Андрей Вышинский

Отец — Януарий Феликсович Вышинский (January Wyszyński), прихожанин католической церкви Пресвятой Девы Марии в Баку, владелец аптеки на Колюбакинской ул. в Баку, мать — учительница музыки. Вскоре после его рождения семья переехала в Баку.

В 1901 г. поступил на юридический факультет Киевского университета, но окончил его только в 1913 г., поскольку неоднократно бросал учебу. В 1903 г. вступил в партию меньшевиков. По окончании учебы преподавал в Баку в частной гимназии, занимался адвокатской практикой. После февральской революции 1917 г. стал комиссаром милиции Якиманского района в Москве. По некоторым данным, подписал приказ об аресте Ленина, в случае его обнаружения в Москве, как немецкого шпиона. К большевикам примкнул лишь в 1920 г.

В 1925—1928 гг. был ректором Московского государственного университета. При нём на факультетах действовали «проверочные комиссии», была сокращена автономия учебных подразделений, усилилась политико-пропагандистская работа среди студентов. В результате удаления из университета старой профессуры снизился уровень преподавания. В конце 1920-х работал в органах госаппарата, связанных с образованием.

Обвинитель в ходе Шахтинского дела. С 1935 г. Генеральный прокурор СССР. Выступал как государственный обвинитель на всех трёх Московских процессах 1936—38 гг.; для него был характерен жёсткий стиль, бесцеремонность, изначальная уверенность в виновности подсудимых, к которым он открыто выражал презрение. Вышинского считал своим образцом Роланд Фрейслер, председатель «Народного суда» в гитлеровской Германии.

Впрочем, распространённая легенда, согласно которой Вышинский-теоретик утверждал, вслед за средневековыми инквизиторами, что признание обвиняемого является царицей доказательств, действительности не соответствует. В своей главной работе он декларировал обратный принцип:

…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого… В достаточно уже отдаленные времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьезным доказательством, «царицей доказательств» (regina probationum).

…Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики. Действительно, если другие обстоятельства, установленные по делу, доказывают виновность привлеченного к ответственности лица, то сознание этого лица теряет значение доказательства и в этом отношении становится излишним. Его значение в таком случае может свестись лишь к тому, чтобы явиться основанием для оценки тех или других нравственных качеств подсудимого, для понижения или усиления наказания, определяемого судом.

Такая организация следствия, при которой показания обвиняемого оказываются главными и — еще хуже — единственными устоями всего следствия, способна поставить под удар все дело в случае изменения обвиняемым своих показаний или отказа от них.

За основную работу — «Теория судебных доказательств» — получил в 1947 г. Сталинскую премию; академик АН СССР (с 1939).

С 1940 г. в наркомате иностранных дел. В 1945 г. присутствовал при капитуляции Германии. В 1949 —1953, в разгар начального этапа Холодной войны и во время войны в Корее, министр иностранных дел СССР. После смерти Сталина министром иностранных дел вновь стал В. М. Молотов, а Вышинский был назначен представителем СССР в ООН.

Скончался в Нью-Йорке в 1954 г., был кремирован, прах помещён в урне в Кремлёвской стене на Красной площади в Москве.

После XX съезда КПСС в 1956 году Вышинский был «посмертно репрессирован», у его наследников отобрали государственные привилегии, а его труды перестали быть официально используемыми пособиями для юристов.