 |
Кузьма Петров-Водкинсоветский живописец, заслуженный деятель искусств РСФСР
Дата рождения: 05.11.1878
Гражданство: Россия |
КУЗЬМА Сергеевич Петров-Водкин родился в бедной семье сапожника в Хвалынске на Волге Саратовской губернии 5 ноября 1878 года.
Благодаря поддержке местных купцов-хлеботорговцев мальчик, которого из среды сверстников выделяла цепкая зрительная память, получил художественное образование сначала в самарских художественных классах и петербургской школе Штиглица, затем в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
Радость первых жизненных впечатлений — красота заволжских далей и плодовых садов, поэзия и мудрость народных сказок и песен — очень скоро сменилась юношескими университетами: жестокостью и нелепостью мещанского быта провинциальной России. С горечью юный Кузьма писал матери из Самары: «На божьем свете такая масса слез, горя, нужды непроходимой, что все радостное затерялось в мире, а счастья и за хвост не поймаешь».
ПРОДОЛЖИЛ обучение художник в частных академиях Мюнхена и Парижа. Наверное поэтому в творчестве Петрова-Водкина соединились французский постимпрессионизм, символизм европейского модерна и традиции древнерусской иконописи и фрески. Некоторые критики даже отмечали, что творчество Петрова-Водкина «можно уподобить зеркалу, смотрясь в которое Запад узнает в себе Восток, а Восток — Запад».
По возвращении в Москву Петров-Водкин переходит из общих классов училища в мастерскую Серова. Однако необходимость думать о хлебе насущном заставляет его летом 1902 года вместе с товарищами по училищу Кузнецовым и Уткиным отправиться в Саратов, где им предложено расписать церковь Казанской Божьей Матери. Молодые художники далеко отходят и от канона православной церкви, и от традиционных приемов церковной живописи тех лет. Работы еще не были закончены, когда против них началась кампания в саратовских газетах, а затем — по постановлению церковного суда и несмотря на защиту известного художника Борисова-Мусатова — росписи уничтожили. Как писал тогда же Борисов-Мусатов, это были произведения, «в сравнении с которыми живопись всей саратовской церковной епархии, как старая, так и новая, ровно ничего не стоит…»
В 1904 году Петров-Водкин заканчивает московское училище и спустя год отправляется в Италию. Одной из целей поездки был… Везувий. С ранних лет будущий художник питал особый интерес к различным проявлениям стихийных сил природы — землетрясениям, морским приливам, извержениям вулканов, хотя у себя на Волге мог наблюдать только ледоходы, грозы, звездопады, речные бури да — однажды — солнечное затмение. Увидеть настоящий вулкан было его давней мечтой. И вот теперь эту мечту удалось осуществить в полной мере: Везувий, когда художник поднялся к самому его жерлу, сотрясался от взрывов и осыпал склоны пеплом. По утверждению Петрова-Водкина, ощущения, пережитые им на Везувии, встряхнули его художническое сознание и стали той гранью, которая отделила пору его ученичества в искусстве от наступающей самостоятельной творческой жизни.
ВСЮ жизнь Петров-Водкин искал живописную форму «философской картины мира». К 1910 году он нашел собственный стиль символической трактовки живописного пространства, взаимодействия трех основных цветов: красного, синего и желтого — так называемой «трехцветки» — и выражения в изобразительных образах философских категорий бытия. «Форма и цвет, объемлющий эту форму, — и есть живопись» — так сам Петров-Водкин сформулировал свой принцип. Именно эти качества отличают картину «Купание красного коня» — главный шедевр художника, написанный им в 1912 году. Во все полотно — мощная фигура коня. Он заслоняет собой почти все пространство холста. Сейчас картина находится в Третьяковской галерее в Москве, а до 1950 года ее судьба оставалась неизвестной.
В 1914 году «Красный конь» отправился на международную выставку в Швецию. Вскоре началась Первая мировая война, и картина исчезла. И только благодаря вдове художника, каким-то чудом сумевшей разыскать картину, ее удалось вернуть на родину. «Для меня «Красный конь» — яркий образец символистской живописи, — отмечала искусствовед Наталья Адаскина. — Это очень емкий образ, представляющий эпоху, говорящий от ее лица. Главное в картине — это предчувствие: что-то произошло и чего-то ждут. Предстоит что-то грандиозное, коренным образом меняющее судьбы. Оцепенение перед началом чего-то нового настолько ярко выражено в картине, что она стала символом эпохи — начала ХХ века».
