Павел Шурухин

Павел Иванович Шурухин родился в крестьянской семье. По национальности русский. Член КПСС с 1940 года. В Советской Армии с 1931 года. В 1934 году окончил Орджоникидзевскую военную школу.

После Великой Отечественной войны П. И. Шурухин окончил курсы командиров стрелковых дивизий, затем командовал полком, дивизией. Избирался депутатом Верховного Совета СССР второго созыва. В 1953 году ему присвоили звание генерал-майора.

Павел Иванович Шурухин мечтал написать большую книгу о том, как он, простой крестьянский сын из волжского села Соленый Ерик, в тридцатых годах пришел в Советскую Армию рядовым и стал боевым генералом, которого Родина отметила многими наградами.

— В этой книге, — не раз говорил Шурухин своим близким, — хочу показать силу Коммунистической партии, которая поднимает людей на вершины жизни, будит жажду подвига, пламень творчества, великую любовь к человеку.

Написать такую книгу Шурухин не успел. Остались лишь разрозненные тетрадочки фронтовых записей. С одной из них жена героя, Капитолина Федосеевна, любезно познакомила меня. Зеленоватая, в черную клеточку обложка тетради захватана, края ее замусолены и обтрепаны. Записи карандашные, почерк круглый. Строки то ясны и выпуклы — заносились спокойно, тетрадь лежала на столе, то еле заметны, отрывисты и корявы — писал, как видно, на планшете, положенном на колено, или стоя, прислонившись к брустверу, окопа.

Эти тетради — свидетели размышлений, дум, планов и замыслов командира полка Шурухина. Все в них кратко, конспективно, почти зашифровано. Многое не понять, многое, пожалуй бы, не разобрал и сам автор заметок, сделанных в боевой обстановке.

Среди пометок есть такие: «Составить план тревоги сегодня же!», «Проверить партийно-политическую работу в батальонах». Записывалось и, казалось бы, совсем отвлеченное: «Больше десяти миллионов советских людей находится на территории иностранных государств в рабстве». А рядом с этой записью я читаю: «Партия отвечает за все!» Павел Иванович Шурухин как бы подчеркивает, что он лично и коммунисты полка в ответе за то, что советские люди еще находятся в гитлеровском плену. Об этом Шурухин говорил на собрании коммунистов, перед тем как принять решение о «нанесении главного удара правым флангом первого стрелкового батальона при поддержке артиллерийского полка». О какой операции идет речь в записях этой страницы, мы не знаем. Их проведены сотни. Но краткие пометки в фронтовой тетради напоминают о том, как тщательно командир полка готовился к боям, как внимательно он все рассчитывал.

Он любил и берег солдат. Тетрадь пестрит записями: «Организовать баню для личного состава»; «Проверить тылы, какая забота о воине?»; «Командир должен прежде накормить бойца, а потом уже кушать сам»; «Поработать с новичками, передавать пополнению боевой опыт». И тут же указываются фамилии тех, кто должен это сделать: Дмитрий Барашкин, Михаил Тихонов, Моращук из пульроты. Ниже следует большая запись, сделанная после посещения передовой: «Надо же беречь и уважать солдата! Местами траншеи вырыты неправильно. Плохо оборудованы ячейки для станковых и ручных пулеметов. Огневые средства расставлены безграмотно. Почему все пулеметы фронтального действия? А где пулеметы фланкирующего и косоприцельного огня? Где?! В 7-й стрелковой роте пулеметчик Иванов в пяти метрах от себя ничего не видит. Как же ему поражать врага? Пищу солдатам носят в глиняных горшках. А где термосы?»

Любовь к человеку, одетому в серую шинель защитника Родины, заставляла Павла Ивановича быть требовательным к себе и своим помощникам. Он не прощал обмана, когда речь шла о солдате.

Один из командиров не выполнил приказа Шурухина и обманул Павла Ивановича, надеясь исправить ошибку в ходе боя. Командир полка строго наказал провинившегося. От суда трибунала нарушителя спасли боевые заслуги. Именно тогда в тетради Шурухина появилась запись: «Ложь — самое большое зло в жизни, а на войне — особенно».

