Николай Тимофеев-Ресовский

Многих разметала тогда судьба. Но есть удивительный пример того, когда знание действительно явилось силой, оказавшейся не по зубам даже таким монстрам того времени, как Сталин и Гитлер. В 2010 году этому невероятному человеку исполнилось бы 110 лет. Соотечественники впервые узнали о нем из романа Даниила Гранина, написанного сразу после начала перестройки. Название романа точно характеризует личность героя. Роман называется 'Зубр', имя героя — Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. В историю науки он вошел как один из основоположников таких ее направлений, как молекулярная биология, радиационная генетика, радиобиология. Он и личностью был необычайной, титанической, яркой и свободной! Никаких железных 'занавесей' для него не существовало и не могло существовать.

Когда роман вышел в свет, и о Тимофееве-Ресовском узнали тысячи и тысячи людей, многие подумали, что герой романа — образ собирательный. Хотя, конечно, это было совсем не так.

О Тимофееве-Ресовском слагали легенды. В 1925 году он как один из ведущих генетиков мира был приглашен в Германию, чтобы вместе с немецкими коллегами 'двигать науку'. Тем временем в России начались 'черные дни': жертвами репрессий стали и два брата Николая Владимировича, которые были расстреляны. Сознавая, что ему грозит та же участь, он смерти предпочел науку. И — остался в Германии.

В годы войны вплоть до 1945 года ученый продолжал свои научные изыскания, оставаясь гражданином СССР, о чем во всеуслышание любил напоминать окружающим. Рассказывают, что, когда Берлин превращался в пыль под дождем советских бомб, Тимофеев-Ресовский выходил под этот самый 'дождь' и горланил русские песни. И никто не смел его остановить. Еще говорят, что не только дом, где жил этот неистовый русский, но и институт, где он работал, бомбы облетали стороной, словно заговоренные.

Именно в 1945-м, сразу после войны, Тимофеев-Ресовский надумал вернуться в Россию, хотя яснее ясного было, какой лакомой добычей станет он для 'органов'.

Советские правители проблему отбора решали принципиально иначе, чем немцы: те заполняли газовые камеры, на их взгляд, неполноценным человеческим материалом дабы не портили потомство. Наши генетики от власти уничтожали лучших.

Понятно, что на родине ученого ждали широко распахнутые ворота Бутырки, куда он прибыл в чем был.

Долго не живший в России, Тимофеев-Ресовский не знал даже, как вести себя на допросе, и попытался обернуть его в шутку. Со стороны его беседа со следователем походила скорее на интервью некоего господина с назойливым журналистом. Тот совал господину листок бумаги и требовал 'автограф', который в условиях данной беседы означал бы, что 'интервьюируемый' — английский шпион. Тимофеев-Ресовский шпионом не был. Однако, войдя в положение следователя, милостиво согласился на компромисс: он черкнет свой автограф в обмен на признание его шпионом чилийским. Ему же не все равно, что скажут о нем люди после его смерти.

Чтобы не терять даром времени в тюрьме, Тимофеев-Ресовский предложил создать институт прямо там.

Но настоящая работа развернулась в лаборатории, спрятанной в ильменском заповеднике, что на Урале. Скоро в народ просочились сведения о том, кто руководит этой секретной лабораторией, и к невольному отшельнику потянулись ходоки. Чтобы попасть к учителю, им приходилось пешком преодолевать горный перевал. Только на станции Тимофеева-Ресовского, и нигде больше, можно было услышать лекции по генетике, теории микроэволюции.

Авторитет гонимого гения был таков, что, живя в лесной чащобе, он почитался как один из пяти-шести человек в мире, которые знали истинную цену того или иного открытия, свершающегося в науке. В своей лаборатории 'на курьих ножках' он занимался вопросом дезактивации воды и почвы. Спустя тридцать лет именно эти его разработки были использованы для очистки грунта и воды в районе аварии Чернобыльской АЭС.

Когда в 50-х годах случилась огромная утечка радиоактивных отходов на одном из предприятий под Челябинском, Тимофеев-Ресовский предложил организовать в этом регионе радиологический центр для изучения проблем радиоактивного заражения. Причем (как непатриотично!) — сделать этот радиоактивный заповедник доступным для изучения специалистам со всего мира. Ну, не понимал академик шести академий мира, что у радиации есть специфические для данного региона особенности: она 'ограничена' политическими принципами.

Хорошо знавший Тимофеева-Ресовского доктор биологических наук Богданов, которому довелось поработать на знаменитой уральской биостанции ученого, рассказывает, что Тимофеев-Ресовский был уникален именно в силу того, что был не только крупным ученым. На дальней уральской станции он рассказывал юным дарованиям не только о генетике, но читал лекции о Левитане, импрессионистах, музыке и передвижниках. Настоящая наука — привилегия только очень здоровых духом и телом людей, он был в этом убежден.

Именно колоссальная эрудиция позволила ему задолго до видимых причин заговорить о проблемах экологии, связанных с хозяйственной деятельностью человека. Хочет человечество того или не хочет, говорил ученый, ему придется заниматься проблемами биосферы, связанными с необходимостью общего повышения биопродуктивности земли.

Принято думать, что наука что-то объясняет, и что наука и есть знание, — говорил он своим ученикам. — Но наука и знание — разные вещи. В истории человечества было немало истинно крупных ученых, которые утверждали, что наука никакого действительного знания не дает. Она всего лишь помогает привести в систему наши сведения о мире,

Тимофеев-Ресовский умер в 1981 году. Непрощенным. Нереабилитированным. Такая вот она, генетика по-советски.

Расшифровка генетического кода хромосомы человека может привести к непредсказуемым результатам. Непредсказуемость — в людях, которым достанутся эти знания. Подумать только — чтобы прочесть геном одного-единственного человека, как говорят, потребуется 100 лет! Кто знает, на что способна вся эта 'сложносочиненная' и 'сложноподчиненная' публика? Вот если бы гены Тимофеева-Ресовского да 'подключить' к генам Ивана Ивановича...