Сергей Кара-Мурза

Содержание

1. Личное дело
2. _____________________________________________

Личное дело

Сергей Георгиевич Кара-Мурза родился в 1939 году в Москве. Отец, известный китаевед, профессор МГУ, ушел добровольцем на войну, где погиб в 1945 году.

В 1956 году Сергей Георгиевич поступил на химический факультет МГУ, после окончания которого занимался научной деятельностью как химик. Три с половиной года работал на Кубе, после чего перешел в гуманитарную сферу и стал изучать вопросы научной политики. В годы перестройки был привлечен к анализу систем, выходящих за рамки науки.

Начальник сектора устойчивого развития аналитического центра Министерства науки и промышленности РФ, автор книг "Советская цивилизация" и "Манипуляция сознанием" размышляет, похожи ли мы на людоедов и сколько времени отделяет Россию от катастрофы.

_____________________________________________

-- Наверное, будете ругать жизнь сегодняшнюю, Сергей Георгиевич?

-- До этого и без меня охочих много. Лучше поговорить о наших общих проблемах. Считаю, тип жизнеустройства, предложенный ельцинскими реформаторами, не подходит для России, хотя люди и дали власти кредит доверия. Пятнадцать лет народ терпеливо ждал окончания эксперимента. Не дождался... Любая социальная программа за такой срок обязана раскрыть потенциал. На мой взгляд, фатально ошибочна сама доктрина реформы. То, что в ходе ее реализации появилась возможность много украсть, мелочь по сравнению с потрясением, которое испытывает страна в целом. Суммы похищенного у государства и народа -- ничто на фоне потерь, понесенных Россией, -- ее хозяйством, культурой, людьми. В программе реформы ложны постулаты, на которых она основана. Это просчеты не политического или социально-экономического, а философского плана. Если идти по избранному пути до конца, представив, что люди будут терпеть вечно, то финалом будет полная гибель всех.

-- Вы много пишете о советской цивилизации, откровенно воспевая ее. Но ведь все, что произошло в России с начала 90-х, логически вытекает из предшествующих семидесяти лет развития страны.

-- В истории человеческих образований логического ничего нет. Все -- результат решений и выбора людей. Что же касается советского строя, дело не в его воспевании или проклятии. Не поняв сути строя, при котором мы жили, не разобраться в сегодняшней смуте, не найти путей из той ямы, куда завели нас блуждающие огоньки. Примем как факт, что советская система жизнеустройства оказалась неспособна противостоять внутренним болезням, они и привели ее если не к гибели, то к параличу.

-- Каким болезням?

-- Вспомним советскую элиту. Она ведь выросла в недрах строя, а не с Луны к нам прилетела и не ЦРУ была заслана. Да и тип преступного мира, ставшего союзником этой элиты, тоже специфическое российское порождение. Все это вошло во взаимодействие с внешними условиями. Если бы не было, например, холодной войны, силы внутренних субъектов не хватило бы, чтобы страна рухнула. Объединение внешних сил, заинтересованных в разрушении строя, и внутренних, стремившихся переделать систему, чтобы обглодать страну, привело к гибели Советского Союза. Восстановить его в прежнем виде невозможно. Впрочем, это не оправдывает ни губителей СССР, ни его населения. Болезни переживают и общества, и люди. Но вместо того, чтобы заняться лечением, мы согласились на эвтаназию -- решили больного умертвить, а останки использовать как удобрение, вырастив что-нибудь более приятное, как за бугром. И вот мы который год едим этот труп, косточки обсасываем, а ничего нового и жизнеспособного создать не можем. И не сможем.

-- Каннибализмом увлеклись или реализаторы плохие попались?

-- Реализаторы лучшие из всех, какие могли бы быть. Не согласен с Солженицыным, который говорит, что власть получили воры, дураки и злодеи. Например, Ельцин многое старался сохранить. Взращенный советской системой, он понимал: нельзя слепо следовать требованиям Международного валютного фонда. Западные эксперты не знают нашей земли и наших людей. Если бы Ельцин слушал советчиков из МВФ, нас подвели бы к катастрофе гораздо раньше. Помните реформу ЖКХ -- мы ведь давно уже стали городской страной и не можем в случае крайней нужды рвануть в деревню, где печи топят дровами. Борис Николаевич подписывал декреты, обязывающие передать социальную сферу от предприятий муниципалитетам, и сам же их тормозил.

-- А Путин?

-- Он намного слабее. О Грефах его и не говорю. Нынешний президент получил власть на волне очарования, которым прониклась к нему масса населения, но растерял то, что удерживал режим Ельцина. Путин запустил жилищно-коммунальную реформу, принял Земельный и Трудовой кодексы, нанеся сокрушительные удары по остаткам жизнеустройства. Даже те крупные хозяйства, которые при прежнем президенте худо-бедно сводили концы с концами, теперь добивают до ручки.

-- Значит, от исполнителей все же кое-что зависит?

