Василий Рязанов

Василий Георгиевич Рязанов родился в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1920 года. В 1920 году девятнадцатилетним юношей вступил в ряды Советской Армии. В 1924 году окончил Коммунистический университет имени Я. М. Свердлова, в 1926 году — Военную школу летчиков, в 1931 году — курсы усовершенствования начсостава ВВС при Военно-воздушной академии, а в 1935 году — оперативный факультет этой же академии. Командовал звеном, эскадрильей, авиабригадой.

После окончания Великой Отечественной войны генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов командовал авиационным корпусом, воздушной армией. Используя большой боевой опыт, воспитывал советских авиаторов, В июле 1951 года он скончался.

В один из последних апрельских дней 1945 года Василий Георгиевич Рязанов возвращался с совещания Военного совета 1-го Украинского фронта в штаб вверенного ему авиационного корпуса. Погода была отличная. Только что прошел теплый дождь. В вечерней туманной дымке густо зеленели придорожные деревья, листья их блестели, будто лакированные. Молодая трава на бровках кюветов радужно переливалась в лучах заходящего солнца.

Давно уже Василий Георгиевич не видел, а скорее всего не замечал в сутолоке фронтовых дел, ничего подобного. Он смотрел в ветровое стекло трофейного «мерседеса» на бегущие навстречу дубовые и сосновые перелески, на проносящиеся мимо малахитовые квадраты озими, на тихие озерца в низинах и вспоминал свое родное село в Горьковской области.

Нет, окрестности Большого Козино совсем другие: и леса там размашистее, и поля просторнее, и воды привольнее. Но и там, в Поволжье, выдаются вот такие же тихие задумчиво-ласковые вечера, когда хочется убежать за сельскую околицу к реке, броситься навзничь в траву на крутояре и смотреть оттуда во все глаза в бездонное небо или обводить взглядом низинные луга, исходящие паром черные пашни, лысые холмы и заросшие кустарником буераки. А за ними — заречные села с широкими улицами, курчавыми ветлами и высокими колодезными журавлями.

Чем ближе к горизонту, тем меньше строения, деревья, поля. И тем загадочнее они казались деревенскому мальчонке Васе Рязанову, сыну исконного русского землепашца, бедствующего от непосильного труда, лихоимства перекупщиков зерна и всяческих царских налогов. И чем голоднее было в доме, тем сильнее хотелось ему побывать за Волгой, посмотреть, какие там хлеба растут, как люди живут, — может быть, легче, сытнее.

А временами мечталось пареньку взмыть чайкой над родным селом и полететь далеко-далеко, чтобы отыскать там, за лесами и долами, секрет счастливой жизни. Такой секрет, чтобы отец поменьше уставал от работы и мать была повеселее. Что-то вроде волшебного слова, о котором говорила бабушка в своей сказке...

Василий Георгиевич внутренне улыбнулся своим мыслям, с опаской покосился на шофера. Вот удивился бы сержант, узнав, о каких пустяках думает генерал. А впрочем, о пустяках ли? Ведь, может быть, из той детской мечты и родилось у восемнадцатилетнего красноармейца страстное желание попасть в авиацию. И ведь это желание осуществилось. Он окончил с отличием летную школу, сразу же стал командиром звена, а через несколько месяцев — эскадрильи!

Боже мой, сколько времени прошло с тех пор — четверть века! Вон уже седина на висках, морщины у глаз и складки у рта. А кажется, не жил еще. Но это только кажется, а иногда подумаешь, сколько уже позади имен, дел, событий, бесконечных дорог, десятки тысяч километров по земле, в небе же — раза в три больше. А война чего стоит? Четыре бесконечных года! А сколько было бессонных ночей, сколько боев?! Все и не вспомнишь. Курск, Харьков, Кременчуг, Знаменка, Кировоград, Сандомир — это только вехи на местах крупнейших сражений, в которых участвовал авиационный корпус...

