 |
Михаил ШемякинРоссийский живописец, график, скульптор
Дата рождения: 04.05.1943
Гражданство: Россия |
Сразу всплывают какие-то фразы из генетической, что ли, памяти. Дескать, "с кем вы, господин Шемякин?" или "кто вы на самом-то деле?". Вот и разберемся не спеша.
Большинство вменяемых российских граждан, уверена, гордятся тем, что знаменитый художник Михаил Шемякин - наш соотечественник. Русский! Правда, наполовину. На вторую половину Михаил Михайлович - "лицо кавказской национальности". Не "Caucasian", каковой термин в анкетах иммиграционной службы США деликатно обозначает человека белой расы, в отличие от латиносов, африканцев и азиатов, а самый настоящий кавказец, причем знатного рода. Его отец, рано потерявший близких, был усыновлен офицером Белой гвардии Шемякиным. Приемный отец скоро сгинул на полях Гражданской войны, а юный Михаил Шемякин стал красноармейским сыном полка, в 13 лет(!!!) получил один из первых орденов боевого Красного Знамени, всю жизнь звался Шемякиным и... всегда гордился, что принадлежит к славному роду Кардановых. Сегодня в родственниках Михаила Шемякина числится солидная часть населения Кабардино-Балкарии и огромное количество кабардинцев, рассеянных по свету. Клан Кардановых насчитывает около 65 000 человек, среди которых президент Кабардино-Балкарии Валерий Коков, известный дирижер Юрий Темирканов и другие знаменитости. У рода есть свой гимн, флаг и герб, Фактически это целая общественная организация. А первые следы Кардановых в России обнаружены еще в XVI веке, когда их послы пришли к Ивану Грозному, да так и остались на служение (об этом упоминает Карамзин). Еще раньше выходцы с Кавказа Карданы (так звучала фамилия) появились в Италии. Джероламо Кардано изобрел карданный вал. Пьер Карден тоже, видимо, дальний родственник... Михаил Шемякин узнал свою родословную в подробностях, будучи во вполне зрелом возрасте, и лишь несколько лет назад побывал на исторической родине. Приняли его там с истинно восточным гостеприимством, называли по-своему, Мухаммедом, подарили саблю, папаху и скакуна по имени Каро. Точно так же, вспомнил Шемякин, звали коня, на котором воевал в Великую Отечественную его отец-кавалерист.
Мама Михаила, Юлия Предтеченская, тоже гордилась древностью своего дворянского рода (хотя в пору ее молодости это, мягко говоря, не приветствовалось). В семье придерживались панславянских взглядов, но это не помешало ей выйти замуж за горца. В довоенные годы Юлия играла в кино и театре, и однажды ей досталась роль юной кабардинки. Съемки проходили в том самом ауле Кызбурун, откуда, как выяснилось много позже, был родом будущий отец Михаила Шемякина... Подобных мистических совпадений будет много в жизни знаменитого художника.
Вот, например, еще одно. Рассказывает дядя художника (а "по совместительству" и его полномочный представитель в России) Олег Железкин:
- Миша мальчиком зачитывался Вашингтоном Ирвингом, жил он тогда с родителями в Кенигсберге. И вот ему приснился сон: очень необычный пейзаж, силуэт каких-то гор... Сон этот он зарисовал, и уже взрослым, когда покупал землю в Америке, обнаружил, что находится в месте, которое совпадает с его рисунком. Потом выяснилось, что поселок Гудзон, или Хадсон, создан голландскими поселенцами, и Ирвинг писал о Рип Ван Винкле именно там. Сплошная мистика!
