Роман Сенчин

В свое время Маяковский вывел выразительную формулу: «любовная лодка разбилась о быт». Почти сто лет спустя ее-то и уточнил невеселый парень Роман. По Сенчину, быт разбивает не только любовные лодки. Он без разбора крошит направо-налево и парусные судна карьеры, и горделивые яхты юношеских мечт… Сенчин стал рисовать быт. Картинка получалась вульгарной от серого цвета… «Где другие цвета?» — возмущалась толпа. «Другие, — осматривался задумавшийся было автор, — не вижу». Но главное — в картине начисто отсутствовала динамика.

— В реальной жизни, которой я живу и которую наблюдаю, в ней какие-либо события происходят настолько редко… А в основном это быт, ежедневно повторяющиеся дела, и я пытаюсь в своих вещах показать этот людской быт и не стараюсь форсировать события. Многие пишут так: у человека произошло какое-то событие, и он совершенно меняется. А человек меняется очень медленно; чтобы это показать, нужно эпопею писать.

Но Сенчин не стал писать эпопей. Его первая книга бьет крохотными зарисовками на фоне литературного кювета: полуфразы, обрывки строк забытых поэтов, глупые ссоры, рваные денежные банкноты… Герою Сенчина плевать на поступки (вероятно, из-за нелюбви к бессмысленным действиям) — он поражает своей статичностью. «Нестатичность» героя оборачивалась боком уже самому автору.

— Все замечают этого человека от первого лица, Романа Сенчина, который доходит там вплоть до того, что насилует девушку, которая ему нравится, за компанию с друзьями… (Рассказ «Первая девушка». — Д.С.)

Я представил, что человек попал вот в такую ситуацию и как он будет себя в ней вести. Меня приходили бить в Литинститут за этот рассказ.

— По морде дали?

— Нет, там удалось разобраться как-то.

— Словами?

— Ну нет. Сумел, так сказать, за себя постоять… с помощью и своих однокурсников. Кстати, и нацболы ранние приходили…

— И чего хотели?

— Ну как. «Туркмены и ты вместе с ними там насилуете девушку… русскую».

Сенчин выходит таким новым люмпеном. Ни от кого в принципе не зависит, никому ничего не обещал… Он вроде как и вне социума. У Венедикта Ерофеева по этому поводу было сказано: «Я остаюсь внизу и снизу плюю на всю вашу общественную лестницу. Да. На каждую ступеньку лестницы — по плевку…». Сенчин тоже «внизу», равно как его герои. Но его позиция лишена этого «плевка». Даже ко всяким литературным группировкам он холоден. Модный сейчас нон-фикшн — для него просто литературный прием. К определению «молодой писатель» эпохи нового реализма тоже относится без особого энтузиазма.

— Вот ты не раз выступал с таким понятием, как новый реализм, определяющим для себя. В чем он вообще заключается?

— Термин «новый реализм» ввели еще до меня — есть такой критик и писатель Сергей Казначеев. Но он определял его как синтез реалистического и такого фантастического-фантасмагорического, на каком-то стыке реализма и постмодернизма… А мне близка теория Сергея Шаргунова, что новый реализм — это такой жесткий реализм, описывающий просто нашу действительность. И если должен быть вымысел, то это вымысел такой… правдоподобный. Даже если писать какую-нибудь гротескную ситуацию, в это должно вериться.

У Сенчина особое отношение к своему творчеству, предельно немеркантильное. Он много пишет — мало опубликовывает. Две последние книги («Минус», получивший премию «Эврика», и роман «Нубук», напечатанные в издательстве «Эксмо») не особо жалует. Непонятно зачем пишет пьесы — почти никуда не относит. Говорит, что ленится. Хотя, я думаю, боится продать действительно свой, настоящий текст. Зато любит первую, «мясную» книгу рассказов, ту самую, с которой все началось, которую писал много лет: до Москвы, после армии, во время учебы в Литинституте. Издательство «Пик», с десяток рассказов, «трогательных и сильных», смешной тираж. Три, что ли, тысячи. Хотя сегодня все тиражи смешные…

— Слушай, пройдет время… Что из Романа Сенчина будут проходить в школе?

— (Долго молчит.) Лучшее, на мой взгляд, что я написал, — это рассказ «Сегодня как завтра». Рассказ этот… он о молодом рабочем, который работает на заводе, но не получает за это зарплату. Ну, там этот рассказ помечен определенным годом… В принципе и сейчас ничего не изменилось, как я вижу, приезжая на свою родину, люди так же и продолжают работать почти десять лет — на что-то надеяться. И в этом рассказе я как-то попытался это показать…

Рома, я заметил, вообще такой писатель — любитель показывать-рисовать. Никаких моралей. Только мольберт и десяток засохших кисточек.

— А такая ситуация. Человек никогда в жизни не читал Романа Сенчина. Он не знает, кто он такой, сколько ему лет, из какого поколения и как он вырос. Человеку надо объяснить, кто ты такой. Какой рассказ ты ему дашь?

— Не знаю… Наверно, рассказ «Афинские ночи» бы дал… Там показаны именно люди моего поколения. Их отношение к жизни. А вообще я сталкиваюсь с такой проблемой, именно внутренней, что мои рассказы устаревают, и даже очень сильно. Потому что я пытаюсь схватить какое-то определенное время, даже там деньги, цены, еще что-то, само собой главное — типы, но я не могу переделывать их дальше и дальше. Это именно типы конца девяностых годов.

— А что сейчас?

— Сейчас появились такие выражения: «корпоративные интересы», «корпоративная этика». И вот хотелось бы посмотреть на эту жизнь. Я вот так пытаюсь, конечно, ее изучать, но это очень сложно. А если я начинаю так, по-настоящему выдумывать, тогда я сам это как-то бракую.

— «Головоломка» на эту тему получила Нацбест, что ли…

— Ну, там другое. Я вообще не сторонник экстремальных всяких ситуаций и тому подобного. Я хочу… То есть, я думаю, почти все мои вещи — это вещи о Среднем.