— Мы беседуем с вами накануне пятилетия со дня смерти (23 декабря 1998 года) здесь, в Нью-Йорке, вашего мужа, выдающегося писателя Анатолия Наумовича Рыбакова…
— Муж умер во сне. За полгода до этого ему сделали операцию на сердце, об этом в свое время написал в «Известиях» прекрасный журналист Геннадий Герасимов, посетивший Рыбакова в госпитале. Операция прошла успешно, тем не менее…
— Где похоронен Анатолий Наумович?
— В Москве, на Новокунцевском кладбище, филиале Новодевичьего. Когда он умер, пришла телеграмма от Ельцина — с соболезнованием и вопросом: «Где Анатолий Наумович хотел быть похороненным?» Ельцин был знаком с Рыбаковым, читал «Детей Арбата». Телеграмму президента принес мне российский вице-консул. Здесь, в Нью-Йорке, тело мужа кремировали, и я повезла урну с прахом в Москву. На самом Новодевичьем кладбище урну замуровали бы в стену, а мне этого не хотелось. Могила Рыбакова на Новокунцевском кладбище находится рядом с могилами Зиновия Гердта, Анатолия Эфроса, Владимира Тендрякова и Юрия Трифонова, с которым Рыбаков дружил. Юрий Валентинович умер совсем молодым, 56 лет…
— У него остались, кажется, жена и дочь?
— У него остался и сын. Дочь от первого брака живет с семьей в Германии.
— Юрий Валентинович, как и вы с мужем, жил в Доме на набережной. Там в его честь даже доска мемориальная установлена…
— Она на фасаде дома появилась недавно, раньше висела в подъезде, где ее мало кто видел. Семью Юры: сестру, бабушку и его самого после ареста в 1937 году отца, одного из создателей Красной Армии, из дома выкинули. Двух моих братьев вынудили уехать из этого дома тоже.
— Кто был ваш отец?
— Первый заместитель Микояна, тогда — наркома пищевой промышленности. Последний перед арестом разговор отца с Микояном, как вспоминала его секретарь, состоялся утром 9 ноября 1937 года и кончился тем, что отец вышел из кабинета наркома, хлопнув дверью. И прямо около лифта его арестовали. Расстреляли в феврале 1938 года.
— Как развивались события после ареста отца?
— 12 января 1938 года мы с братьями и мамой вернулись от ее сестры, в квартире нас ждали 5 человек, включая нашего вахтера Московкина. Маму арестовали, а утром приехала тетка — забрать меня, иначе я угодила бы в детский дом. Маму посадили как жену врага народа, а два моих брата погибли на фронтах Великой Отечественной. Отца и маму реабилитировали в 1955 году.
— Потом, уже в зрелом возрасте, вы снова стали жительницей Дома на набережной, правильно?
— Рыбакову предложили на выбор два дома. Мы выбрали именно Дом на набережной, где прошло мое детство.
— В одном из своих романов Рыбаков назвал Дом на набережной пересыльным — в нем люди, выселенные из Кремля, ждали отправки, то есть пересылки, в тюрьмы и лагеря. Почему, Татьяна Марковна, вы покинули тот знаменитый дом, переехали в другое государство и живете теперь на Бродвее?
— Я не переехала в другое государство, я — гражданка России. Время от времени я живу в Америке, чтобы быть ближе к семье дочери, которая живет здесь.
— Кто был в числе близких друзей Анатолия Наумовича?
— Булат Окуджава, Вениамин Каверин — это всё друзья — соседи по Переделкину. Кто же еще? Александр Крон, Эммануил Казакевич, умерший очень рано, поэт Елена Николаевская, Лида Либединская. Но первым, главным, что ли, его другом, был писатель, журналист, театровед Василий Сухаревич. Это он сказал мужу: «Толя, ты будешь писателем!» В «Романе-воспоминании» Толя посвятил ему целую главу.
— Были ли у Анатолия Наумовича близкие отношения с Василием Гроссманом?