Да, что-то в этом есть... Но, несмотря на все совпадения и предопределения, вряд ли доброй фее Шемякин обязан своей судьбой. Он, что называется, self-made man - человек, который сделал себя сам. Будучи в 1971 году выдворенным из Советского Союза, не так уж известный, хотя и выставлявшийся на Западе, он практически начал все с нуля, сумел сделать себе имя и - не будем стесняться называть вещи своими именами - войти в историю мирового искусства. Хотя, судя по замечаниям Михаила Шемякина, в историю войти проще, чем попасть на художественный рынок:
- Я считаю, что добился многого, потому что фактически в одиночку борюсь с очень мощной художественной мафией, которая управляет в Америке, а через Америку диктует цены во всем мире. Это "Сотби", "Кристи", крупные галереи, это Лео Кастелли - гениальный психолог, который мог продавать за колоссальные деньги воздух и довел ситуацию "голого короля" до полного совершенства. Я жил недалеко от его галереи в Нью-Йорке и иногда останавливался перед витриной. А там, допустим, стоит на пьедестале мешок, именуемый у нас "гарбиджем". И вот так смотришь через стекло и думаешь: интересно, рабочие забыли мешок, или это произведение на завтрашнем вернисаже будет стоить тысяч так 800 долларов? Существует даже такое направление в современном искусстве - garbage school. Или вот был в 60-е годы такой веселый хулиган, Лео Манцони. Он туалет объявил своей мастерской (знаменитая фотография, где он стоит возле унитаза, держит баночки в руках и улыбается, приспустив штаны)... И, в общем, шутил или на самом деле, извините, навалил в эти баночки, но он изготовил их штук 200, как положено по тиражам литографии, на всех поставил свою подпись, и теперь, когда они всплывают на аукционах, за них идет нешуточная борьба. Это всего лишь пример сегодняшней ситуации, когда не существует ни эстетических, ни социальных критериев. Директриса музея Уитни в одном своем выступлении так и сказала: "Нам не нужны художники-профессионалы, наш музей интересуют прежде всего новые материалы, секс, технологии и динамика".
Художественная мафия вкладывает огромные деньги в рекламу, появляются статьи ведущих критиков, создается имя - и готово: богатый американец, обладающий совершенно иной психологией, чем европейцы, идет в модную галерею, где ему вдувают банку с дерьмом, или старый башмак, или фразу. Например, фраза "Трава помята", из которой Лео Кастелли сделал просто библейское событие, была продана за 320 тысяч долларов! Но это было очень давно, сегодняшние цифры можно умножать на три.
Американцы ДОЛЖНЫ покупать, если они богаты. Обязаны. У меня нет критики американского общества, я там живу и понимаю: они пытаются создать и создают свои традиции, свою аристократию, определенные правила игры. Французу, например, наплевать, что пишет критика - плохо, хорошо или ничего, - ему нравится, он идет и покупает это. В Америке самое страшное - умолчание. Если написали плохо - это уже хорошо, а если появились хвалебные отзывы, считается, что художник состоялся. Галереи сами ставят цены, сами выкупают, теряя проценты, но через несколько лет коллекционер смотрит: картина стоила 300 тысяч, потом была продана за 500, потом еще дороже, значит, пора в нее вкладывать деньги. Это простая, четкая игра. Но нам, россиянам, до нее еще плыть и плыть.
Только куда ж нам плыть-то? Нарисованная выше картина настолько удручает, что остается утешаться вечным "мы бедные, но гордые". Правда, современному российскому искусству гордиться абсолютно нечем, считает Михаил Шемякин. Особенно больная тема - скульптура, которая, по его мнению, в России вообще отсутствует. Художник откровенно раздражается, когда его просят оценить новые памятники в нашей столице. Дело даже не в неприязни к конкретным авторам. "Здесь нет не то что работ Генри Мура или других мировых величин, нет почти и наших соотечественников, уехавших на Запад или просто забытых. Почему-то немцы устанавливают у себя работы Вадима Сидура, одного из сильнейших скульпторов мира, а где они у нас?" - констатирует Шемякин. Трудно не согласиться, что к современной скульптуре мы не приучены. Даже бронзовый обитатель Петропавловской крепости в шемякинском исполнении до сих пор смущает публику, хотя та с удовольствием и фотографируется у Петра I на коленях. Царские коленки сверкают, как золотые, а автору до сих пор приходится отбиваться от критиков, которые не могут смириться с этаким уродством.