И вот он, наконец, Берлин. Оттуда, с севера, из-за Тойпитцких лесов, день и ночь, почти не смолкая, доносится грохот боя. Даже в машине его не может заглушить шум мотора. Эти звуки возвращают мысли генерала в привычное русло. Он вспоминает недавнее совещание в штабе фронта. Командующий был немногословен. Он сказал, что в Берлине идет ожесточеннейшее сражение, показал на карте расположение основных сил фронта, ведущих бои по уничтожению крупной окруженной группировки фашистских войск юго-восточнее столицы гитлеровской Германии.

— Немцы пытаются пробиться на запад, — сказал командующий. — Навстречу им из района Брюк, Росток, Альтборк, в направлении Беелитц — Треббин рвется 12-я армия гитлеровцев с явной целью деблокировать окруженную группировку. Думаю, что Лелюшенко при поддержке Рязанова сумеет охладить ее пыл.

Так, с чуть заметной улыбкой на лице, говорил командующий. Он был в хорошем настроении, шутил, а на прощание посоветовал не расхолаживаться. Может быть, это и есть последнее решающее сражение. И чем лучше будет оно организовано, тем быстрее придет победа.

Потом они получили письменный приказ, в котором четко определялись задачи войскам по отражению контрудара 12-й армии немцев...

Прибыв в штаб корпуса, Василий Георгиевич ознакомил с приказом командиров дивизий, а затем выехал на командный пункт 4-й гвардейской танковой армии к генерал-полковнику Д. Д. Лелюшенко. Генерал Рязанов еще до Курской битвы взял себе за правило во время боевых действий находиться вместе с общевойсковым командиром. Отсюда обстановка на поле боя яснее и виднее. И можно быстро реагировать на ее изменения, наносить удары с воздуха там, где наиболее целесообразно и необходимо для поддержки наших мотострелковых и танковых частей. Это особенно важно было сейчас, когда части и соединения генерала Лелюшенко находились в непосредственном соприкосновении с войсками противника, оказавшимися в окружении, а также рвущимися на их выручку. Линия фронта часто менялась, а в иных местах ее временами трудно было определить. Именно это обстоятельство больше всего тревожило Василия Георгиевича. Немудрено угодить и по своим.

Свои опасения Василий Георгиевич высказал при встрече с генерал-полковником Лелюшенко. Дмитрий Данилович согласился, что нелегко придется. Но приказ выполнять надо. И тут же дал указание своему начальнику штаба, чтобы обо всех изменениях в расположении наземных войск немедленно ставились в известность авиаторы и чтобы наши передовые подразделения четче обозначали свое местонахождение.

— А то Рязанов так может ударить, — усмехнулся командующий, — что костей не соберешь. Вон какая мощь в его руках. Нам же за каждого человека надо душой болеть. Столько люди прошли, пережили и вдруг...

Василий Георгиевич не удивился тому, что командующего тревожит та же мысль, что и его. Конец войны, кажется, рядом. Наши — на улицах Берлина...

Над картой с разведывательными данными о противнике он просидел чуть ли не целый час. Всматривался в зеленые пятна лесов, квадраты полей, изрезанные прожилками железных и шоссейных дорог, стремился представить расположение боевых порядков фашистских войск, варианты их возможного перемещения.

Рязанову было ясно, что окруженная группировка противника находится в тисках наших мотострелковых и танковых войск и тиски эти неумолимо сжимаются. У окруженных одна лишь надежда: прорваться на запад с помощью своей 12-й армии. Видимо, они согласовали свои действия и по времени, и по месту. Самое вероятное, что они нанесут встречный удар, чтобы соединиться где-нибудь в районе Беелитц.

«Как лучшим образом помочь нашим наземным войскам сорвать замысел противника? — этот вопрос больше всего занимал мысли генерала. — Самая надежная поддержка, — размышлял он, — это нанести удары по первым эшелонам наступающих войск противника. Но тут есть опасность угодить по своим. Может быть, ночью наши могут отвести незаметно свои части и подразделения с переднего края, а утром мы «проутюжим» фашистские позиции. Но немцы могут обнаружить, они же на своей территории. Тут у них много глаз. Обнаружат и не дадут возможности оторваться, сразу же займут освободившуюся территорию, а значит, окруженные части приблизятся к тем, которые их деблокируют. Усилится опасность прорыва...»