И это действительно так. Современники Петрова-Водкина восприняли «Красного коня» как заклятие современной действительности, как призыв и предчувствие грядущего очищения и обновления мира. А сам художник после начала мировой войны воскликнул: «Так вот о чем было «Купание красного коня»! После событий 1917 года он повторил то же самое.
ПЕТРОВ-ВОДКИН неизменно предпочитал оставаться вне каст, заклинал близких не впутываться в политику, в которой «сам черт ногу сломит». Однако октябрьский переворот он принимает восторженно. «В хаосе строительства всякому не поглощенному в личные счеты, …проглядывающему за пределы временного замешательства, звучит надеждой одна струна: будет прекрасная жизнь!.. Порукой надежды то, что «люд» ощутил себя человечеством, а раз это ощущение явилось …оно не исчезнет. …Облик брата-человека ярко наметился среди хлама запутанных …околичностей жизни», — писал он в 1917 году. Свое понимание революции как всемирно-исторического явления, открывающего человечеству путь к совершенству, он воплотил в ставших классикой советского искусства картинах «1918 год в Петрограде» (1920) и «Смерть комиссара» (1928).
Художник искренне верит, что после Октября «русский человек, несмотря на все муки, устроит вольную, честную жизнь. И всем эта жизнь будет открыта». Вместе с тем он понимает, что «творить судьбу только миром можно, а не насилием, не штыками, не тюрьмами, да и не разговорами, а делом». Он так же видит, что в Петрограде начинаются перебои с продовольствием. «Здесь дошло, что соли нет! Провизию всякую с горем разыскивать приходится». А в 1917 году воцаряется настоящий голод. Сухари, присланные матерью из Хвалынска, — пир! «Откуда только, — восклицал художник, — нам, голодным, Бог силы дает здесь?!» И заключал: «Как дурной сон без пробуждения эта жизнь…»
ЗАСЛУЖЕННЫЙ деятель искусств РСФСР К. С. Петров-Водкин не был художником, который бы вполне устраивал советскую власть. Символист с парижской школой, иконописец в прошлом, который свой интерес к иконе и к религиозному искусству не скрывал и в эпоху воинствующего материализма, никак не подходил под формат советских святцев. И может быть, разделил бы Кузьма Сергеевич участь многих талантливых людей, сгнивших в ГУЛАГе, не скончайся он в ночь с 14 на 15 февраля 1939 года.
Благодаря поддержке местных купцов-хлеботорговцев мальчик, которого из среды сверстников выделяла цепкая зрительная память, получил художественное образование сначала в самарских художественных классах и петербургской школе Штиглица, затем в Московском училище живописи, ваяния и зодчества.
Радость первых жизненных впечатлений — красота заволжских далей и плодовых садов, поэзия и мудрость народных сказок и песен — очень скоро сменилась юношескими университетами: жестокостью и нелепостью мещанского быта провинциальной России. С горечью юный Кузьма писал матери из Самары: «На божьем свете такая масса слез, горя, нужды непроходимой, что все радостное затерялось в мире, а счастья и за хвост не поймаешь».
ПРОДОЛЖИЛ обучение художник в частных академиях Мюнхена и Парижа. Наверное поэтому в творчестве Петрова-Водкина соединились французский постимпрессионизм, символизм европейского модерна и традиции древнерусской иконописи и фрески. Некоторые критики даже отмечали, что творчество Петрова-Водкина «можно уподобить зеркалу, смотрясь в которое Запад узнает в себе Восток, а Восток — Запад».
По возвращении в Москву Петров-Водкин переходит из общих классов училища в мастерскую Серова. Однако необходимость думать о хлебе насущном заставляет его летом 1902 года вместе с товарищами по училищу Кузнецовым и Уткиным отправиться в Саратов, где им предложено расписать церковь Казанской Божьей Матери. Молодые художники далеко отходят и от канона православной церкви, и от традиционных приемов церковной живописи тех лет. Работы еще не были закончены, когда против них началась кампания в саратовских газетах, а затем — по постановлению церковного суда и несмотря на защиту известного художника Борисова-Мусатова — росписи уничтожили. Как писал тогда же Борисов-Мусатов, это были произведения, «в сравнении с которыми живопись всей саратовской церковной епархии, как старая, так и новая, ровно ничего не стоит…»
В 1904 году Петров-Водкин заканчивает московское училище и спустя год отправляется в Италию. Одной из целей поездки был… Везувий. С ранних лет будущий художник питал особый интерес к различным проявлениям стихийных сил природы — землетрясениям, морским приливам, извержениям вулканов, хотя у себя на Волге мог наблюдать только ледоходы, грозы, звездопады, речные бури да — однажды — солнечное затмение. Увидеть настоящий вулкан было его давней мечтой. И вот теперь эту мечту удалось осуществить в полной мере: Везувий, когда художник поднялся к самому его жерлу, сотрясался от взрывов и осыпал склоны пеплом. По утверждению Петрова-Водкина, ощущения, пережитые им на Везувии, встряхнули его художническое сознание и стали той гранью, которая отделила пору его ученичества в искусстве от наступающей самостоятельной творческой жизни.