Скоро еще один шемякинский Петр обоснуется на северных берегах, теперь в Лондоне. Стоя во весь рост на берегу Темзы, он будет смотреть на доки и, может быть, мысленно переговариваться с российским "двойником". Поймут ли замысел мастера простые англичане? Простые итальянцы, например, не испытали ни малейшего смущения, увидев памятник Джакомо Казанове. Достоверное свидетельство "лицедея" Анвара Либабова:
- На Венецианском карнавале мы каждый вечер устраивали импровизации возле этого памятника на набережной за площадью Сан-Марко. Как-то приходим наутро попить кофе и видим - у памятника сложены корзины с какой-то снедью, с вином. Собрались люди в карнавальных костюмах, с национальной музыкой, с танцами, песнями. Это приехали, оказывается, крестьяне из Тироля. Им очень близок оказался этот памятник. В нем есть эстетство, но он понятен всем - от интеллектуала до простолюдина.
На карнавале в Венеции у Шемякина с Вячеславом Полуниным и "Лицедеями" был совместный проект - "метафизические шествия". Огромный череп, в виде арбы на огромных колесах, медленно ехал по мостовой к памятнику Казанове. Его везли персонажи в плащах, масках, костюмах (надо ли говорить чьей работы?), сопровождаемые процессией участников карнавала. Это впечатляющее зрелище. Культура карнавала, цвета, краски, сочетание таинственной игры, смеха и абсолютной серьезности - это шемякинское, кто видел "Карнавалы Санкт-Петербурга" - согласится. Мистерия - стихия Шемякина. Вот мнение Анвара Либабова (и, наверное, не его одного):
- У Шемякина такое богатство идей, что на их основе можно сделать целый метафизический театр. Если воспользоваться его формами, костюмами, масками, можно сделать театр интерьерный, уличный, какой угодно. Столько находок для театральной среды, целый мир - бери да играй!
Театральный опыту Михаила Шемякина небольшой, и, кстати, не очень удачный. Была теперь уже полумифическая, немедленно запрещенная постановка "Носа" Шостаковича в консерватории (кажется, всего один спектакль), была работа над либретто "Преступления и наказания", и, если бы нашелся в свое время композитор, возможно, Владимир Васильев поставил бы спектакль в Большом театре, но "если бы" не произошло. До недавних пор шла работа над прокофьевской "Любовью к трем апельсинам". Тоже приостановилась, но, будем надеяться, это не к худу, потому что причиной послужил новый проект - "Щелкунчик". История в своем роде занимательная, из ряда странных совпадений. Нам рассказала ее Сара Кэй, много лет неизменная спутница и помощница Шемякина:
- Миша часто работает по ночам и ложится очень поздно. Как-то уже под утро, чтобы расслабиться, он включил видео или телевизор и смотрел "Щелкунчика", американский вариант, там еще играл "один дома", М. Калкин. Постановка очень устаревшая по зрительному ряду, и Миша заснул с мыслью: "Как хорошо, что я не профессиональный театральный художник, а то, сделав такое, я бы повесился". Через два часа звонок: Валерий Гергиев из Лондона, говорит, ты только не отказывайся сразу, мы обязательно будем делать Прокофьева, но сначала давай поставим "Щелкунчика".
Премьера "Щелкунчика" в Мариинском театре назначена на 14 января 2001 года, старый Новый год, самое сказочное время, когда творятся всякие волшебства. После участия Шемякина эта история обещает быть еще чудеснее. Он делает костюмы, маски, декорации и даже работает над либретто. Почти все готово, хотя после неожиданного гергиевского звонка не прошло и года. Те, кто знает художника, этому не удивляются: общеизвестно, что он трудоголик, работает днем и ночью, часто над несколькими вещами одновременно. Работа поглощает его полностью, если бы можно было не спать вообще, Шемякин наверняка отказался бы от сна.
Предвижу, что кто-то сейчас скептически улыбнется: "Знаем, дескать, как живет вся эта богема..." Бурная молодость нашего героя напоминает о себе чудовищными шрамами, его загулы с Владимиром Высоцким стали легендами. Что ж, из песни (скажем, "Парижские бесы") слова не выкинешь. Дань Бахусу отдали оба, но оба и тяготились своим пристрастием. В свое время даже вместе лечились от алкоголизма. Нашли в Париже тибетского монаха, учителя далай-ламы, исполнив все обряды, сняв у входа туфли, на четвереньках подползли к просветленному и попросили об исцелении. Тот повязал каждому на шею желтую ленточку в качестве оберега. Потом Высоцкий с Шемякиным регулярно созванивались: "Ну что, старик, помогает ленточка?" - "Вроде действует, не пью..." Сорвались практически одновременно. "Что связывает этих людей, кроме таланта и любви к пьянкам?" - удивлялась Марина Влади. Глупейший вопрос, смеется Шемякин, достаточно хоть первого, хоть второго.