Рязанов поделился своими соображениями с начальником штаба. Тот предложил основные усилия сосредоточить на уничтожении вторых эшелонов 12-й армии немцев. Тогда ее наступление быстро выдохнется.

— Помните, — сказал начальник штаба, — как под Белгородом наши фашистов шерстили? У меня вот даже выписка из показания пленного гитлеровского офицера сохранилась: «На нашу группу танков — их было не меньше сотни — обрушились русские штурмовики. Эффект их действий был невиданный. При первой же атаке одна группа штурмовиков подбила и сожгла около двадцати танков. Одновременно другая группа обрушилась на отдыхающий в автомашинах мотострелковый батальон. На наши головы градом посыпались бомбы мелкого калибра и снаряды. Было сожжено девяносто автомашин и убито сто двадцать человек».

— Интересное высказывание, — согласился генерал, — но не надо забывать, что вторые эшелоны, командные пункты имеют, как правило, лучшее зенитное прикрытие. Значит, вероятность потерь с нашей стороны возрастет.

Василий Георгиевич хорошо помнил бои под Белгородом, о которых говорил ему начальник штаба. Трое суток подряд не уходил тогда генерал с командного пункта, руководил действиями своих частей по отражению наступления противника на Белгородском направлении, за что получил личную благодарность Военного совета Воронежского фронта.

А вот что пишет о боевых вылетах летчиков корпуса на Курской дуге маршал авиации С. А. Красовский: «7 июля наши механизированные войска, поддержанные двумя сосредоточенными ударами восьмидесяти штурмовиков корпуса генерала В. Г. Рязанова, успешно отразили атаку четырех танковых дивизий противника из района Сырцово, Яковлеве в направлении на Красную Дубровку и Бол. Маячки. После сосредоточенных ударов штурмовики непрерывно действовали небольшими группами, уничтожая танки и мотопехоту противника. В результате совместных усилий на поле боя осталось свыше двухсот горящих вражеских танков».

Из штаба 6-й гвардейской армии на имя командира корпуса генерала Рязанова была получена телеграмма: «Командующий 6-й гвардейской армией передал вам, что работой штурмовиков наземные части очень довольны. Штурмовики помогают хорошо». И таких отзывов за годы войны накопились десятки. Имя генерала Рязанова не раз упоминалось в приказах Верховного Главнокомандующего.

Потом победное контрнаступление, но уже в составе Степного фронта. Незабываема радость, даже восторг, когда было объявлено, что впервые за время войны, 5 августа 1943 года, в Москве был дан салют. И прозвучал он в честь героев-освободителей Орла и Белгорода, значит, и в честь авиаторов, принимавших активное участие в этих сражениях. Прошло еще немного времени, и за успешные действия по освобождению Украины все три дивизии, находившиеся в составе штурмового авиакорпуса генерала Рязанова, получили почетные наименования — Красноградская, Полтавская, Знаменская. Корпус стал называться Кировоградским.

А в феврале 1944 года, накануне Дня Советской Армии, пришло сообщение: «За самоотверженную боевую работу, высокое мастерство в управлении боевыми частями на поле боя, отличную выучку личного состава, за правильную организацию взаимодействия с наземными войсками и проявленный личный героизм командиру 1-го гвардейского штурмового авиационного Кировоградского корпуса гвардии генерал-лейтенанту авиации В. Г. Рязанову присвоено звание Героя Советского Союза».

Все это было свежо в памяти. Но Василий Георгиевич не кичился победами. К каждому бою, к каждому сражению он готовился, как к новому, ранее не виданному испытанию. Испытанию на полководческую сметку, на умение безупречно выполнить боевую задачу, с наименьшими потерями для себя нанести врагу наибольший удар.