Строгая взыскательность, как вспоминают знавшие Шурухина, сочеталась у него с большевистской чуткостью к человеку. Он никогда не забывал отметить отличившегося, поставить его в пример. «В бою смело вели себя, хорошо воевали Муравецкий, Турчинский, Мартыненко, Молчанов, Петухов. Поставить их в пример Щатуле и Гагаркину, которые воевали вяло».

В ожесточенных наступательных боях за Днепр полк Шурухина, как говорится, сидел на плечах противника. Воины умело и быстро сбивали фашистов с рубежей, на которых они пытались закрепиться. Нашим бойцам надо было выиграть время для организованной переправы частей на правый берег Днепра. Нет, не тихой была украинская ночь в сентябре 1943 года! Она гремела взрывами, полыхала пожарами; ее прошивали автоматные очереди, рвали осколки авиабомб, освещали разноцветные ракеты; она была насыщена запахами дыма, гари, крови, пороховых газов. Временами Павлу Ивановичу казалось, что вся страна поднялась и огневым смерчем плеснула в лицо врагу. Смертельный вал выметал захватчиков с родной земли, и он, советский офицер, был на гребне этого стремительного вала.

В эти дни войска Воронежского фронта, в состав которого входила 40-я армия под командованием генерала К. С. Москаленко (частью этой армии являлся и полк Шурухина), наступали в общем направлении на старинный город Переяславль-Хмельницкий, расположенный севернее излучины Днепра, в среднем его течении. Уже форсированы многие степные речушки, и войска фронта дробят 4-ю танковую армию фашистов на мелкие группы. Уже в районе села Липовая Долина линия обороны гитлеровцев разорвана; в ней пробита брешь, в которую ринулись советские полки.

Воины видят своего командира на трудных и опасных участках. Шурухин на глазах солдат. Невысокого роста, подвижный, поблескивая умными глазами, он и в смертельную минуту не теряет присутствия духа: весел, остер на шутку, быстр в решениях, стремителен в действиях. У небольшой высотки плотный огонь фашистских пулеметов прижал солдат к земле. Командир ранен, заместитель убит, командует младший лейтенант Петров. Он смел до безрассудства, неопытен. Офицер бравирует своей храбростью, он в полный рост поднимается под огнем, кричит: «За мной!» — но солдаты как прилипли к земле.

Шурухина беспокоит и злит безрассудство офицера. Он быстро, где бегом, а где ползком — автоматчики не поспевают за ним, — пробирается в боевые порядки батальона. На местности учит неопытного офицера военной хитрости, маневру. Удар наносится с тыла и флангов. Фашисты катятся с высотки и попадают под фланкирующий огонь заранее выдвинутых вперед пулеметов.

В тесной хатенке степного хуторка Шурухин разбирал проведенную операцию по захвату высоты. «Командир должен бояться трусости, — говорил он офицерам. — Храбрость нужна. Без нее не обойдешься. Храбр тот, кто не пожалеет жизни для выполнения приказа. Но народу нужна не смерть солдата или офицера. Стране нужна победа. Я буду строго взыскивать за браваду и безрассудство, взыскивать, как за трусость в бою. Побеждайте малой кровью».

В боях на подступах к Днепру появилась в шурухинской тетради и такая запись: «Прежде чем отдать приказ своему подчиненному, отдай-ка его себе. И когда осмыслишь, что приказ выполним, тогда отдавай со спокойной совестью и добивайся решительно, настойчиво его выполнения». В одном из боев Павел Иванович наблюдал, как растерявшийся офицер отдавал солдатам приказы — один необдуманнее другого. Подразделение топталось на месте, несло большие потери, а боевая задача оставалась нерешенной. Тогда Шурухин вмешался, подправил командира, помог ему выполнить боевой приказ. А после боя долго беседовал с ним.

Все ближе Днепр. Ветер уже доносит на поле боя влажное дыхание могучей реки. Командиру полка известна задача, которая поставлена перед войсками Воронежского фронта. Они должны не останавливаться на левом берегу Днепра, а с ходу форсировать реку, захватить плацдармы и удержать их. Такой приказ получен и его полком, который выходил на днепровский берег южнее Киева и севернее Канева.