Было и третье - потрясающая самоотдача обоих в работе. В "парижский" период Шемякин сделал огромное количество записей Высоцкого, переоборудовав свою мастерскую в студию:
- Для многих Володя - гуляка, гениальный забулдыга: выпивает стакан водки, с хрустом закусывает им же, берет гитару и... понеслась душа русская в звездные дали. А я сейчас вспоминаю, что больше всего Володя любил тишину, испытывал даже какое-то отвращение перед большим пространством. Когда он бывал у меня, то огораживал диван стульями, обкладывался книгами со всех сторон и мог так сидеть часами. Некоторые песни он писал в самолете, приезжал ко мне, надевал очки, ставил на мольберт листочки (потому что еще не помнил текста) и начинал петь. Вместе работать было прекрасно. Весь в мыле, он пел для меня и. для себя, пока не находил, что получилось. Переписывали по 6-7 раз, так что у меня оказалось громадное собрание его песен.
Альбомы Высоцкого Шемякин переиздает до сих пор. В последний раз, когда был в Москве, подарил несколько компакт-дисков Владимиру Путину.
За рамками статьи осталось еще множество задуманного и сделанного Шемякиным, обо всем не расскажешь. Любопытно, когда он все успевает? Безумно интересно все, что он делает, этот человек-карнавал, человек-карданный вал ("карданный карнавал", как написали в одной нью-йоркской газете). Конечно, это мое субъективное мнение, но разве можно о таком человеке написать объективно? Это не я сказала. Дадим слово еще одному давнему знакомцу художника, поэту Константину Кузьминскому: "Шемякин гениален, капризен, работоспособен до невероятия, и истеричен. Щедр. Скандален. Благороден и полон интриги. Абсолютнейший мастер, мастер европейского класса и потому - слишком хорош для Америки. Его европейский эстетизм для нее непонятен. О нем нельзя говорить объективно, это все равно, что говорить о жене или о брате".
Большинство вменяемых российских граждан, уверена, гордятся тем, что знаменитый художник Михаил Шемякин - наш соотечественник. Русский! Правда, наполовину. На вторую половину Михаил Михайлович - "лицо кавказской национальности". Не "Caucasian", каковой термин в анкетах иммиграционной службы США деликатно обозначает человека белой расы, в отличие от латиносов, африканцев и азиатов, а самый настоящий кавказец, причем знатного рода. Его отец, рано потерявший близких, был усыновлен офицером Белой гвардии Шемякиным. Приемный отец скоро сгинул на полях Гражданской войны, а юный Михаил Шемякин стал красноармейским сыном полка, в 13 лет(!!!) получил один из первых орденов боевого Красного Знамени, всю жизнь звался Шемякиным и... всегда гордился, что принадлежит к славному роду Кардановых. Сегодня в родственниках Михаила Шемякина числится солидная часть населения Кабардино-Балкарии и огромное количество кабардинцев, рассеянных по свету. Клан Кардановых насчитывает около 65 000 человек, среди которых президент Кабардино-Балкарии Валерий Коков, известный дирижер Юрий Темирканов и другие знаменитости. У рода есть свой гимн, флаг и герб, Фактически это целая общественная организация. А первые следы Кардановых в России обнаружены еще в XVI веке, когда их послы пришли к Ивану Грозному, да так и остались на служение (об этом упоминает Карамзин). Еще раньше выходцы с Кавказа Карданы (так звучала фамилия) появились в Италии. Джероламо Кардано изобрел карданный вал. Пьер Карден тоже, видимо, дальний родственник... Михаил Шемякин узнал свою родословную в подробностях, будучи во вполне зрелом возрасте, и лишь несколько лет назад побывал на исторической родине. Приняли его там с истинно восточным гостеприимством, называли по-своему, Мухаммедом, подарили саблю, папаху и скакуна по имени Каро. Точно так же, вспомнил Шемякин, звали коня, на котором воевал в Великую Отечественную его отец-кавалерист.