— Вы знаете, сколько ветеранов в полку и корпусе осталось? — спросил генерал у начальника штаба. — Тех, которые с первого дня организации воюют?.. Нет? А я недавно интересовался у кадровиков. Около двадцати процентов. Пятая часть. Чувствуете? Немного...

У Василия Георгиевича чуть было не вырвалось: «Как хочется их сберечь! Всех до одного. Чтобы каждый из них увидел конец войны, пережил радость победы. Ведь это сейчас высшее представление о счастье!..» Но генерал ни словом не обмолвился на сей счет. Он слишком хорошо знал, как опасна перед боем размягчающая душу жалость. Можно пожалеть одного, а потерять десятерых... Как бы в ответ на свои мысли он сказал:

— С утра в разведку послать самых опытных. И потом вести ее непрерывно. Обстановка будет меняться. Важно быстро реагировать...

Василий Георгиевич отдал необходимые распоряжения начальнику штаба, а сам решил выехать в одну из частей. Он старался чаще бывать в войсках, особенно перед крупными сражениями. Встречи с войсковыми командирами, политработниками, летчиками помогли почувствовать настроение людей, утвердиться в своем решении или внести в него какие-то коррективы.

На пути в полк — на этот раз он избрал 140-й гвардейский — Василий Георгиевич вспомнил бои на Сандомирском плацдарме. Фашисты во что бы то ни стало хотели выбить эти войска с западного берега Вислы. Атаковали беспрерывно, хотя и несли большие потери. Обстановка однажды сложилась критическая. 20 немецких танков угрожали смять фланговые подразделения мотострелкового полка.

Рязанов приказал немедленно послать туда восьмерку «илов», которая была готова к взлету. Удар штурмовиков оказался таким удачным, что фашисты, понеся большой урон, вынуждены были откатиться вспять и до следующего дня прекратить свои атаки. Эта небольшая передышка дала возможность нашему командованию подбросить подкрепление на плацдарм, усилить его оборону. Но и впредь, до самого перехода наших войск в широкое наступление, штурмовики изо дня в день «утюжили» боевые порядки фашистов, наносили бомбовые удары по скоплениям пехоты и танков противника.

«А кто же вел эту ударную восьмерку? — попробовал вспомнить Василий Георгиевич. — Ведь они уложили тогда бомбы буквально в двухстах метрах от нашего переднего края».

Он перебрал в памяти не один десяток фамилий и в конце концов вспомнил, что командовал восьмеркой капитан Савельев, невысокий крутоплечий сибиряк, который и до этого не раз отличался в боях. Вот кого бы следовало послать на штурмовку передовых частей 12-й армии фашистов. Но ведь он тогда под Сандомиром был ранен. Успел ли подлечиться?

Вспомнил Василий Георгиевич и Юрия Балабина, проявившего исключительное мужество и мастерство в сентябре 1944 года в Карпатах. В течение нескольких дней наши наземные войска штурмовали высоту «718» близ деревни Гамры, но фашисты так основательно укрепились на ней, что выбить их оттуда никак не удавалось. По заданию командира корпуса туда вылетел капитан Балабин во главе двенадцати «илов». Василий Георгиевич лично проинструктировал летчиков, лично наблюдал за их действиями вместе с командующим 1-м Украинским фронтом И. С. Коневым.

Совершив противозенитный маневр, штурмовики появились из-за гор и начали один за другим пикировать на высоту «718». Знаменитый «иловский круг» превратился в отлично отлаженную карусель. Бомбы рвались в самой гуще вражеских укреплений, скоро вся высотка покрылась воронками, окуталась огнем и дымом. Путь наземным войскам был открыт, они с победным «ура!» ворвались на вражеские позиции.

Штурмовики еще находились в воздухе, когда И. С. Конев объявил по радио благодарность Ю. Балабину и его подчиненным.

Как только генерал Рязанов прибыл в 140-й полк, он сразу же попросил узнать о Балабине.

— Он в госпитале по случаю ранения, — доложили генералу.

