Афганистан, предгорье Баграма, 1983 год
Они сидели в засаде. Недалеко, руку протянуть, блестел на солнце Панджшер. Так ярко, что больно глазам. Где-то в Союзе, который они рисовали в блокнотах зеленым (Афганистан был желто-черным адом), всходило и садилось солнце, смеялись дети, позвякивали на поворотах трамваи… Лето. А сколько воды! В каждом магазинчике неугомонной Москвы, в каждой колонке маленького Барабинска.
Но реальностью было не это. Реальность - это солнце и горячие камни, от которых звенит металлоискатель. Когда-то в прошлой жизни эти десятеро, неразлучные с Угрешки - призывного пункта в Москве, были мальчишками. Здесь они - саперы. Алексеев, Сидоров, Сафар - им по 19, Александрову и того меньше. Булах - почти дембель. На броне за ними придут еще двое из московской десятки: Юденков и Денисов. Только бы вернуться. Всем...
Москва, 20 лет спустя
Перед Николо-Архангельским кладбищем грязь. Рабочие спешно вычерпывают из ям воду - укладывают асфальт. На воротах табличка: "В связи с ремонтом крематория въезд воспрещен". На кожаном сиденье безукоризненно черного "Мерседеса" бизнесмена Юрия Алексеева - томик Есенина и 10 гвоздик из магазина у кладбища.
Стаканчик водки и ломтик хлеба. Могилу обступили мужчины. Когда-то они служили в саперной роте 345-го парашютно-десантного полка. На кладбище они приходят три раза в год - 9 мая, в День Победы, 2 августа, в День ВДВ, и 3 октября - в день, когда погиб Володя.
- Он у нас первый, - нарушает молчание Юрий Алексеев.
Сидоровых в роте было двое, оба - Володи. Одного не стало в 1983-м.
- Он у родителей один был. Военкомат отправил, хотя запрещено. Мать - медсестра, отец - моряк. Познакомились, защищая Севастополь. Обоим за сорок было, когда он родился... - вспоминает Пахомов.
В 1983-м тогда еще старший лейтенант Пахомов командовал взводом. У Пахомова три ордена - Красной Звезды, "За службу Родине" III степени и афганский "За храбрость". Старлей подорвался на мине через две недели после ухода на дембель роты Алексеева. Долго лежал в госпиталях, врачи пытались сохранить ногу - все напрасно. Работал в военкомате на Украине. Там в 1991-м его и нашел бывший сержант. Забрал в Москву вместе с семьей.
- Жизнь началась заново, и это было очень хорошо, - говорит он. - Жить легче, когда есть на кого опереться, - это я понял, когда ребята меня нашли. Сплотились мы только благодаря Юрию. Он помогает семьям погибших и инвалидам - в Москве, на Украине, в Сибири. Старается, чтобы никто не терялся. Уникальный человек.
Предгорье Баграма, 1983 год
Солнце в зените. Пахомов дважды пробирался к капитану, но вестей не было. Командование приказывает ждать.
- Что с водой? - рядовой Булах потряс полупустой фляжкой.
Воду почти выпили ночью: пришла команда спускаться - через час ее отбили, положение стало угрожающим. Десять затертых фляжек - в тень бруствера. Выдавать по крышечке, три раза в день.
- Ребята, ребята, озеро под горой! - кричит Сашка Александров.
Озеро - глюк, бред обезвоженного организма.
- Какое озеро, сиди ты! - остановил его Пахомов.
Воды... Как не говорить о ней, когда ее все меньше. Когда силы уходят и неизвестно, будет караван или нет. Или им всем суждено умереть, глядя на Панджшер? Ночью ротного вызывал капитан, а они всерьез собирались отправить отряд к реке. Будто забыли, что до нее минимум - километров пять, что на дороге - кишлак.
Сидоров Вовка, душа компании и балагур, неистово рыл землю.
- Здесь вода! Еще чуть-чуть - увидишь, какой фонтан вдарит…
Алексеев не стал разубеждать Вовку. Ему самому всего час назад самолет показался орлом. Орел стремительно надвигался, хотел схватить и унести его. Юра уже видел раскрытый загнутый клюв и хищные когти. Но он вжался в камни, и орел промахнулся.
Москва, 20 лет спустя
Третий тост. Разговор затихает. 20 лет назад березки у могилки Сидора были еще маленькие. Теперь от сырости на их коре поселился зеленоватый мох. В колее - полоски луж. Кругом вода. На земле. В небе, грозящем дождем. В пластиковых бутылках, из которых разливает ее по стаканам большой и добродушный Володя Юденков.
Его машина инженерной разведки всегда была в идеальном состоянии. Друзья рассказывают, как он в одиночку, под шквальным огнем, перегружал взрывчатку с подбитой машины. Сделал, завел БТР и уехал. А в Союзе стеснялся надеть награды. Орден Красной Звезды и две медали "За отвагу" носил в кармане, завернутые в платочек.
О плохом не вспоминают. Берут гитару, поют афганские песни. Кому-то покажется странным: сидят мужики, смеются.
- Вся служба - одно яркое пятно. Жизнь была настолько полнокровной. Осталось только хорошее, все плохое стерлось, - говорит Геннадий Булах, награжденный орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу".
- Мы живем этой памятью, - подтверждает Юрий Алексеев. - Хорошее было время. По крайней мере, в памяти действительно есть.
Юрий держится очень прямо, почти по-отечески оглядывая друзей.
- Серега, а ты почему не улыбаешься? Ну-ка улыбнись! - поддразнивает он Денисова. - Зубов нет? Почему не сделаешь?