Задолго до выхода к Днепру Павел Иванович готовил людей к переправе через широкую водную преграду. Солдаты уже имели опыт в преодолении речных рубежей. В полку давно утвердилось неписаное правило: если впереди река, то операция считается законченной при условии захвата плацдарма на противоположном берегу. Так было, например, на реке Псел. Но теперь предстояло форсировать не Псел, а Днепр. Все думали о том, как форсировать, на чем, на каких средствах. Ясным для всех было одно: врываться на правый берег выгоднее всего с ходу, преследуя противника.

Выполняя приказ командования, Шурухин все плотнее прижимается к врагу, непрерывно атакует, не отпускает его от себя, обходит заслоны и узлы сопротивления, рвется вперед и вперед.

Однажды ночью, проверяя боевые порядки части, Павел Иванович за густым лозняком услышал приглушенные голоса.

— Дурья голова! — сдержанно гудел кто-то. — Для гражданских Днепр — это сын Валдайской возвышенности, третья по величине река Европы, а для солдата — водная преграда. Не больше. Приказано преодолеть ее с ходу...

Басистым говорком кто-то разъяснял, как лучше на подручных средствах преодолевать водную преграду, как окапываться на берегу и огнем поддерживать плывущих товарищей. Павел Иванович улыбнулся: приказ волнует солдат, глубоко понят ими. Он подошел ближе.

В пулеметной ячейке лежали трое: усатый сержант и двое молодых, из пополнения.

— Что впереди? — спросил Шурухин, подсаживаясь к солдатам.

— Трогается фашист...

— Откуда это видно?..

Бывалый воин посмотрел на комполка и уверенно ответил:

— Приметы есть: стрельба дежурная... пожары полыхают... Жгет проклятый...

Сержант рукой ткнул в темноту. По горизонту светились дымные огни. Строчили автоматные очереди. Они захлебывались и снова трещали. «Сержант, пожалуй, прав», — подумал комполка. Он поднял по тревоге резервный батальон, бросил его в преследование. Этой ночью полку не пришлось отдыхать.

Батальоны, втянувшись в преследование противника, сбили его с последних рубежей и без остановки гнали к Днепру. Солдаты захватили понтон и лодки, переправлялись на них и на подручных средствах — наскоро сбитых из досок плотах, на пучках связанного камыша, на старых автопокрышках. Все шло в дело. Одним из первых на правый берег вышел Шурухин с оперативной группой. Полк уже глубоко вклинился в расположение противника. Шурухин останавливает увлекшихся преследованием солдат, заставляет их глубоко окапываться. Он торопится до рассвета зарыть полк в землю, продуманно расположить огневые средства, построить жесткую оборону, расставить людей наиболее выгодно для отражения контратак.

Они начались с рассветом. Над плацдармом завыли фашистские штурмовики, поливая огнем узкую полоску земли. Загрохотали разрывы снарядов, мин. За огневым валом шли фашистские танки с пехотой. Шурухинцы стоят насмерть. Они отбивают первую контратаку. За ней следует вторая, третья, четвертая. К южной стороне плацдарма прорывается фашистский танк. Он утюжит окопы, не дает поднять солдатам головы. Создалось критическое положение. К танку метнулась задымленная фигура воина. Взрыв потряс воздух, и танк загорелся. Но гитлеровцы успели приблизиться к окопам. Они шли под прикрытием огня своей артиллерии, танков. В траншеях замешательство. Страх опасности подполз к сердцам воинов. Еще мгновение — и все попятятся назад. Смолк пулемет: убит пулеметчик Васильев. Реже автоматные очереди. До гитлеровцев

с полсотни шагов. Медлить нельзя. Шурухин легко вскакивает на бруствер и бросается вперед:

— Коммунисты, за мной! — далеко разносится его звонкий голос. Странное дело: среди солдат был десяток коммунистов, а поднялась вся сотня. Яростным шквалом налетели шурухинцы на фашистов, смяли их. Где пулей, а где и ножом крушили врага в рукопашной схватке.

После атаки Шурухин сидел в окопе и перевязывал царапину на руке. Он полушутя, полусерьезно укорял воинов:

— Устав службы забыли… Замешкались и чуть не погибли... Солдатам неудобно перед комполка, они стыдятся минутной слабости и прячут смущение за шуткой:

— И товарищ командир устав нарушил: вам не положено ходить в атаку, а пошли...