Мама Михаила, Юлия Предтеченская, тоже гордилась древностью своего дворянского рода (хотя в пору ее молодости это, мягко говоря, не приветствовалось). В семье придерживались панславянских взглядов, но это не помешало ей выйти замуж за горца. В довоенные годы Юлия играла в кино и театре, и однажды ей досталась роль юной кабардинки. Съемки проходили в том самом ауле Кызбурун, откуда, как выяснилось много позже, был родом будущий отец Михаила Шемякина... Подобных мистических совпадений будет много в жизни знаменитого художника.
Вот, например, еще одно. Рассказывает дядя художника (а "по совместительству" и его полномочный представитель в России) Олег Железкин:
- Миша мальчиком зачитывался Вашингтоном Ирвингом, жил он тогда с родителями в Кенигсберге. И вот ему приснился сон: очень необычный пейзаж, силуэт каких-то гор... Сон этот он зарисовал, и уже взрослым, когда покупал землю в Америке, обнаружил, что находится в месте, которое совпадает с его рисунком. Потом выяснилось, что поселок Гудзон, или Хадсон, создан голландскими поселенцами, и Ирвинг писал о Рип Ван Винкле именно там. Сплошная мистика!
Да, что-то в этом есть... Но, несмотря на все совпадения и предопределения, вряд ли доброй фее Шемякин обязан своей судьбой. Он, что называется, self-made man - человек, который сделал себя сам. Будучи в 1971 году выдворенным из Советского Союза, не так уж известный, хотя и выставлявшийся на Западе, он практически начал все с нуля, сумел сделать себе имя и - не будем стесняться называть вещи своими именами - войти в историю мирового искусства. Хотя, судя по замечаниям Михаила Шемякина, в историю войти проще, чем попасть на художественный рынок:
- Я считаю, что добился многого, потому что фактически в одиночку борюсь с очень мощной художественной мафией, которая управляет в Америке, а через Америку диктует цены во всем мире. Это "Сотби", "Кристи", крупные галереи, это Лео Кастелли - гениальный психолог, который мог продавать за колоссальные деньги воздух и довел ситуацию "голого короля" до полного совершенства. Я жил недалеко от его галереи в Нью-Йорке и иногда останавливался перед витриной. А там, допустим, стоит на пьедестале мешок, именуемый у нас "гарбиджем". И вот так смотришь через стекло и думаешь: интересно, рабочие забыли мешок, или это произведение на завтрашнем вернисаже будет стоить тысяч так 800 долларов? Существует даже такое направление в современном искусстве - garbage school. Или вот был в 60-е годы такой веселый хулиган, Лео Манцони. Он туалет объявил своей мастерской (знаменитая фотография, где он стоит возле унитаза, держит баночки в руках и улыбается, приспустив штаны)... И, в общем, шутил или на самом деле, извините, навалил в эти баночки, но он изготовил их штук 200, как положено по тиражам литографии, на всех поставил свою подпись, и теперь, когда они всплывают на аукционах, за них идет нешуточная борьба. Это всего лишь пример сегодняшней ситуации, когда не существует ни эстетических, ни социальных критериев. Директриса музея Уитни в одном своем выступлении так и сказала: "Нам не нужны художники-профессионалы, наш музей интересуют прежде всего новые материалы, секс, технологии и динамика".
Художественная мафия вкладывает огромные деньги в рекламу, появляются статьи ведущих критиков, создается имя - и готово: богатый американец, обладающий совершенно иной психологией, чем европейцы, идет в модную галерею, где ему вдувают банку с дерьмом, или старый башмак, или фразу. Например, фраза "Трава помята", из которой Лео Кастелли сделал просто библейское событие, была продана за 320 тысяч долларов! Но это было очень давно, сегодняшние цифры можно умножать на три.