- Делаю, в процессе, - не удерживается тот и улыбается во весь рот.
Сержанту Денисову есть за что благодарить сержанта Алексеева.
После Афгана мирная жизнь не заладилась - "выпал" на 10 лет. А два года назад его нашли друзья. Он попросил лишь о работе. Теперь к Денисову вернулась жена, дочери почти полгода.
- Помню, перед дембелем Юра говорит: "Вот уйдем и не будем встречаться..." Его идея не терять друг друга зародилась еще там. Все удивляются: ведь деньги портят человека, среди афганцев есть такие. Но есть люди, которых ничто не может изменить. Хочу, чтобы Юра был крестным, - без него у меня и дочери бы этой не было...
Из десяти пацанов с Угрешки в Афганистане погибли трое. Но и в мирное время смерть не закрыла свой страшный счет. Умирают от цирроза, гибнут в случайных стычках. Слишком большой удар наносит война человеку, и, даже чудом выжив, он не может найти себя.
В Орехово-Зуеве, на Каширке, есть афганский дом, где живут алкоголики. Жены от них ушли, другие жильцы уехали. Это ответ на вопрос, существует ли афганский синдром. Последствия того, что приходилось убивать, видеть кровь, обезображенные трупы и каждый день знать, что в 20 лет ты можешь вернуться домой в цинковом гробу.
Десантники рассказывают об одной семье: отец ветеран Афганистана, сын потерял обе ноги в Чечне. Заплатить за протезы для них было невероятным. Отечественный протез голени стоит от 30 тысяч рублей, бедра - 48 тысяч. А современные импортные - 12 тысяч долларов.
- Сбросились, - говорят они, поглядывая на Алексеева, - отправили парня в Германию. Вернулся другим человеком. Счастливым.
Сколько таких "счастливых" на памяти сержанта Алексеева... Но он не любит рассказывать об этом.
Москва, 2003 год
В ресторанчике - сумрачно и уютно. Первый заказ - грейпфрутовый сок.
- Я рад и горд, что судьба подарила мне знакомство с такими людьми, как мои друзья, - говорит Владимир Сидоров. - Вернее и преданнее людей не бывает.
Вместе с Володей Юденковым они разыскивают товарищей, связь с которыми утеряна со службы. Звонят в адресные бюро и военкоматы, дальним родственникам и бывшим соседям. И клубок распутывается, тоненькой ниточкой выводя их к друзьям. В роте служил Мишка, добродушный парень из украинского села. Его считали погибшим.
На своей последней операции Миша шел первым. Прямо перед собой заметил мину, с которой ссыпался песок. Обезвредил ее, взял в руки и, счастливый, повернулся к офицеру: "Ось, товарищ лейтенант!" Ступил чуть левее - грянул взрыв. Упал молча, без крика, без слов. Посмотрел недоуменно в небо, на землю, на мир вокруг. Подтянул к себе оторванную ногу, подумал, ощупал себя - и тут закричал... Через 15 минут его, располосованного врачами ("я быв замотан, як кукла"), вертушка несла в Кабул. Говорили, он умер на операционном столе. А потом узнали, что он живет где-то на Украине. Заведует клиникой ветеринарной медицины. Женат, двое детей.
По дороге в Москву Юрий достает коричневый бархатный альбом. Фотографий немного: снимать запрещали, рвали пленки. Так что все здесь - чудом уцелевшее, переправленное в письмах, не замеченное военной цензурой. И все - от первой, где принимает присягу Грачев, до последней, где, неловко вытянувшись на спине и не закрыв глаза, лежит заснувший навсегда друг, - бесконечно дороги и бесценны.
После Афгана Юрий работал в автопарке, был комсомольским секретарем, учился на юриста. Страна затрещала по швам - бросил институт, занялся бизнесом. Теперь в его послужном списке казино, рестораны, стекольный и пластмассовый заводы. Это - талант бизнесмена. Но есть другой, более редкий талант. Оставаться человеком, принимать как свою - чужую беду.
- Это, наверное, внутри, - говорит Юрий. - Не то что галочку где-то ставишь: "надо". Нет, это само собой, нормально. Так должно быть.
Предгорье Баграма, 1983 год
"Уч-Кудук, три колодца…Прицепилась, зараза… Нет сил открыть глаза. Четвертая ночь или пятая? Тоска - смерть… Кто курит?! Не курить -- снайпер целится на огонек!"
Пахомова вызывали к капитану: приказ спускаться, каравана не будет. Через два часа броня у блокпоста. Это радость, хотя сил на эмоции нет. Вокруг, пошатываясь , поднимаются изможденные люди. Разбирают пустые фляжки, поправляют бронежилеты.
Началась пшеница. Такая же, как в Смоленщине. Они успели отойти метров на двести, как по цепочке вперед передали: "Вернуться, перекрыть тропу". По данным разведки, караван двигался к ним.
Они залегли в пшенице и превратились в слух. Через несколько часов появился караван. Капитан скомандовал: "Огонь!"
Две минуты - и все стихло. Двое в плену, сорок человек и вьючные животные убиты. Только осел, завалившись на бок, долбит копытом ямку в земле, будто роет себе могилу.
...Фляжки снова иссякли, но бойцы не почувствовали облегчения. Реальностью был сверкающий, страшный Панджшер, молчаливая жуткая гора, и кишлак под горой, и руки, вгрызающиеся в песок, и несущийся орел. Только жажда на всем свете. От края до края. И белеющие чалмы, и предсмертный оскал, и копыто осла, и костер из лекарств, и пшеница. Сухая пшеница в чужой стране...