Василий Георгиевич встретился с командованием полка, познакомил летчиков с обстановкой на фронте, посоветовал шире использовать накопленный опыт для более эффективных действий в бою. Потом был разговор с ветеранами части. Среди них Рязанов встретил давнего своего знакомого лейтенанта Ивана Драченко. Он отличился еще во время боев на Курской дуге. Позже самолет Драченко был подбит над оккупированной врагом территорией, а летчик, тяжело раненный, оказался в фашистском лагере для военнопленных. Там наш советский врач сделал ему операцию, удалил из головы осколки. Короче говоря, спас летчика от смерти, но лейтенант остался без правого глаза. Немного оправившись от ран, Драченко бежал из плена, подлечился в Москве, а весной 1944 года снова оказался в родном полку и стал летать на боевые задания.

Врачи, узнав об этом, потребовали немедленного отстранения Драченко от полетов. Он же и слышать не хотел об этом. Доложили командиру корпуса. Василий Георгиевич приехал тогда в полк, лично понаблюдал за полетами Ивана Драченко, за его боевыми действиями и сказал:

— Хорошо, если бы все наши летчики так владели машиной и тактикой ее применения, как этот одноглазый. Пусть летает, громит фашистов.

После этого Иван Драченко совершил более двухсот боевых вылетов, участвовал в труднейших операциях и всякий раз выходил победителем из схваток с врагом. К его боевым наградам прибавились три ордена Славы, орден Ленина, «Золотая Звезда» Героя Советского Союза.

Встретившись с Драченко теперь, Василий Георгиевич обнял его, как родного брата. Тут же в кругу летчиков они разговорились, вспомнили самые трудные бои. Постепенно в беседу включились другие авиаторы. Разговор шел о положении в Берлине.

Василий Георгиевич сказал:

— Фашисты продолжают вести бои в нескольких узлах сопротивления. Важнейший из них, конечно, Берлин, а второй по значению, пожалуй, здесь, юго-восточнее фашистской столицы...

Василий Георгиевич познакомил ветеранов полка с обстановкой, сложившейся на этом участке фронта, и попросил их высказать свои соображения, как в создавшейся обстановке эффективнее добивать врага.

Летчики охотно и живо делились своими мыслями. Одни предлагали действовать на минимально низких высотах. Это позволяло лучше видеть свои войска, а также скопления живой силы и техники противника. Другие высказывались за нанесение массированных ударов по ближайшим тылам, штабам, командным и наблюдательным пунктам противника, чтобы деморализовать его руководство и принудить к быстрейшей капитуляции. Третьи видели залог успехов в активных действиях мелких групп штурмовиков по узлам сопротивления врага, находящимся непосредственно перед нашими наступающими наземными войсками...

Василий Георгиевич слушал летчиков с большим удовлетворением. Его радовали их тактическая зрелость, широта кругозора, умение трезво оценить обстановку и сделать соответствующие выводы. И что, пожалуй, самое важное — выводы эти в большинстве своем совпадали с мнением самого командира корпуса, с предложениями его начальника штаба. Выходило, что помыслы командования совпадали с думами рядовых летчиков. А это единство взглядов Василий Георгиевич всегда оценивал очень высоко и считал важнейшим условием успешных действий в боях с врагом.

Командир корпуса напомнил летчикам о перенацеливании в воздухе, которое широко применялось минувшим летом при разгроме танковой группировки врага в районе Плугава. Генерал Рязанов, как всегда, находился на КП командующего 3-й гвардейской танковой армией. Ему хорошо было видно все поле боя — и наши танки, двигавшиеся на запад, и огневые точки врага, которые обстреливали наши войска. Василий Георгиевич вызывал по радио группы штурмовиков, ставил им конкретные задачи, помогал отыскивать цели.

Обстановка была очень динамичной. Зачастую перенацеливание приходилось делать, когда штурмовики уже находились на боевом курсе. Однако мастера штурмовых атак В. А. Андрианов, Т. Я. Бегельдинов, С. Е. Володин, Г. У. Чернецов, И. X. Михайличенко и М. П. Одинцов, вылетая по два-три раза в день, наносили точные и сокрушительные удары по врагу в непосредственной близости от наших войск. Танкисты горячо благодарили летчиков за помощь.