— Однажды [мы с Василием Гроссманом], Паустовским и Беком отдыхали в Ялте. Но Гроссман был достаточно сложным человеком, дружбы с Рыбаковым у него не получилось. Василий Семенович очень дружил с поэтом Семеном Липкиным, спасшим роман «Жизнь и судьба» — одну машинописную копию он, рискуя всем, спрятал от КГБ.
— Отношение читателей к Анатолию Наумовичу иначе как обожанием назвать нельзя. Откуда всё это шло, по вашему мнению?
— Обожание публики Рыбаков чувствовал всегда. И буквально за неделю до смерти ощутил его в последний раз. В Нью-Йорк тогда (декабрь 1998 года) приехал Явлинский. В его честь устроили прием у президента Фонда Сахарова, мы тоже были приглашены. Рыбаков хотел познакомиться с Явлинским, равно как Явлинский хотел познакомиться с Рыбаковым. На приеме присутствовало много знаменитостей: бывший посол США в Москве Джек Мэтлок, Джорж Сорос, Елена Боннэр и молодежь, работавшая в Америке. Они узнали Рыбакова, окружили его, засыпали вопросами. Почему, вы думаете? Они росли на его книгах! «Кортик», «Бронзовая птица» были настольными книгами миллионов советских детей. Потом появились «Тяжелый песок» и «Дети Арбата».
— Сколько лет пролежал в столе этот роман?
— Двадцать! Впервые он был анонсирован Твардовским в 1966 году. Твардовскому нравился и сам роман, и его название. Он утверждал: «У талантливых книг и название талантливое». Печатать роман Твардовскому не дали, и он спросил мужа: «На что вы живете?». Рыбаков ответил: «Пишу сценарии к фильмам». Тогда Твардовский предложил: «Анатолий Наумович, я не Крез, но вот вам моя сберкнижка. Как только вам понадобятся деньги, снимайте, сколько хотите!». Где еще вы видели такого редактора? Рыбаков, естественно, от денег отказался… Твардовский никогда свой поступок не афишировал, его дочери узнали о нем только из «Романа-воспоминания» Рыбакова.
— До встречи с Анатолием Наумовичем вы были женой Евгения Михайловича Винокурова. Замечательный был поэт, к сожалению, недооцененный. Где-то я прочитал, что он с горечью говорил: «Неужели я буду известен только по песне «Москвичи»? («В полях за Вислой сонной лежат в земле сырой Сережка с Малой Бронной и Витька с Моховой…»)
— Я этой фразы не знаю. А вообще Винокуров был от серости молодых людей, стремившихся в поэты, в отчаянии. Он вел семинары в Литературном институте и иногда спрашивал: «Вы стихи Ярослава Смелякова знаете?».
«Нет, — говорят, — не знаем». Не знали ни Мартынова, ни Слуцкого — никого!
— У вас дети были с Евгением Михайловичем?
— Дочь — очень хороший критик, защитила докторскую диссертацию, живет с мужем в университетском городке под Чикаго.
— Где вы учились, Татьяна Марковна?
— Я окончила редакторский факультет Полиграфического института. Одно время работала дома, а потом, несмотря на то, что я беспартийная и еврейка, меня взяли на радио, на иновещание. Там много талантливых ребят работало, в том числе и Юра Визбор, с которым я дружила. Потом он ушел в звуковой журнал «Кругозор» и перетащил туда меня. Там я проработала долгие годы, пока Толя не попросил меня бросить работу и редактировать роман «Дети Арбата», который он тогда писал.
— У Анатолия Наумовича в метрике — другая фамилия, верно?
— Анатолия Наумовича часто спрашивали: Рыбаков — это псевдоним? Нет, это не псевдоним, это фамилия его матери. С отцом Толи она развелась, поскольку характер у того был довольно тяжелый. Хотя был он великолепным инженером, придумал, например, способ перегонки спирта из картофеля. Фамилия его была Аронов, муж и воевал как Аронов, и судимость сняли с него как с Аронова. Но, написав «Кортик», он понял, что если подпишется фамилией отца, от НКВД могут последовать неприятности. Поэтому и подписал свой первый роман фамилией матери: Рыбаков. Еврейские фамилии часто образовывались от профессии: кузнец, рыбак и тому подобное.
