Арон Лейбман

Мы с мужем часто бываем за границей: на кинофестивалях, на показах наших фильмов. Такие поездки хороши тем, что там встречаешь интересных людей, причем знакомства с ними могут возникать самым невероятным образом. И вот, бывает, человек сидит, рассказывает о событиях исторического масштаба, а ты слушаешь и думаешь: «Неужели так оно и было? И неужели это случилось именно с этим милым человеком, который тебе сейчас наливает чай?».

Оказывается, было. Еще как было!

В конце октября прошлого года мы приехали в Бостон на фестиваль русской культуры в рамках проекта «Образовательный мост» («Educational Bridge Project»), который организует Людмила Лейбман, профессор Бостонского университета, моя давняя приятельница еще по питерской жизни. Уже больше десяти лет живет она в Америке, преподает в университете теорию музыки. И, будучи талантливым и энергичным человеком, сумела создать солидный фестиваль, на который приезжают

деятели культуры (в основном музыканты) из России. В ответ аналогичная группа из Бостонского университета отправляется в Россию. Так осуществляется культурный мост между двумя странами.

Когда сумасшедший марафон фестивальных дней завершился, Людмила наконец смогла перевести дух и отправилась вместе с нами в местный музей искусств. Деревья полыхали разноцветьем одеяний, напоминая венецианский карнавал увядающих красавиц. «Да, забыла вам сказать, сегодня вы идете на обед к моему папе» — неожиданно объявила Людмила.

Мы удивились: ведь мы никогда его не видели. О чем будем говорить с незнакомым человеком? Словно прочитав наши мысли, Люда обронила: «Кстати, мой папа однажды спас Россию. Как, Элла, ты не знаешь историю про атомный ледокол «Ленин»? Ну, так за обедом и расспросишь. Если папу разговорить, он много интересного расскажет — того, что раньше было государственной тайной, а теперь стало историей, о которой, впрочем, и сейчас знают немногие».

Арон Абрамович оказался бодрым, абсолютно не старым человеком, похожим на артиста Керка Дугласа в роли Спартака. Сплющенный борцовский нос, как ни странно, только добавлял ему мужского обаяния.

В процессе беседы Арон Абрамович неохотно отвечал на вопросы, касающиеся лично его, комментируя это всякий раз словами: «Ну, подумаешь, я же не один был!» Или: «Ну и что тут такого?» В общем, всячески проявлял скромность, но главную историю своей жизни все-таки поведал.

В 1956 году он был переведен с Дальнего Востока, куда попал по распределению после окончания Военно-морского училища им. Фрунзе, в Кронштадт — начальником гидрографической службы, которая ведала акваторией от Ленинграда до границы с Финляндией.

В то время завершалось строительство первого в мире атомного ледокола «Ленин». Ледокол должен был олицетворять мощь и величие Советского государства, наглядно демонстрировать преимущество социалистического строя перед капиталистическим, поэтому о нем раструбили на весь мир. Когда подошло время спуска ледокола на воду, возникла одна неразрешимая проблема.

Ледокол строился на Адмиралтейском заводе в Ленинграде, и выводить его планировалось по Ленинградскому морскому каналу. Но глубина канала была 9 метров, а осадка ледокола — 10 метров, и это обстоятельство делало невозможным осуществить его проводку. Как же разрешить эту проблему, которую контролировал сам Никита Сергеевич? По этому поводу собиралось множество совещаний, где предлагались различные варианты. Например, построить понтоны, и по ним вывести ледокол. Специалисты подсчитали, что стоить это мероприятие будет не менее 80 миллионов тогдашних рублей. Другой вариант — снять оборудование с ледокола и облегчить его вес, что позволит судну подняться и пройти по каналу. Но поскольку было неясно, какое именно оборудование нужно снимать и сколько времени это займет (во всяком случае, не один год), и на это тоже уйдут десятки миллионов государственных рублей.

Обсуждался вопрос прохождения ледокола и в гидрографическом отделе. Тогда-то Арон Абрамович предложил своему начальнику, контр-адмиралу Иосифу Матвеевичу Кузнецову, простое решение. Он напомнил ему о таком явлении, как приливы, при которых уровень воды на Неве поднимается до трех метров. Но даже, как предположил Арон Абрамович, если вода поднимется на два с половиной метра, это позволит ледоколу беспрепятственно (а главное, абсолютно без всяких затрат на строительство понтонов и демонтаж оборудования) пройти по фарватеру. Как гидрографу, Арону Абрамовичу было известно, что наблюдения за водой велись еще со времен Петра I, а последние 150 лет ученые постоянно фиксировали все периоды подъема уровня воды. По этим наблюдениям выходило, что как раз в октябре вода должна подняться. Эта идея очень понравилась Кузнецову. «Государственные деньги нужно беречь, — сказал он. — А свои соображения доложишь на совещании». — «Есть!» — по-военному ответил Лейбман и на ближайшем заседании у министра судостроительной промышленности выступил со своей идеей. Предложение понравилось. Оно поражало своей простотой и рентабельностью.