Заканчивая свой разговор с летчиками, генерал сказал, что его радует их высокий боевой дух. Он верит, что их действия в предстоящих боях будут решительными, грамотными в тактическом отношении и вместе с тем расчетливыми. Уезжал из полка Василий Георгиевич с какой-то особой легкостью на душе. Отошли на задний план колебания и сомнения, на смену им явилась твердая уверенность в правильности принятого решения и способов его выполнения.

Генерал-лейтенант Рязанов через начальника штаба дал необходимые указания войскам, в них специально была подчеркнута мысль о необходимости сочетания массированных ударов по вражеским тылам с рассредоточенными действиями небольших групп штурмовиков по переднему краю противника, используя для целеуказания данные воздушной и наземной разведок. В каждой группе штурмовиков рекомендовалось иметь ветерана боев, умудренного опытом прицельного бомбометания и противозенитного маневра.

В ночь на 26 апреля командование немецко-фашистских войск, окруженных юго-восточнее Берлина, создав во исполнение приказа Гитлера сильную группировку в составе мотострелковой, трех пехотных и остатков танковой дивизии, начало наступление в направлении Лукенвальде. Создав здесь численное превосходство, гитлеровцы продвинулись вперед и заняли город Барут. Активное участие в отражении этого контрудара приняла наша авиация. Штурмовики, бомбардировщики, истребители непрерывно «висели» в воздухе, нанося врагу большой урон в людях и технике.

В это время 12-я армия гитлеровцев вновь предприняла наступление с запада в полосе Беелитц — Трейенбритцен. Здесь особенно усердно пришлось поработать летчикам 1-го гвардейского штурмового корпуса. Василий Георгиевич в течение двух суток почти не смыкал глаз. Все это время он находился на командном пункте 4-й гвардейской танковой армии. Фашисты с большим упорством атаковали позиции наших наземных войск.

От командиров танковых корпусов и стрелковых дивизий командиру корпуса штурмовиков непрерывно поступали данные о скоплениях живой силы и техники противника и просьбы об уничтожении их с воздуха. Генерал Рязанов следил, чтобы авиационные дивизии немедленно выполняли эти заявки.

Так, общими силами наземных войск и авиации были отбиты атаки пехоты и танков противника под Нимеком, Швабеком и Цаной. Наши войска перешли в наступление, заняли несколько населенных пунктов, но враг по-прежнему не унимался.

Сложная обстановка создалась в районе города Дана. На наш вырвавшийся вперед танковый полк обрушилась фашистская артиллерия, занимавшая позиции неподалеку от западной окраины города, на лесной опушке. «Тридцатьчетверки» вынуждены были отойти под защиту каменных зданий. Продвижение здесь задержалось.

Надо было немедленно подавить фашистский заслон. Цель была малоразмерная и находилась совсем близко от наших танков. Требовался опытнейший ас, который смог бы быстро отыскать цель и с большой точностью нанести бомбовый удар.

Генерал Рязанов вспомнил Ивана Драченко, посоветовал командиру дивизии н аправить его с восьмеркой «илов» на эту цель. Примерно через два часа комдив доложил о выполнений задачи. Удар был нанесен мастерски.

К концу этого дня наши наземные войска после основательной авиационной подготовки ворвались на окраину города

Виттенберг, а южнее его форсировали Эльбу и заняли Пратау. В те дни чуть ли не каждый штурмовик сделал по 20, а то и больше вылетов, а потери в летчиках и боевых машинах оказались незначительными. Вскоре генерал-лейтенант Рязанов и его подчиненные праздновали вместе со всем нашим народом светлый День Победы. Они праздновали его с чувством честно исполненного воинского долга.

За эти бои на завершающем этапе войны сотни летчиков 1-го гвардейского штурмового авиационного Кировоградского корпуса были отмечены высокими правительственными наградами. А их командир гвардии генерал-лейтенант авиации Василий Георгиевич Рязанов получил вторую «Золотую Звезду» Героя Советского Союза.