— Хорошо. Сколько детей было у Анатолия Наумовича?
— У него было два сына, один, Александр, умер еще при жизни отца. А второй сын, Алеша, живет в Германии, свободно говорит на нескольких языках, полиглот. Написал замечательную, даже гениальную книгу, но читать ее трудно, слишком она сложна. Роман вышел за подписью Алексея Макушинского, это фамилия его матери. Были восхищенные рецензии: автор, мол, наследник Пруста и т.д. Но большим писателем, как отец, Алексей пока не стал.
— Как складывались отношения вашей дочери и ее семьи с Анатолием Наумовичем?
— Отлично!
— Писатель Рыбаков знал себе цену?
— Да, цену себе он знал. На одной из читательских конференций он объяснил успех «Тяжелого песка». А успех был, ведь книга переведена в 26 странах! Толя говорил, что многие книги начинаются с жизни в гетто. А у него показана мирная довоенная жизнь, любовь, страх: можно жениться — нельзя жениться: она — дочь сапожника на Украине, он — сын швейцарского профессора. Люди успели к ним привыкнуть, полюбить их, проникнуться их бедами, горестями и так далее. И вдруг эти люди попадают в гетто. И когда убивают всю семью, читатель не может относиться к этому равнодушно. Понимаете? А о его романе «Дети «Арбата» можно говорить часами. Этот роман издан более чем в 50 странах!
— Сейчас, я слышал, ставят многосерийный телевизионный фильм по роману «Тяжелый песок»…
— Сценарий написал известный драматург Леонид Зорин. Он настолько сложен, что несколько очень хороших режиссеров отказались его ставить: «Мы не знаем, как с этим справиться». Принял сценарий к постановке режиссер Дмитрий Боршевский. Ядро сценария — роман «Тяжелый песок», а вокруг него крутятся другие романы: «Дети Арбата», «Страх». И третья орбита — это наши с Толей отношения. Всё время идут закадровые голоса Толи и Тани, то есть артистов, играющих нас с мужем.
Но раньше, чем этот фильм, на экраны выйдет 16-серийный фильм «Дети Арбата», который снимает режиссер Андрей Эшпай, сын известного композитора, тоже Андрея Эшпая, написавшего музыку к ставшей народной песне на стихи Винокурова «Москвичи», о которой мы говорили.
— Как вы относитесь к писателю Солженицыну, Татьяна Марковна?
— За «Архипелаг Гулаг» ему памятник надо поставить. А «Один день Ивана Денисовича»! А «Матренин двор»! Все эти вещи, кстати, в «Новом мире» редактировала Ася Берзер. Двухтомник Солженицына «Двести лет вместе» я не читала, говорят, антисемитская книга.
— Антисемитизм задевал вашего мужа?
— Конечно, хотя на себе он его не чувствовал — так он и ответил одному интервьюеру. Толя ведь с первого дня был на фронте и говорил: «Я не представляю себе, кто бы мог подойти ко мне и сказать: ты, такой сякой, просидел всю войну в Ташкенте…». Правда, Распутин позволил себе лягнуть Рыбакова: «Лучше бы Рыбакову писать о Кагановиче, чем о Сталине». На что Толя ответил: «Писатели редко дают друг другу советы, о чем писать. Пушкин и Гоголь — исключение. Тем не менее, я бы посоветовал Распутину писать о Пуришкевиче. (Одном из лидеров черносотенной организации «Союз русского народа» — В.Н.)».
Рыбаков пользовался большим уважением писателей. Он создал и был первым президентом российского ПЕН-центра, председателем приемной комиссии Союза писателей, возглавлял несколько комиссий по литературному наследию и так далее. Он дал рекомендацию в СП Льву Эммануиловичу Разгону, просидевшему 15 лет в сталинских лагерях и написавшему замечательную книгу (цикл рассказов) «Непридуманное». И принял Разгона в СП вне всякой очереди! Однако из председателей приемной комиссии его уволили за то, что он отказался подписывать письмо об исключении из Союза писателей того же Солженицына. Видите, круг замкнулся.