Станислав Никольский

Содержание

1. Профессионалы не позволяют себе «звездности»
2. В работе важно развлекаться и кайфовать

Актер Театра им. Ленсовета Станислав НИКОЛЬСКИЙ стал известен широкому зрителю после того, как сыграл в картине Владимира Хотиненко «72 метра» матроса по фамилии Молодой.

Фильм получил «Золотого орла» как лучший российский. Ну, а питерские театралы, безусловно, заметили работы Стаса в спектаклях «Старший сын», «Войцек», «Кабаре». На особом счету «Король. Дама. Валет», ведь здесь Никольский сменил «самого» Пореченкова! Последняя роль — в спектакле «Снегири», премьера которого состоялась в дни празднования 60-летия Победы.

Профессионалы не позволяют себе «звездности»

— Стас, начнем все-таки с кино. Как вы попали к Хотиненко?

— Все обстоятельства были против того, чтобы я снимался! В театр приехала из Москвы ассистент по актерам, и нас заранее предупредили, чтобы принесли свои фотографии. Я — единственный, кто забыл. Ассистент остановила меня в коридоре: «А ваша фотография?» В ответ я стал говорить, что не хочу и приносить. Потому что у меня был такой период в жизни — я думал, что меня в кино никогда не возьмут: ну как же, уже третий курс театрального, все однокашники снимаются, а я еще даже в эпизоде не был (улыбается). Ну, и решил — значит, я не киноактер, буду любить театр! Ассистент отправила меня домой за фото. Прошло время, мы поехали на гастроли в Варшаву со «Старшим сыном», получили там премию, вернулись радостные, а дома огорошили: «Тебя просят завтра приехать в Москву на пробы». — «Как я поеду, у меня даже билета нет». Заставили пойти, купить. Ехал в ночном сидячем вагоне, измучился жутко, приехал никакой, денег — ни копейки. Меня встретили, вручили текст, пошел в гостиницу, поучил. Владимир Иванович, когда меня увидел, почему-то долго смеялся: После этого, как я посчитал, пробы были мной завалены окончательно и бесповоротно. Вернулся домой, расстроенный бесполезностью всей затеи. Через три недели в полвосьмого утра мне позвонила ассистент: «Стас, я вас поздравляю, вы назначены на роль!» Со мной от радости — ух, что было.

— Как вам, дебютанту, работалось в окружении звезд — Маковецкого, Гармаша, Краско, Баширова?

— Я убедился, что профессиональный артист никогда не позволит себе быть «звездой». Это вопрос этики и культуры. Безусловно, существуют актеры, которым этика не знакома. Но в команде Хотиненко таких нет. Вот Сергей Васильевич Маковецкий — идеальный партнер, все сделает, чтобы ты сыграл.

— А Хотиненко вас не мучил?

— Владимир Иванович очень лояльный человек, который доверяет актеру. И всегда радуется, когда у того что-то выскакивает незапланированное. Весь фильм состоит из таких находок. Например, когда герой Маковецкого поет шуточную украинскую песенку. Это предложение Сергея Васильевича, и она стала лейтмотивом фильма. Песенка звучит, казалось бы, в совершенно неподходящий момент, когда человек идет на смерть.

— Полфильма проходит в затонувшей подводной лодке. Как это снималось?

— Художник-постановщик Костя Мельников проделал колоссальную работу, ну просто построил своими руками подлодку. Ее затопили в бассейне «Мосфильма». Мне нравится, что все это получилось по-настоящему, по восемь часов актеры находились в воде, нахлебались — выше крыши.

— Вода-то теплая?

— Если будет теплая, начнет парить, запотеет камера. Вода была 22 градуса. После восьми часов почти неподвижного пребывания нас доставали скрюченными. Потом сообразили, что так долго не протянем, и привезли гидрокостюмы. Реальность происходящего такова, что и играть-то особенно не надо было. А избитая фраза: «Есть такая профессия — родину защищать» наполнилась смыслом. Родина — это не клок земли, а честь, совесть, достоинство, благородство, люди, говорящие с тобой на одном языке, семья, мама.

— Теперь Хотиненко взял вас в команду?

— Пригласил и в сериал «Гибель империи». Я играл большевика, историческую личность — Рошаля, врача, который в 20 лет командовал шеститысячным кронштадтским корпусом моряков. Он погиб в 1918 году. Этот человек — истерик, экстраверт, фанатик — близок мне по своей сути. Я тоже натура увлекающаяся. И между прочим, мы внешне похожи, я видел его бюст в Военно-морском музее — одно лицо.

— И вторая роль — из матросской жизни!

— Да, снова был в тельняшке. Ну, а в театре я — заслуженный немец.

— Почему немец?

— Все мои герои — немцы по национальности, исключение — спектакль «Старший сын». Я вообще германист по жизни, мне немцы нравятся.

И еще мне нравится разрушать стереотипы. В произведениях о войне немцы — звери, а вот в «Снегирях» в постановке Василия Селина я играю рядового вермахта, несчастного мальчишку, попавшего на войну. Его берут в плен, он сходит с ума от ужаса. И он же спасает раненого русского солдата. Главное, чтобы мой персонаж получился живым, а не ходульным.

— Где была ваша немецкая педантичность, когда вы забыли фото?

— Я потому вам и рассказал, что это случилось единственный раз. Я ответственный до сумасшествия, недаром все годы был старостой на курсе.

— С вашим курсом замечательная ситуация — учились практически при театре и еще студентами вышли на сцену.

— Нам повезло безумно, у нас один учитель — Владислав Борисович Пази, мы исповедуем одну веру, внутри театра у нас своя семья.

— Все хорошо, но ведь в театре не заработать?

— Со всеми надбавками получается пять с половиной тысяч. А без них было бы две с половиной. Кино, сериалы помогают. Сейчас снимаюсь в комедийном, у меня одна из главных ролей.

В работе важно развлекаться и кайфовать

— Всегда мечтали стать артистом?

— С детства мечтал стать инспектором ГИБДД, он представлялся мне суперчеловеком: в форме, на машине с мигалкой. И до сих пор немножко с завистью смотрю: После девятого класса поступил в ближайшее к дому ПТУ, сделался авиационным техником, собирал в Пулково вертолеты. А как-то принял участие в конкурсе чтецов в ДК молодежи, бывшем профтехобразования. И меня позвали в театральный кружок. После уже никакой другой мысли не было — хочу стать артистом.

— О вас в театре говорят, что вы трудоголик.

— И одновременно — страшный лентяй. Буду делать только то, что мне интересно. Я вот аспирант Театральной академии, на кафедре сценической речи, и уже пытаюсь преподавать. Мне нравится, потому что это творческий процесс, а я должен в жизни все время немножечко развлекаться и — что называется — кайфовать.