-- И в нашей, и в западной науке было достаточно расчетов, свидетельствующих: затеянный в России эксперимент обречен на неудачу. Есть порог "богатства", при котором только и может возникнуть рыночная экономика. До его достижения хозяйство надо вести по принципу семейного, натурального. Мы можем выйти на свободный рынок, лишь исключив огромную часть населения из числа потребителей. Уже сейчас большинство людей покупают один и тот же жизненно необходимый набор продуктов и предметов. Можно сказать, это -- миска баланды, карточная пайка, а не рынок. Часть народа, оказавшаяся снизу, при такой системе должна попросту вымереть от несправедливости жизни. Люди могут пережить любой стресс при условии, что он конечен. Народ терпит реформу в надежде, что и она когда-нибудь завершится, но, если это путь в никуда, ждать нечего. Человек умирает следом за надеждой на перемены к лучшему.

-- Тоска, Сергей Георгиевич...

-- Да, тоска, но предаваться ей грех. Не согласен, будто наш народ впал в апатию, окончательно потерял веру в завтра. Люди думать не разучились, хотя и поддаются на соблазны, используя появившиеся возможности пожить "красиво". При этом многих посещает мысль, что после праздника жизни, устроенного реформаторами, наступит тяжелое похмелье. Механизм распределения народного достояния так сработал, что возникла абсолютно ничтожная в социальном смысле группа людей, которые и сами не считают легитимной прихваченную ими собственность. Они не видят для себя будущего в России, поэтому так торопятся добиться для себя и детей иностранного гражданства, отправляют жен и дочерей рожать за границу. Не скажу, что эти люди твердо уверены, будто лет через пять-шесть лафа для них кончится, но нечто подобное они определенно ощущают, вот и выводят за рубеж активы, избегая долгосрочных капиталовложений в российское хозяйство.

-- Словом, те, кто уже обогатился, снимут еще, сколько смогут, и срулят из страны?

-- Это было бы самым разумным.

-- Для кого?

-- Для них. Да и для нас самым желательным. Мы получим шанс заново обустроиться. Нас оставят в покое, скажут: живите, если сможете. Уверен, едва это "разрешение" будет получено, в чудодейственно короткий срок люди создадут нормальное хозяйство.

-- За счет чего?

-- У нас есть исторически накопленные знания и навыки выживания именно в России. В принципе, если возродить культуру непритязательности и нестяжательства, можно достаточно быстро создать приемлемые условия. Вспомним недавний опыт, когда лежавшая в руинах после Великой Отечественной европейская часть страны уже к 1948 году была восстановлена, а экономика СССР достигла предвоенного уровня. Еще через четыре года показатели 1940 года были превышены в два с половиной раза.

-- Но давайте тогда не забудем упомянуть, что все происходило в тоталитарном государстве.

-- Это уже второй вопрос. Если отбросить идеологические предубеждения, придется признать, что

тоталитаризм -- лучший способ объединить народ для решения жизненно важной задачи. Сталинизм ведь и возник, когда потребовалось срочно подготовиться к войне, выстоять в битве, а после восстановить порушенное. Нельзя создать диктатуру усилиями только тирана. Нужна воля масс. Едва необходимость в мобилизации под знаменами тоталитаризма отпадает, общество неизбежно меняется.

Убежден, как только появятся у власти те, кто сможет жестко сказать народу: "Мужики, хватит пить, начинаем работать", -- тут же в обществе образуется здоровое ядро.

-- Когда же это наступит -- кто составит ядро?

-- Людское сознание, к сожалению, трансформируется недостаточно быстро. Лучше других перестраиваются люди в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Среди них выделил бы предпринимателей с опытом, успевших сполна вкусить и прелести рынка по-российски, и западную "свободу". Они не страдают доставшейся от советской эпохи идеологической зашоренностью, лишены либеральных утопических иллюзий, в которые в начале 90-х впала почти вся интеллигенция. Словом, эти люди в момент смуты -- важный ресурс страны.

-- А их политическая окраска важна?

-- Полагаю, в момент созревания общего проекта все партии начнут работать на одну идею. За исключением, может, самых маргинальных типа СПС.

-- Вы правых называете маргиналами?

-- Не люблю г рубых слов, маргиналы -- самое мягкое из тех, которые могу употребить. Представители Союза правых сил не хуже других понимают пагубность проводимых реформ, но продолжают настаивать на продолжении курса, откровенно декларируя свое отделение от тела народа.

-- Ближайшие выборы -- думские, президентские -- будут, по-вашему, иметь значение в глобальной расстановке сил?

-- Боюсь, они уже никак не повлияют на судьбу страны. Если бы правящий слой адекватно реагировал на меняющуюся ситуацию, шанс выйти с минимальными потерями оставался бы. Но ведь ничего не делается! Впору говорить о деформации сознания всего управленческого звена, оно отключились от реальности.

-- Давайте включим.

-- По оптимистическим прогнозам, у нас осталось запаса прочности лет на пять. За это время, надеюсь, к людям вернется здравый смысл, и мы устоим на краю, не сползем в пропасть. А если устоим, то поднимемся.