Американцы ДОЛЖНЫ покупать, если они богаты. Обязаны. У меня нет критики американского общества, я там живу и понимаю: они пытаются создать и создают свои традиции, свою аристократию, определенные правила игры. Французу, например, наплевать, что пишет критика - плохо, хорошо или ничего, - ему нравится, он идет и покупает это. В Америке самое страшное - умолчание. Если написали плохо - это уже хорошо, а если появились хвалебные отзывы, считается, что художник состоялся. Галереи сами ставят цены, сами выкупают, теряя проценты, но через несколько лет коллекционер смотрит: картина стоила 300 тысяч, потом была продана за 500, потом еще дороже, значит, пора в нее вкладывать деньги. Это простая, четкая игра. Но нам, россиянам, до нее еще плыть и плыть.
Только куда ж нам плыть-то? Нарисованная выше картина настолько удручает, что остается утешаться вечным "мы бедные, но гордые". Правда, современному российскому искусству гордиться абсолютно нечем, считает Михаил Шемякин. Особенно больная тема - скульптура, которая, по его мнению, в России вообще отсутствует. Художник откровенно раздражается, когда его просят оценить новые памятники в нашей столице. Дело даже не в неприязни к конкретным авторам. "Здесь нет не то что работ Генри Мура или других мировых величин, нет почти и наших соотечественников, уехавших на Запад или просто забытых. Почему-то немцы устанавливают у себя работы Вадима Сидура, одного из сильнейших скульпторов мира, а где они у нас?" - констатирует Шемякин. Трудно не согласиться, что к современной скульптуре мы не приучены. Даже бронзовый обитатель Петропавловской крепости в шемякинском исполнении до сих пор смущает публику, хотя та с удовольствием и фотографируется у Петра I на коленях. Царские коленки сверкают, как золотые, а автору до сих пор приходится отбиваться от критиков, которые не могут смириться с этаким уродством.
Скоро еще один шемякинский Петр обоснуется на северных берегах, теперь в Лондоне. Стоя во весь рост на берегу Темзы, он будет смотреть на доки и, может быть, мысленно переговариваться с российским "двойником". Поймут ли замысел мастера простые англичане? Простые итальянцы, например, не испытали ни малейшего смущения, увидев памятник Джакомо Казанове. Достоверное свидетельство "лицедея" Анвара Либабова:
- На Венецианском карнавале мы каждый вечер устраивали импровизации возле этого памятника на набережной за площадью Сан-Марко. Как-то приходим наутро попить кофе и видим - у памятника сложены корзины с какой-то снедью, с вином. Собрались люди в карнавальных костюмах, с национальной музыкой, с танцами, песнями. Это приехали, оказывается, крестьяне из Тироля. Им очень близок оказался этот памятник. В нем есть эстетство, но он понятен всем - от интеллектуала до простолюдина.
На карнавале в Венеции у Шемякина с Вячеславом Полуниным и "Лицедеями" был совместный проект - "метафизические шествия". Огромный череп, в виде арбы на огромных колесах, медленно ехал по мостовой к памятнику Казанове. Его везли персонажи в плащах, масках, костюмах (надо ли говорить чьей работы?), сопровождаемые процессией участников карнавала. Это впечатляющее зрелище. Культура карнавала, цвета, краски, сочетание таинственной игры, смеха и абсолютной серьезности - это шемякинское, кто видел "Карнавалы Санкт-Петербурга" - согласится. Мистерия - стихия Шемякина. Вот мнение Анвара Либабова (и, наверное, не его одного):
- У Шемякина такое богатство идей, что на их основе можно сделать целый метафизический театр. Если воспользоваться его формами, костюмами, масками, можно сделать театр интерьерный, уличный, какой угодно. Столько находок для театральной среды, целый мир - бери да играй!
Театральный опыту Михаила Шемякина небольшой, и, кстати, не очень удачный. Была теперь уже полумифическая, немедленно запрещенная постановка "Носа" Шостаковича в консерватории (кажется, всего один спектакль), была работа над либретто "Преступления и наказания", и, если бы нашелся в свое время композитор, возможно, Владимир Васильев поставил бы спектакль в Большом театре, но "если бы" не произошло. До недавних пор шла работа над прокофьевской "Любовью к трем апельсинам". Тоже приостановилась, но, будем надеяться, это не к худу, потому что причиной послужил новый проект - "Щелкунчик". История в своем роде занимательная, из ряда странных совпадений. Нам рассказала ее Сара Кэй, много лет неизменная спутница и помощница Шемякина:
- Миша часто работает по ночам и ложится очень поздно. Как-то уже под утро, чтобы расслабиться, он включил видео или телевизор и смотрел "Щелкунчика", американский вариант, там еще играл "один дома", М. Калкин. Постановка очень устаревшая по зрительному ряду, и Миша заснул с мыслью: "Как хорошо, что я не профессиональный театральный художник, а то, сделав такое, я бы повесился". Через два часа звонок: Валерий Гергиев из Лондона, говорит, ты только не отказывайся сразу, мы обязательно будем делать Прокофьева, но сначала давай поставим "Щелкунчика".