Шурухин улыбнулся.

— Признаюсь, что нарушил. Но... всякое бывает, — многозначительно посмотрел он на уставших, израненных, таких родных и близких ему людей.

— И у солдата, товарищ комполка, так... Всякое бывает.

В этом слышалось и признание вины и клятва, что «всякое» больше не повторится. Шурухин понимает это и уже по-командирски строго говорит:

— Не будем нарушать устав?

— Не будем, товарищ комполка!.. — слышится в ответ.

Подразделение за пять суток отбило до 40 контратак противника. И никто не дрогнул. Иной раз Шурухину казалось, что огонь все смешал и землю поднял дыбом к небу. Но стоило фашистам подняться в атаку, как оживала рыжая, опаленная огнем, политая кровью днепровская земля.

Об этих героических днях битвы на плацдарме командир 42-й гвардейской краснознаменной дивизии генерал-майор Бобров в своем представлении к награде П. И. Шурухина писал так:

«При форсировании реки Днепр полк с задачей справился хорошо, сохранил материальную часть и понес незначительные потери. Вклинившись в оборону противника на правом берегу реки Днепр, полк товарища Шурухина в течение пяти суток отбивал яростные атаки гитлеровцев. Они в течение дня по шесть — восемь раз контратаковали наши части. Но благодаря умело построенной обороне и правильному расположению боевых порядков все атаки противника были отбиты. В тяжелые моменты боя товарищ Шурухин находится в боевых порядках. Огнем артиллерии и пехоты полк Шурухина за эти дни уничтожил четыре тяжелых и два средних танка, 32 станковых пулемета и свыше полутора тысяч фашистских солдат и офицеров».

Все дальше на запад продвигались наши войска. Полк Героя Советского Союза Павла Ивановича Шурухина неделями не выходил из боя. Лобастый, с упрямым подбородком, Павел Иванович, сжав полные губы, склонился над новой картой, которую положил перед ним начальник штаба.

— Серьезный участочек... — произнес штабист — усталый, невыспавшийся, с покрасневшими веками человек. Он постоял немного и вышел из блиндажа, оставив командира наедине со своими мыслями.

В эту фронтовую ночь Павел Иванович изучал карту местности, по которой ему приказано вести свой полк.

Карпатские горы образуют вместе со своим продолжением — Трансильванскими Альпами — громадную дугу, выпуклую к северо-востоку. О Карпатах Шурухин слышал еще в детстве. Старый солдат, сосед Карпо Емельяныч, усадит, бывало, на колени любознательного мальчонку и ведет неторопливый рассказ о Карпатах, коварных пропастях, узких ущельях, о колючих кустарниках да густых лесах. «Все преодолевал русский. Все! — говорил Карпо Емельяныч. — И горы, и смерть. Может, тебе, сынок, когда придется побывать у Дуклинского перевала либо у Стрый-Мункача. Поклонись! По этим скалам кости русских солдат лежат. Не дрогнули они. Не посрамили воинской чести».

Вглядывается Павел Иванович в зеленое с коричневыми пятнами высот полотнище карты и видит крутые горы, глубокие пропасти, бурные потоки, узкие тропинки и вспоминает рассказы старого солдата Карпа Емельяныча. Местность труднопроходима для техники. На ней не проведешь с ходу широкого маневра. Все привязано к дорогам. А они перекрыты бетоном и огнем. «Да, — рассуждает Шурухин, — придется штурмовать группами, находить пути в обход, бить с тыла. Воевать ночью и вечером».

Командир полка разъясняет предстоящую задачу. Он уточняет, кто из солдат и офицеров знаком с горами. Ставит их во главе штурмовых групп. Полк с боями продвигается все ближе к перевалам. А у высоты «379,2» натыкается на сильные укрепления и останавливается.

Немудрящая это высота на первый взгляд. Но она прикрывает важную дорогу, которая проходит юго-западнее деревни Боанань. На высотке 15 дотов и дзотов. Они врыты в землю. Сразу их не заметишь. А стоит подняться в атаку, как свинцовые струи, вырываясь из-под скал, косят воинов. Павел Иванович с вечера посылает штурмовые группы в обход. Он перегруппировывает огневые средства, нацеливает их на обнаруженные амбразуры. По сигналу разгорается ночной штурм. Укрепления атакуются с тыла и в лоб. К рассвету все кончено: гарнизон частью уничтожен, частью пленен.