ВСЮ жизнь Петров-Водкин искал живописную форму «философской картины мира». К 1910 году он нашел собственный стиль символической трактовки живописного пространства, взаимодействия трех основных цветов: красного, синего и желтого — так называемой «трехцветки» — и выражения в изобразительных образах философских категорий бытия. «Форма и цвет, объемлющий эту форму, — и есть живопись» — так сам Петров-Водкин сформулировал свой принцип. Именно эти качества отличают картину «Купание красного коня» — главный шедевр художника, написанный им в 1912 году. Во все полотно — мощная фигура коня. Он заслоняет собой почти все пространство холста. Сейчас картина находится в Третьяковской галерее в Москве, а до 1950 года ее судьба оставалась неизвестной.
В 1914 году «Красный конь» отправился на международную выставку в Швецию. Вскоре началась Первая мировая война, и картина исчезла. И только благодаря вдове художника, каким-то чудом сумевшей разыскать картину, ее удалось вернуть на родину. «Для меня «Красный конь» — яркий образец символистской живописи, — отмечала искусствовед Наталья Адаскина. — Это очень емкий образ, представляющий эпоху, говорящий от ее лица. Главное в картине — это предчувствие: что-то произошло и чего-то ждут. Предстоит что-то грандиозное, коренным образом меняющее судьбы. Оцепенение перед началом чего-то нового настолько ярко выражено в картине, что она стала символом эпохи — начала ХХ века».
И это действительно так. Современники Петрова-Водкина восприняли «Красного коня» как заклятие современной действительности, как призыв и предчувствие грядущего очищения и обновления мира. А сам художник после начала мировой войны воскликнул: «Так вот о чем было «Купание красного коня»! После событий 1917 года он повторил то же самое.
ПЕТРОВ-ВОДКИН неизменно предпочитал оставаться вне каст, заклинал близких не впутываться в политику, в которой «сам черт ногу сломит». Однако октябрьский переворот он принимает восторженно. «В хаосе строительства всякому не поглощенному в личные счеты, …проглядывающему за пределы временного замешательства, звучит надеждой одна струна: будет прекрасная жизнь!.. Порукой надежды то, что «люд» ощутил себя человечеством, а раз это ощущение явилось …оно не исчезнет. …Облик брата-человека ярко наметился среди хлама запутанных …околичностей жизни», — писал он в 1917 году. Свое понимание революции как всемирно-исторического явления, открывающего человечеству путь к совершенству, он воплотил в ставших классикой советского искусства картинах «1918 год в Петрограде» (1920) и «Смерть комиссара» (1928).
Художник искренне верит, что после Октября «русский человек, несмотря на все муки, устроит вольную, честную жизнь. И всем эта жизнь будет открыта». Вместе с тем он понимает, что «творить судьбу только миром можно, а не насилием, не штыками, не тюрьмами, да и не разговорами, а делом». Он так же видит, что в Петрограде начинаются перебои с продовольствием. «Здесь дошло, что соли нет! Провизию всякую с горем разыскивать приходится». А в 1917 году воцаряется настоящий голод. Сухари, присланные матерью из Хвалынска, — пир! «Откуда только, — восклицал художник, — нам, голодным, Бог силы дает здесь?!» И заключал: «Как дурной сон без пробуждения эта жизнь…»
ЗАСЛУЖЕННЫЙ деятель искусств РСФСР К. С. Петров-Водкин не был художником, который бы вполне устраивал советскую власть. Символист с парижской школой, иконописец в прошлом, который свой интерес к иконе и к религиозному искусству не скрывал и в эпоху воинствующего материализма, никак не подходил под формат советских святцев. И может быть, разделил бы Кузьма Сергеевич участь многих талантливых людей, сгнивших в ГУЛАГе, не скончайся он в ночь с 14 на 15 февраля 1939 года.