Премьера "Щелкунчика" в Мариинском театре назначена на 14 января 2001 года, старый Новый год, самое сказочное время, когда творятся всякие волшебства. После участия Шемякина эта история обещает быть еще чудеснее. Он делает костюмы, маски, декорации и даже работает над либретто. Почти все готово, хотя после неожиданного гергиевского звонка не прошло и года. Те, кто знает художника, этому не удивляются: общеизвестно, что он трудоголик, работает днем и ночью, часто над несколькими вещами одновременно. Работа поглощает его полностью, если бы можно было не спать вообще, Шемякин наверняка отказался бы от сна.
Предвижу, что кто-то сейчас скептически улыбнется: "Знаем, дескать, как живет вся эта богема..." Бурная молодость нашего героя напоминает о себе чудовищными шрамами, его загулы с Владимиром Высоцким стали легендами. Что ж, из песни (скажем, "Парижские бесы") слова не выкинешь. Дань Бахусу отдали оба, но оба и тяготились своим пристрастием. В свое время даже вместе лечились от алкоголизма. Нашли в Париже тибетского монаха, учителя далай-ламы, исполнив все обряды, сняв у входа туфли, на четвереньках подползли к просветленному и попросили об исцелении. Тот повязал каждому на шею желтую ленточку в качестве оберега. Потом Высоцкий с Шемякиным регулярно созванивались: "Ну что, старик, помогает ленточка?" - "Вроде действует, не пью..." Сорвались практически одновременно. "Что связывает этих людей, кроме таланта и любви к пьянкам?" - удивлялась Марина Влади. Глупейший вопрос, смеется Шемякин, достаточно хоть первого, хоть второго.
Было и третье - потрясающая самоотдача обоих в работе. В "парижский" период Шемякин сделал огромное количество записей Высоцкого, переоборудовав свою мастерскую в студию:
- Для многих Володя - гуляка, гениальный забулдыга: выпивает стакан водки, с хрустом закусывает им же, берет гитару и... понеслась душа русская в звездные дали. А я сейчас вспоминаю, что больше всего Володя любил тишину, испытывал даже какое-то отвращение перед большим пространством. Когда он бывал у меня, то огораживал диван стульями, обкладывался книгами со всех сторон и мог так сидеть часами. Некоторые песни он писал в самолете, приезжал ко мне, надевал очки, ставил на мольберт листочки (потому что еще не помнил текста) и начинал петь. Вместе работать было прекрасно. Весь в мыле, он пел для меня и. для себя, пока не находил, что получилось. Переписывали по 6-7 раз, так что у меня оказалось громадное собрание его песен.
Альбомы Высоцкого Шемякин переиздает до сих пор. В последний раз, когда был в Москве, подарил несколько компакт-дисков Владимиру Путину.
За рамками статьи осталось еще множество задуманного и сделанного Шемякиным, обо всем не расскажешь. Любопытно, когда он все успевает? Безумно интересно все, что он делает, этот человек-карнавал, человек-карданный вал ("карданный карнавал", как написали в одной нью-йоркской газете). Конечно, это мое субъективное мнение, но разве можно о таком человеке написать объективно? Это не я сказала. Дадим слово еще одному давнему знакомцу художника, поэту Константину Кузьминскому: "Шемякин гениален, капризен, работоспособен до невероятия, и истеричен. Щедр. Скандален. Благороден и полон интриги. Абсолютнейший мастер, мастер европейского класса и потому - слишком хорош для Америки. Его европейский эстетизм для нее непонятен. О нем нельзя говорить объективно, это все равно, что говорить о жене или о брате".