И никто не ожидал, что в час штурма в тыл нашим воинам ударит притаившийся пулемет врага. Солдаты залегли. Шурухин вовремя направил огонь артиллерии по языкам пламени. Пулемет был подавлен. А командир полка уже среди штурмующих. Громко звучит его спокойный веселый голос:

— Я с вами, мои друзья! Вперед, сыны России!

Разорвавшаяся мина заглушила слова. Но батальоны уже шли в атаку, штурмовали высоту.

Месяц полк Шурухина не выходит из боя. Выполняя приказ командования, Шурухин искусно маневрирует, обходит узлы сопротивления и выходит к границам Венгрии. Поступает донесение:

— Впереди укрепленная высота «1510». Ее не миновать. Подошли незаметно. Какой будет приказ?

Это был один из бастионов оборонительной полосы в системе пограничного укрепленного района. Шурухин принимает смелое решение: немедленно штурмовать ключевую позицию. Штурмовые группы, поддержанные всем полком, захватывают высоту. В одном из дотов нашли донесение, которое фашисты не успели отправить. В нем говорилось: «В районе укрепленной полосы замечены русские разведчики».

— Внезапность, смелость, решительность — это половина успеха, — говорил Шурухин на совещании офицеров после взятия высоты. — Но не только это решает бой, — предупреждал он и доставал свою тетрадочку. Читал запись, сделанную в часы боев за плацдарм на Днепре: «Бой есть не только состязание с противником в знаниях, в опыте, в воинском умении, но и состязание в силе воли, в силе упорства».

Старые офицеры согласны с командиром полка. Они понимают и знают по собственному опыту, что такое сила волн, сила упорства, сила сознания солдата. Но молодежь, которая пришла в полк недавно, принимает слова Шурухина как отвлеченный теоретический вывод...

А вот бой за высоту «955» показал и им, насколько важно учитывать «силу воли, силу упорства, силу сознания солдата». Высота прикрывала село Ристолица, мимо которого проходила шоссейная дорога. По ней противник подвозил боеприпасы, пополнение, маневрировал резервами. Если захватить Ристолицу, то части дивизии выйдут в тылы противника.

Дерзким штурмом полк ворвался в первую линию траншей на высоте и удержал их. Но дальше за два дня не продвинулись ни на шаг. Что делать? Противник опытный, упорный. Все это учитывает Шурухин, но он знает и другое: настроение у фашистов плохое, лишь страх расстрела держит их в окопах.

Офицеры, с которыми Шурухин совещается перед тем как принять решение, склонны перегруппировать силы, а потом атаковать высоту. Павел Иванович отклоняет это предложение. Он подтягивает огневые средства, лично руководит штурмовыми группами. Противник, решивший, что русские займутся перегруппировкой сил, застигнут врасплох.

На чем основывалась уверенность Шурухина? На глубоком знании противника, его психологии, морального состояния. На точном расчете. На широком маневре огнем и силами. На уверенности в своих солдатах.

— Противник был опытным. Посмотрите его систему огня. Умелый враг. А мы его опрокинули. Почему? У нас крепче сила воли, крепче упорст во, выше моральное состояние солдат... — учил на этом примере командир своих помощников.

43 дня вел полк бои в горах. Полк с боями прошел 250 километров. И, оглядываясь на оставшиеся позади горы, Павел Иванович Шурухин говорил, словно мог его услышать старый солдат: «Не посрамили и мы, Карпо Емельяныч, воинской славы отцов и дедов наших. Приумножили ее в боях за Родину».

Воин без страха и упрека, человек высокой дисциплины, железной воли, опытный офицер — таким знали Павла Ивановича Шурухина однополчане. Они радостно встретили весть о награждении командира своего полка второй «Золотой Звездой» Героя Советского Союза. Он ушел от нас молодым, в расцвете творческих сил. В одной из его записей есть такая фраза: «Достоинство офицера прежде всего заключается в его преданности пароду». Таким он и был — скромный советский офицер Павел Иванович Шурухин.

В 1956 году Павел Иванович Шурухин после тяжелой болезни скончался.