.

- Кого из писателей и композиторов предпочитаете?

- Достоевского и Верди. Пушкина и Шуберта.

- Какое качество в людях вы цените больше всего?

- Доброту.

- А не любите?

- Рабство.

- Формула, определяющая вашу жизнь?

- Везет тому, кто этого заслуживает.

Пресс прессы

"Если вы мусорщик, завидуете ли вы другому мусорщику, который лучше вас убирает мусор? Справедливо ли это - всю свою жизнь убирать мусор? Если вы простой контрабасист в большом оркестре, суждено ли вам когда-нибудь стать солистом? Можете ли вы когда-нибудь стать звездой сцены? Трагедия маленького человека - это трагедия глобальная. Маленький человек живет в каждом из нас. Даже в таком большом актере, как Константин Райкин".

"Екатеринбургский летописец", 19 июля 2000 г.

"К. Райкин начал вовсю расхваливать театр "Сатирикон", в котором он является художественным руководителем. Мы не станем утомлять читателя пересказом этой достаточно горделивой речи. Скажем только, что на замечание о том, что Александр Абдулов, вопреки мнению К. Райкина, считает не "Сатирикон", а "Ленком" самым аншлаговым театром страны, ответил, что было бы странно, если бы А. Абдулов думал иначе. А впрочем, для составления объективного мнения на этот счет нужно заглянуть на черный рынок театральных билетов и узнать - на какой спектакль билеты стоят дороже - на, скажем, "Карманный театр" или на "Трехгрошовую оперу".

"Санкт-Петербургский университет", 6 июня 1997 г.

"В Тодеро Райкин играет лукавую смерть. Его хореография - это пластика скелета, оживающего и отмирающего по частям. Сухая рука то шевелится невпопад, то виснет бескровным ластом, то вдруг "заработает" нормально. Тодеро неуловим, как ртуть, и притягательно властен, как полумертвый вампир. С неузнаваемым голосом и замаскированным до смазанности обликом Райкин рисует старика страшным до смеха, смешным до ужаса. Неизвестно, существовал ли вообще прообраз, с которого "рисовал" Райкин своего Тодеро - этого нечеловека, в котором не жизнь уже борется со смертью, а смерть с самой собой... Когда на сцене действует Тодеро, без всякого преувеличения кажется, что настал тот момент истины, к которому Райкин уже давно "напрашивался": он стал первым актером России, по крайней мере в театре".

Справка

Константин Аркадьевич РАЙКИН, народный артист России, дважды лауреат "Золотой маски", лауреат премии Станиславского, обладатель "Хрустальной Турандот" и "Кумира", художественный руководитель театра "Сатирикон", лауреат Госпремии РФ. Родился 8 июля 1950 года. В 1971 году око нчил Театральное училище имени Б.В. Щукина, где его наставником был Ю. Катин-Ярцев. В том же году Константин Райкин был принят в труппу театра "Современник", на сцене которого играл десять лет. Затем, в 1981 году, он стал актером Государственного театра миниатюр, который в 1987 году был переименован в Московский театр "Сатирикон". В "Сатириконе" сыграл 15 главных ролей. Среди них Соланж ("Служанки" Жана Жене), Сирано ("Сирано де Бержерак" Эдмона Ростана), Мэкки-Нож ("Трехгрошовая опера" Бертольта Брехта). В 1988 году Райкин стал художественным руководителем театра "Сатирикон". В кино Константин Райкин известность приобрел после фильма Никиты Михалкова "Свой среди чужих, чужой среди своих" (1974 год). Всенародную любовь актер завоевал после заглавной роли в "Труффальдино из Бергамо". В ноябре в телеэфир выйдет 5-серийный фильм "Неудача Пуаро", снятый Сергеем Урсуляком по мотивам знаменитого детектива Агаты Кристи. Женат, имеет дочь.