Арону Абрамовичу велено было скорейшим образом изложить свои соображения в письменном виде, начертить схемы и выкладки и подать все это в государственную комиссию.

Дело завертелось. Стали ждать воды. Для подстраховки попросили у финнов и шведов прислать их сведения о подъеме воды. По данным многолетних наблюдений, вода должна была подняться в ближайшие недели.

Прошел месяц, но вода все не поднималась. В один из этих напряженных дней его вызвали в Большой дом на Литейном (ленинградское отделение КГБ). «Не бойся и сухари с собой не бери, — подбодрил Кузнецов, который был хорошим

начальником и неплохим человеком, — авось не посадят». Арон Абрамович захватил с собой все бумаги и отправился к чекистам. В кабинете сидели трое. Один в военном, двое в штатском. Вежливо поинтересовались, где вода и по правильному ли пути все идут, доверившись заверениям о скором приливе. Арон Абрамович сказал, что вода непременно будет, просто трудно рассчитать ее приход с точностью до одного дня.

«Ну, что ж, смотрите, — сказали ему, — если что-то не так, мы вам не позавидуем». Это он и сам понимал и сам себе не завидовал. Спустившись вниз в невеселом расположении духа, Арон Абрамович увидел своего помощника, который ждал его внизу в явно приподнятом настроении: «Вода прибывает сегодня ночью», — радостно доложил он. Поскольку пропуск еще не был отнят, Арон Абрамович кинулся назад в кабинет и доложил всей троице о приходе воды. «Вот видите, — сказали они ему, — стоило нам заняться этим вопросом, как все встало на свои места. Так и доложим руководству, что после разговора с нами начался подъем воды».

Арону Абрамовичу уже было все равно, по чьей указке поднялась вода, главное — она прибывала ночью, и нужно было начинать действовать. По заранее разработанному плану был закрыт для движения всех судов Ленинградский морской канал, чтобы «Ленин» не столкнулся с другими кораблями. Лейбман отправился на ледокол командовать его прохождением. Туда же прибыл и контр-адмирал Кузнецов. Ему тоже хотелось поучаствовать в великом процессе. Но Арон Абрамович сказал, что сам будет отвечать за корабль, а чтобы сгладить неловкость, аргументировал свое желание так: «Вы, товарищ контр-адмирал, побудьте в штабе, вдруг что случится здесь, так там, в штабе, хоть будет кому за нас заступиться». И, не дожидаясь согласия Кузнецова, отдал по громкой связи приказ подать контр-адмиралу катер к борту.

Неожиданно пошел снег, резко упала видимость. Арон Абрамович предвидел и такой погодный вариант, поэтому по его ходатайству на «Ленине» были развернуты отечественные радионавигационные системы, которые могли определять местонахождение корабля с точностью до 5-7 метров. Вода поднялась на 2 метра 70 сантиметров и держалась 2 часа 20 минут. В течение двух часов ледокол беспрепятственно шел по каналу. Но если бы с проходом ледокола задержались на 20 минут, то вся операция могла закончиться катастрофой.

С выходом ледокола в Финский залив и началась его славная биография. Правда, на первых же ходовых испытаниях выяснилось, что на «Ленине» имеются технические недоработки, в частности, сильная вибрация винта. Для его отладки ледокол пришлось снова отправить на Адмиралтейский завод, потом заново провести его по морскому каналу, снова ждать воды, которая, к слову сказать, на сей раз пришла очень быстро. Но все это было известно только очень узкому кругу допущенных к тайне людей. А для всего прогрессивного человечества первый в мире атомный ледокол «Ленин» был спущен на воду 6 ноября 1959 года, к 42-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и побед оносно прошел все испытания под мудрым руководством коммунистической партии и советского правительства.

А потом раздавали награды, почести и звания. Арону Абрамовичу дали Почетную грамоту и в порядке поощрения перевели для дальнейшего прохождения службы в Ленинград, в Главное управление навигации и океанографии Министерства обороны СССР, где он прослужил еще более 30 лет. В 1960 году он опубликовал в журнале «Записки по гидрографии» научную статью о выводе атомохода из Ленинграда в сложных навигационных условиях.

...Тогда Арон Абрамович не находил ничего страшного в том, что его не выделили из огромного числа людей, принимавших участие в операции, и искренне считал, что главным было дело, которое они сделали... «А сейчас? Что вы об этом думаете сейчас?» — спросила его я. «Сейчас, я думаю, нам следует выпить». Арон Абрамович налил нам по рюмочке, улыбнулся своей «спартаковской» улыбкой и опрокинул первым, не закусывая.